Все можно отразить, кроме судьбы

Укрощающий драконов ждал, что легко отыщет принцессу, закинет ее на плечо, отведет в свое племя, скажет вождю: «Смотри, властительница земли и мать моего народа, у меня есть жена, чье имя защитит нас от чужестранцев с гладкими, блестящими мечами; смотри, кровь от крови моей, плоть от плоти моей, как я стану тебе достойным приемником, лучшим вождем, что знал мой народ, что носила наша плодородная земля». Укрощающий драконов ждал, что принцесса покорится, опустит голову, примет его дар и безропотно отдастся на милость победителю; что глубокое черное, чернее беззвездной ночи в горах, подземелье, пахнущее плесенью и сладковатым перегноем, осточертело ей, опостылело и она рада будет выбраться на волю, где свежий ветер и цветуще-зеленая листва на деревьях. Укрощающий драконов ждал, что люди встретят его, как обыкновенно встречали его мать: с почтительным восхищением в глазах, с готовностью служить и прислушиваться — он ведь добыл принцессу, гарант спокойствия его племени и процветания его рода, ту, которую до него не добыл ни один заморский король, ни один принц, ни один вождь. Он ждал, что подземелье будет сложно, судьба — благосклонна, а принцесса — стоящая своей репутации. Принцесса тоже его ждала — тяжелый меч робко тренькнул в ее умелой руке, и в могучую грудь укротителя уперлось блестящее жало. — Два дня — это даже не рекорд, — разочарованно выдохнула она, оглядывая его с ног до головы так, как он обыкновенно смотрел на своих драконов. — Я знавала мужей и побыстрее, — в голосе ее послышалась ностальгия, а левый глаз недобро сверкнул. — Чего ж ты здесь сидишь тогда, раз такие бравые попадались? — с насмешкой спросил Укротитель, пренебрежительно оценивая остроту ее меча большим пальцем. Принцесса моргнула тем глазом, что не был скрыт тугой повязкой, и, словно удивленная, что он не знает, махнула рукой в сторону угла более темного, чем драконье сердце. — Так вон они, — аккуратные насыпные холмики не показались Укротителю такими уж бравыми. Принцесса с сожалением вздохнула — ни к кому из них она не испытывала неприязни. Это просто был ее долг. Долг верной дочери своей страны. Укротитель сморгнул удивление: не он был здесь тем, кого в королевских землях зовут «дикарем». Принцесса ему попалась не самая разумная, не самая кроткая, но длинные, черные волосы ее, разметанные по плечам гладкими волнами, напоминали ему резвую черноводную речку родного поселения. Глубокие, неукротимые воды реки питали землю, несли жизнь и заставляли гадать, что скрывается в их глубинах. — Если не хотела, чтоб тебя спасали, повесила бы знак какой предупредительный — чего сразу головы рубить? Я, милочка, два дня на эту помойку убил, два дня света белого не видел и дышал гнилью — уходить с пустыми руками не собираюсь. Ты либо пойдешь со мной добровольно, либо я потащу твое бессознательное тело — мне все одно. А ты уж выбирай. Извиняй, конечно, что заявился, когда ты гостей не ждала… — О нет, тебя я ждала. Уже столько времени жду: как часы на старой башне в столице моего королевства пробьют двенадцать, пойдет седьмой год, — ответствовала Принцесса, и все черты ее заострились. Теперь облачение ее, тяжелые причудливые доспехи, каких Укротитель в жизни не видывал, стали с ней словно единым целом. Он не знал, что заморские принцессы носят платья, и никакого разочарования ее воинственный вид ему не принес. А желание похоронить тех, кто явился тебе помочь, только прибавило ей в глазах Укротителя шарму. Сумасшествия иноземцев всегда были ему любопытны; каждого, кого он повергал в поединке, он допрашивал долго и пылко — он много всего хотел знать о тех, кто ходил под королем, а не под драконьими богами поселенцев. Принцесса же, с ее острым противящимся мечом и взглядом разъяренной медведицы, понравилась бы вождю — вождь бы понял, что такую строптивицу не просто добыли, а завоевали, победили. Кто укротил женщину, может править целым народом. — Ты семь лет в этой медвежьей берлоге живешь? А нас дикарями зовете, — насмешливо заметил Укротитель. Ему польстило, что Принцесса решила ждать именно его, но он не стал спрашивать — может, она просто ждала достойного. — Замолчи! Ты и есть дикарь. Тебе незнакомы ни честь, ни понятие долга, ни ценность человеческой жизни, — и она замахнулась. Меч просвистел над ухом Укротителя, и если бы тот не пригнулся, точно бы снес ему голову. Принцесса атаковала еще раз, и скорость ее рефлексов удивила даже опытного в бою Укротителя — она не первый раз взяла оружие в руки. И совершенно точно — не только для защиты от незваных гостей. Принцесса же думала о том, что должна сделать — довести свою миссию до конца, замкнуть этот долгий круг смертей. Она пробовала противиться судьбе, что в день Великого Пришествия наворожила ей Ведьма, противиться добровольному заточению в подземелье: отказавшись от нежных платьев и литых украшений с переливистыми камнями, сама выковала себе тяжелый меч, выбрала путь воина, и столько драконов пало от ее руки, что народ прозвал ее Несущей погибель. Но скольких бы огнедышащих она ни убила, Укротитель все не приходил. И тогда она покорилась. Шесть лет, долгих, мучительных, она провела здесь, не видя солнца, не вдыхая свежего воздуха, лишь для того, чтобы он, наконец, явился. Ведьма