Дыши

Бороться с самим собой бессмысленно. Это все равно что жестко проигрывать, но в итоге оставаться в выигрыше. Соперник не уступает тебе ни в уме, ни в силе, потому что ха-ха, какая очевидность, твой соперник — это ты сам. Хэ Тянь давно не борется с собой. Хэ Тянь давно все принял, Хэ Тянь умный парень, он знает, что сопротивляться — биться головой о бетонную стену, которая никогда не рухнет, ни при каких обстоятельствах, как бы сильно ты об нее ни колотился. Только голову расшибешь, будь здоров. А вот Рыжий сопротивляется. Всегда, везде и при любых обстоятельствах. Потому что иначе Рыжий не был бы Рыжим. Потому что таких, как Рыжий больше нет и никогда не будет, Хэ в этом уверен, как, например, в том, что солнце садится на западе. Рыжий не экспонат кунсткамеры и не восьмое чудо света. Мо — это огонь в чистом виде, палящее, рыжее пламя. Мо — глоток воздуха в смрадном мегаполисе, когда дышать просто нечем, когда кажется, что задыхаешься, будто пережимает трахею, легкие и ты вот-вот перестанешь дышать. А потом ты видишь рыжую макушку, раздраженно поджатые губы — и все, отпускает. Дыши, парень. И Хэ Тянь дышит. Он смотрит в янтарные глаза напротив, которые прожигают, словно спицами впиваются в его зрачки. Дышит и смотрит. — Подойдешь ближе — уебу. Рыжий скалится, рычит. Острые скулы охватывает румянец. Душащий, горячий. Наверняка и кожа у него сейчас такая же — обжигающая. Хэ Тянь делает шаг вперед. Рыжий вжимается в стену, стискивает кулаки. Хэ упирается ладонями у него над головой. Капкан захлопнулся. Но попался ведь не только Рыжий, вот же каламбур. В ловушке оказались оба. — Уеби, — тихо говорит Тянь. Рыжий вздрагивает. Зрачки сокращаются в радужке, будто два маленьких сердца. Черные, как нефтяные разводы в янтарном море. В студии почти темно. Только несколько зажженных ночников, мягкий свет которых стелется по стенам. Это не интимно. Это страшно до ужаса, потому что в этой темноте Хэ Тянь не может себя контролировать и у него отказывают тормоза. С Рыжим они в принципе не работают. Мо постоянно тянет ручку стоп-крана, ломает механизмы, вышвыривает к чертям шестеренки, заменяя новыми деталями, и подстраивает под свой лад. Самое смешное, он даже не подозревает, что делает с Хэ Тянем. Невинный, неиспорченный, чистый малыш Мо. Это ведь Тянь у них извращенец. Это ведь Тяню хочется засунуть язык Рыжему в рот и вылизать, забраться ладонями под футболку, сдавить пальцы на коже, чтобы до отметин. Рыжий не двигается. Дышит часто, раздувая крылья носа, грудная клетка ходит ходуном, как кузнечные мехи, нагнетающие воздух. Он смотрит на Тяня с такой кристальной яростью, что Хэ сомневается, что такой взгляд можно подделать даже при большом желании. Но он не двигается. Дыши, Хэ Тянь. Хэ Тянь дышит и смотрит. Наклоняется, ловя губами резкий выдох, чувствуя, как чужие пальцы судорожно впиваются в футболку на груди. Хватка сильная, крепкая. Мужская, хоть он совсем еще пацан. Как и Хэ Тянь, господи. Два запутавшихся, потерянных пацана. Рыжий держит его или, наоборот, за него. Цепляется, комкает в кулаках ткань, хрустя челюстями и двигая желваками. Глаза Рыжего так близко в этом полумраке, что становятся почти темными, как горький шоколад. Мо — огонь. И он выжигает его изнутри, как пожар в прериях съедает все живое. Прутья ребер плавятся, а сердце поджаривается, словно сочный стейк с кровью. — Уебу, — повторяет Рыжий, зло выдыхая ему в губы. У него дрожат ресницы, а голос хрипнет, будто он орал несколько часов подряд. Рыжий смотрит на его рот. Хэ Тянь чувствует этот взгляд. От него затылок лижет жаром, и дрожат руки, вцепившиеся в стену. — Не уебешь, — шепчет Хэ. Тянь знает, что нет. Они проходили это не раз и не два. Хэ Тянь нагло воровал, отвоевывал и боролся за каждый этот гребаный раз. Но это того стоило, черт подери, стоило. Каждый раз Хэ Тяня словно расщепляло на атомы, крошило на молекулы, пережёвывало во вселенской мясорубке. Хэ Тянь не понимал, как еще способен собирать себя по кускам. Но правда в том, что за него это делал Мо. Склеивал, сшивал, складывал как паззл или цветную мозаику. Нахрена ему это было нужно — Тянь не знал. Лучше бы оставил раздробленного, переломанного в каждом позвонке и каждой кости. Всем было бы проще, а Рыжему в первую очередь. Но Мо не оставлял. Будто забирался ему в грудную клетку и хуярил по сердцу «оживи, кусок дерьма». И Хэ Тянь оживал. Чтобы потом снова и снова. Как сейчас. Вжиматься губами в чужие губы. Неподвижные, обветренные, раскаленные, как уголь в пиролизных печах. Хэ Тянь думает, что самовозгорание с Рыжим не кажется всего лишь научной гипотезой. — Мудачила, — рычит Рыжий прямо ему в рот. Они дышат рвано, разгорячено, касаясь друг друга губами. Вдох-выдох-вдох-выдох. Вдох-вдох-вдох. Дыши, блядь, Хэ Тянь. Пальцы стискивают ткань его футболки почти до треска. — Бесишь. Рыжий тянет его на себя.

***

Хэ Тянь курит потому, что сигареты — его способ постигнуть атараксию. Хэ Тянь курит, щуря глаза от едкого дыма, пропитываясь этим дымом, чтобы очистить пусть не тело, но мысли. Однако даже эта атараксия не работает, когда он видит Рыжего, когда он слышит Рыжего, когда, черт подери, чувствует, хоть и не видит. И вот это уже клиника. Никакое равнодушие и хладнокровие не спасет, когда всполохи рыжих волос маячат в толпе. Хэ Тянь легко спрыгивает со скамейки и несется в эту толпу. Уворачивается от чужих рук и голосов. Сердце колотится в грудной клетке, выстукивает особенный ритм. Ритм специально для Рыжего. Оно не звучит так ни для кого больше. Какой же ты придурок, Хэ Тянь. Рыжий озвучивает мысль вслух, когда Хэ ловит его в кольцо рук, на миг прижимаясь со спины, зарываясь носом в колючие волоски на затылке, затягиваясь его запахом, слаще запаха любимых сигарет. Рыжий пахнет слаще всего на свете. Хэ Тянь удерживается от того, чтобы прикрыть глаза. Успевает увернуться от острого локтя, прицелившегося ему в живот, и обнимает Рыжего за плечи, усмехаясь. — Привет, Рыжик. — Задолбал подкрадываться, — ворчит Рыжий, пряча руки в карманы. — Я скучал, — шепчет Хэ Тянь ему на ухо. Прищуривается, ухмыляясь, когда Рыжий краснеет и закипает. Вот-вот из ушей пойдет пар. Рыжий заполошно осматривается по сторонам. Конечно же, все смотрят. Потому что Хэ Тянь рядом. Они всегда смотрят, куда бы Тянь ни пошел. Это порой так бесит, что Хэ желает стать другим человеком. Но он заложник собственного образа, от него не так легко избавиться, если выстраивал его годами. — Отвали. Рыжий не огрызается. Просит, заглядывая в глаза. На секунду льнет всем телом, прижимаясь теплым боком и локтем, когда толпа, словно живой организм, вынуждает их находиться ближе друг к другу. Ненавижу, когда на меня пялятся, словно я обезьяна в зоопарке. Хэ Тянь хмурится, но кивает. Убирает руку и отступает. Пальцы Рыжего благодарно сжимают его пальцы, а потом так же быстро исчезают. Тянь стискивает их в кулак, чтобы сохранить тепло мимолетного прикосновения.

***

Они не в отношениях, не встречаются или как там еще девчонки это называют. Девчонки вообще любят всему давать названия. Им так легче, спокойней, так они держат все под контролем. Девчонки Хэ Тяня считали своим долгом держать под контролем и его. Но нельзя держать под контролем ветер и то, что контролю изначально не подлежит. У Хэ Тяня не было заводских настроек, отвечающих за моногамию, верность и прочую хероту. Рыжий не хотел его контролировать. Рыжий хотел, чтобы он отъебался и наконец оставил его в покое. Он говорил «сдохни, придурок» вместо «я скучал» и «отвали, мудачила» вместо «поцелуй меня еще раз». Они не целовались в нормальном смысле. Слово «нормально» вообще не подходило к ним. Они истязали друг друга губами и руками, чтобы до синяков и кровоподтеков. Очередная проверка, кто сильнее. Хэ Тянь не понимал, проигрывает он или выигрывает, потому что этот соперник был непредсказуемым. Огонь вообще очень непредсказуемая штука. Рыжего тоже нельзя было держать под контролем. Хэ Тянь не знал, чего от него ожидать. Ударит в лицо или будет вгрызаться в губы, пошлет к чертям или прижмется до ненормального сильно, когда Хэ Тянь затащит его в какой-то пустой класс. Рыжий — чертова головоломка, сложная логическая задачка и плевать, что в самом Мо логичности хренов ноль. Они не в отношениях и не встречаются, но Хэ Тянь чувствует, что уничтожит любого, кто посмеет ему навредить. Даже если это будет он сам.

***

Хэ Тянь знал, что рано или поздно это произойдет. Вопрос времени был лишь когда. Хэ Чэн приходит к нему утром перед школой. — Слышал, ты завел себе нового песика. Тянь стоит, оперевшись поясницей о столешницу. У него скрещены руки и лодыжки, но это слабая защита под проницательным, сканирующим взглядом Чэна. Он хмурится, хотя понимает, что не должен. Безразличие сейчас его главный (единственный) козырь. Но если дело касается Мо, все всегда идет наперекосяк. Его козыри превращаются в бесполезную картонку, сделанную из вторсырья. — Мы друзья. Это глупое вранье. Хэ Чэн здесь, потому что все знает. Он знает о них. Опять же — это было лишь вопросом времени. Чэн приподнимает брови над темными глазами. Примерно такого цвета обычно небо ночью перед затяжной грозой. С раскатами грома, слепящими молниями и ревущим ветром. — В курсе, — ровно отвечает Чэн. Выражение его глаз и лица не меняется. Хэ Чэна нелегко прочесть. Скорее, невозможно. Хэ Тянь устало вздыхает и трет лицо ладонями. — Что тебе нужно, Чэн? — Ты знаешь. Тянь хмыкает на быстрый ответ. Усмехается, но натянуто, не естественно. Эта усмешка набивает оскомину. — Нет, не знаю. Он врет, но его совесть абсолютно чиста. Потому что Чэн и так все осознает. — Забудь о парне. Воздух будто враз покидает легкие. Тянь впивается пальцами в упругое дерево. Он ждал этого. Ждал с самой первой секунды, когда осмелился подумать, что у него все может быть нормально, как у обычных людей. Но у Тяня никогда не будет нормально. Он будто все время раскачивается на весах, у которых нет золотой середины. Вечно на грани, вечно в ожидании неизбежной, глобальной катастрофы. Если ты родился в семье Хэ, не стоит надеяться на что-то другое. И он ждал, да. Но менее паршиво от этого не становится. — И это не просьба, — добавляет Хэ Чэн, когда Тянь молчит. — Ты представляешь, что будет с нашим отцом и его репутацией… — Мои дела никак не должны касаться отца и его гребаной репутации. — Но они касаются. Если конкуренты узнают, что его сын… Хэ Чэн затыкается, сжимая челюсти. Тишина гудит не озвученными словами. Хэ Тянь колюче смеется. Кусает нижнюю губу, до боли впивается пальцами в столешницу. — Его сын что, Чэн? А? Ну же. Давай, скажи. Ты же хочешь. Что тебе мешает? Хэ Тянь смотрит с вызовом, потому что ему уже все равно, надоело, за-е-ба-ло. Но Чэн не собирается продолжать эту тему. Она ему неприятна, противна. — Успокойся, — хмурится Чэн. Потирает пальцами лоб. Избегает скользкой дорожки. Тянь фыркает устало и зло. Разминает костяшки, смотря в бледное лицо брата. — Не говори мне, что делать. Я давно не десятилетний пацан. — Но ведешь себя, как глупый пацан, — срывается Хэ Чэн, сжимая руки в кулаки. — Пацан, который делает все на зло, лишь бы напакостить и задеть. Что и кому ты пытаешься доказать, а, Тянь? Тебе скучно? Совершенствуешь способы задеть отца? Для этого тебе нужен он? Он. Чэн прекрасно знает его имя, но нарочно не произносит. Как бы намекая, что Мо — временное явление, просто очередная попытка позлить отца. Тянь для него реально глупый пацан, пытающийся привлечь к себе внимание. Он думает, что Хэ Тянь перебесится и успокоится. Но это не так. Черт. Чэн нихера не понимает. И не захочет понимать. Отец успел сделать из него свою копию: холодную, бесчувственную, отлитую из титана. — Его зовут Мо Гуань Шань. И то, что между нами происходит, не касается ни тебя, ни отца. Если у тебя все, Чэн… — Ты думаешь, что ты до хрена взрослый и самостоятельный, да, брат? Тогда научись нести взрослую ответственность и понимать, что любые поступки имеют свои последствия. — Я и несу, — сквозь зубы цедит Тянь. — Ты понесешь ответственность, если с рыжим пацаном что-то случится? — Тронешь его… — Я не буду трогать его, — раздраженно выдыхает Чэн. — Расслабься. От моих рук он не пострадает, клянусь. Но отец не будет таким понимающим. Ты же осознаешь это, Тянь. Я пришел не для того, чтобы угрожать тебе и твоему… — Шаню. Его зовут Шань. Господи, Чэн. — Я пришел, — произносит с нажимом, игнорируя последнюю фразу Тяня, — чтобы предостеречь. Держись от него подальше. Если не ради себя самого, тогда ради него. Хэ Тяню хочется громко и истерично рассмеяться. Чэн выглядит так, словно каждое слово ядовитым скорпионом жалит ему язык. — Что за ванильная чертовщина? — все же измученно усмехается он. — Это все, что ты смог придумать? — Это все, о чем ты должен помнить, — твердо отзывается Хэ Чэн. — Будь взрослым не только на словах. Ответственность, брат. Иди ты, брат. Оставьте меня уже, черт подери, в покое. Хэ Тянь ничего не отвечает. Чэну его ответ и не нужен.

***

Вечер подкрадывается незаметно. Хэ Тянь как раз докуривает сигарету и небрежным щелчком отправляет ее в урну, когда солнце мажет облака последними лучами и прячется за горизонтом. В воздухе пахнет выпечкой и горячей пищей. Хэ Тянь откидывается на скамейку, прячет руки в карманы куртки. Ежится. Хотя ему ни черта не холодно. На улице весеннее, ласковое тепло. Рыжий опускается рядом с ним. Устало ерошит волосы, хмурится. Мельком скользит по Тяню взглядом. Несколько минут они просто молчат, разглядывая редких прохожих. Хэ надоедает играть в молчанку первому. — Чего хотел? — спрашивает он, поворачиваясь к Рыжему. Мо хмурится сильнее, поджимая губы. Шаркает подошвой кеда по бетону, складывает руки на груди. Хэ Тянь не кидает колючее «соскучился, малыш Мо», потому что будет пиздец. Ему и так херово. Рыжему, наверное, тоже. Вот, даже смс-ку прислал: «где шатаешься, мудоеб». Тянь будет скучать по этому. Блядь. Он будет скучать по Рыжему. Диафрагма сжимается, будто кто-то хочет, чтобы он выплюнул сердце через рот. — Ничего не хочешь мне рассказать? — вскидывает на него глаза Рыжий. Он зол, раздражен и взволнован. Он уязвим. Черт, Хэ Тянь и не думал, что Мо можно хоть чем-то задеть. Мо казался таким закаленным кучей дерьма, что Хэ наивно предполагал, что у того стальная броня. Но нет. Хэ нашел брешь и ударил прямиком по ней. Лучше бы он эту брешь не находил. Тяню стоит огромных усилий сохранять спокойствие. Он вымученно улыбается. Даже губы болят. — А должен? — Не прикидывайся, — рычит Рыжий. Он заводится с полуоборота. И говорил же «будь спокойней, Рыжик». Но Мо редко прислушивается к советам, особенно если их шепчут в перерывах между поцелуями. Внутренности Тяня словно поливают кислотой, когда его окатывает воспоминаниями. Вот бы выжечь их из своей головы. Но это было бы слишком просто и нечестно. Рыжий заслуживает, чтобы о нем помнили каждую секунду, пусть это и будет охуеть больно. — Говори как есть, Шань. О чем я должен тебе рассказать? Усталость давит на плечи бетонной плитой. Хэ Тянь горбится, облокачиваясь на колени. — Ко мне приходил твой брат. Рыжий никогда не любил церемониться. Всегда рубил с плеча, не задумываясь, стоит ли подождать, подготовить почву или подобрать момент. Нет. Это было не о малыше Мо. Хэ резко выравнивается, заглядывая Рыжему в глаза. Янтарное море. — Что он хотел? Тянь должен был просчитать это. Чэн всегда перестраховывается. Он не поверил, что смог до конца убедить Хэ Тяня и поперся к Рыжему. Конечно. Именно так он и поступил. Мо смотрит на него. Янтарное море бушует раздражением, почти выплескиваясь за края радужек. — Того же, что и от тебя. Поэтому бегал от меня весь день? Хэ опускает веки и роняет лицо в ладони. Глухо рычит сквозь сжатые зубы. Чэн не имел права. Блядь. Тянь сделал то, что он хотел. Но не совсем — подсказывает внутренний голос. Потому что Хэ все равно примчался по первому зову Рыжего. И не мог ведь по-другому. Чэн просчитал и это. — Я послал его на хер, — звучит над головой Тяня. — Ты — что? Тянь неверяще пялится на Рыжего. Смотрит в это упрямое, бледное и решительное лицо. — Послал на хер, — услужливо повторяет Мо, двигая челюстями. — Ты идиот, малыш Мо. Ты даже не представляешь… — Так ты просвети, — цедит Рыжий, подаваясь вперед. Они соприкасаются бедрами и коленями, но Мо не дергается и не отодвигается, как обычно. Хэ Тянь не знает, что ответить. Я не хочу втягивать тебя во все это? Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось по моей вине, потому что я, тупой слабак, не смог держаться подальше, хотя должен был? Должен был, дьявол его дери. — Шань, — он почти умоляет. Не трогай это. Не надо, не лезь. Потому что брешь в броне Хэ Тяня — это Рыжий. Брешь такая огромная, что в нее можно попасть с завязанными глазами. — Нет, Тянь. Ты все расскажешь и мне похуй, что там заливал твой братец. Все, понял? И только попробуй напиздеть. — У тебя в кармане есть детектор лжи? — горько усмехается Хэ. Рыжий сердито хмурит брови. Тянь удерживает руки при себе. Морщинку между бровями хочется разгладить. Мо часто хмурится. Чересчур часто. Он должен улыбаться, а не думать об уебке Тяне и его ненормальной семейке. — Заткнись. Я пойду переоденусь, а ты жди здесь. И не вздумай сбегать. Только сейчас Тянь замечает. Рыжий выскочил прямиком в рабочей форме. Наверное, ждал, когда Хэ появится, поглядывал через окно на улицу, высматривая его. В груди становится горячо, будто пылающей лавой на легкие и сердце извергается вулкан. Рыжий ждал его. Боялся проворонить, а когда Хэ все же пришел — выскочил на улицу, чтобы не сбежал. Ты мудак, Хэ Тянь. Ты не заслуживаешь даже ногтя на его мизинце. Но сумасшедшая мысль, что он мог достаться кому-то другому заставляет захлебываться яростью. Мудак и собственник. — Как скажешь, малыш, — отвечает Хэ, дергая уголком рта. Рыжий бесится долю секунды, а затем резко осматривается по сторонам. И когда убеждается, что случайных свидетелей нет, притягивает Тяня к себе за грудки. — Не сбегай, Хэ. Ладно? Но ответить так и не позволяет. Сухо прижимается губами к губам Тяня. А после подрывается на ноги и несется прочь маленьким смерчем. Хэ ошалело смотрит на опущенные плечи, ощущая, как полыхают губы. Мо впервые поцеловал его сам, по собственной воле и инициативе. Ладно, не поцеловал. Впечатался в его рот, словно боялся передумать. Или это было гарантией того, что Хэ точно останется. И Тянь, черт подери, остается. Рассеянно ведет пальцами по губам, хмыкает и качает головой. Его малыш Мо. Огонь в чистом виде. Хэ Тянь все еще думает, что не заслуживает его, когда откидывается на деревянную спинку скамейки, задирая лицо к небу. Он понимает, что правильно будет уйти. Правильно будет оставить Рыжего в покое и безопасности, переставая руководствоваться своими эгоистичными потребностями. Тянь понимает это. И Рыжий тоже понимает, но почему-то не отпускает. Намного проще было бы, если бы отпустил. Но «просто» это вообще не о них, правда ведь? Мо — глоток свежего воздуха в смрадном мегаполисе. Мо — глоток свежего воздуха во всей чертовой жизни Хэ Тяня. И Тянь позволяет себе маленькую слабость напоследок. Он дышит.