сказала ей, что он придет, но не сказала — когда, как не открыла ей и того, что придут и другие, невинные. И все-таки, даже когда первый из них ступил в подземелье, чтобы забрать ее, и в ярких глазах его она увидела лишь добро и свет, она не дрогнула — сама выбрала свою судьбу без всяких ведьминских наставлений. Это подземелье, с каждым днем делающее гостью все больше частью себя, не было ей тюрьмой, в любой момент она могла бы уйти. Но тогда не дождалась бы этого часа, не дождалась бы момента, когда свершится праведная месть. Принцесса избрала добровольное заточение, чтобы мир полнился слухами, чтобы молва разносила сказание по четырем морям и пяти королевствам, чтобы слово о ней слышалось даже в стране дикарей, дышащих одним воздухом с драконами. Наконец ее ожидание было закончено — он пришел, чтобы спасти ее от заточения. Не земного — долга хранительницы своего народа. Он пришел, чтобы встретить смерть и освободить ее от оков судьбы. — Семь лет назад мальчик пришел в город на границе двух земель. А за ним пришла и смерть. Она пролетела по моему королевству как чума, и глаза ее сверкали драконьим огнем. Мальчик пришел и привел с собой Темного дракона, чтобы он уничтожил его врагов, чтобы стер с лица земли мое королевство. Но мальчик ошибся: люди, преисполненные верой, восстали против дракона, и грозное существо не смогло одержать верх. У многих оно забрало жизнь, у еще больших — надежду, но все равно проиграло, как проиграл и его провожатый. С тех пор я ищу того мальчика, чтобы сказать ему, что все его чудовищные злодеяния были напрасны, чтобы сказать, что мое королевство стоит ныне и пребудет вечно. И теперь ты пришел, чтобы услышать это от меня. Ты пришел, чтобы расплатиться за свои грехи. Я ждала, Укротитель. Выпад пришелся на его правую руку — на рыхлую стену подземелья брызнула кровь. Укротитель поморщился, но боли не почувствовал — слова ранили сильнее. В сердце его затеялась нешуточная схватка: инстинкт сражения, желание славной битвы с достойным соперником, так отличающимся от свирепых, но неразумных драконов, и великое, стихийное сострадание к Принцессе, ставшей лишь спицей в могучем колесе Судьбы. Он ушел от следующего удара, отступил на два шага и взглянул на нее, защитницу и хранительницу своего народа. Он не увидел в ней своих амбиций, своего тщеславия, своей гордыни и хвастовства, но увидел ту, кого можно поставить перед людьми и сказать: «Глядите — теперь она ваш вождь. Глядите и знайте, что она убережет вас от бед». Укротитель пригнулся к земле, метнулся в сторону противника, обернулся вокруг своей оси и мощным жестом вдавил Принцессу в стену, поймав меч свободной рукой в драконовой перчатке. — Ты чего мелишь, милочка, спорами грибов надышалась? Того дракона, напавшего на твое королевство, помню, было такое. Так я его приручил. Этот гад сильным оказался — разрушили мы с ним несколько поселений, но кто ж знал, что битва такой тяжелой будет. Не было времени его в поля уводить… Ты б радовалась лучше, что я там был — в ваши земли ни один уважающий себя поселенец не сунется. И я не сунулся бы, но Ведьма заставила. Иди, говорит, судьба твоя там начнется. И началась же: тот дракон был первым, кого я укротил. Столько памяти от него осталось. Смотри, — Укротитель сдвинул ворот своего жилета, тут и там обвешанного памятными реликвиями: драконьими зубами, костяшками, редкими побрякушками, чужеземными монетами, — и Принцесса заметила розовую полоску шрама, тянущуюся по всей шее и исчезающую в светлых волосах. Когда давление оружия на руку ослабло, Укротитель повел плечом и с готовностью выпустил противницу из железной хватки. — Какая ведьма? — заинтересованно, раздумывая, стоит ли верить дикарю, спросила Принцесса. Мир вдруг перевернулся для нее с ног на голову, и вся правда, за которую она могла зацепиться — старая знакомая Ведьма, что ворожила и пророчила в ветхом доме глубоко в лесу на границе стран. Говорили даже, что и на границе миров. — Да глуповатая такая, с круглыми глазами. В лесу живет, лекарства моему народу варит. А что, знакома она тебе? — подозрительно прищурившись, выведывал Укротитель. — Знакомеца. Судьбу, говоришь, указала? — Укротителю показалось, что смешинка спряталась в уголке губ Принцессы, и она вмиг преобразилась. Будто тяжелая ноша упала с ее плеч, и витиеватые латы теперь были ей не к лицу: вдруг ее нельзя было поставить на обозрение народа защитницей, вдруг она сделалась драконьей хозяйкой, которой несли дары. А Принцесса смеялась над его наивностью — он искал судьбу в драконах. Смеялась над своей глупостью — она искала судьбу в мести. Ведьма тоже смеялась, когда говорила — Ведьма знала, что дураки всегда противятся неизбежному и не теми тропами ходят. «Тех, кто от судьбы бежит, она скорее всего и находит. Не печалься, милочка, все будет, как сказано, все сложится, как задумано. Слово мое свершится, и ты узнаешь, что искала, что начертано тебе». — Кто их, эти ведьмины сказки, разберет, — махнул рукой Укротитель. — Я бы и сам все, что нужно, нашел, без ее указок, — с мальчишеским задором он потер один из клыков и взглянул на нее нагловато, уверенно. — Ну что, идешь со мной, или будешь сидеть здесь, еще семь лет солнца не видеть? — Отказать тому, кто спас ее народ, а теперь пришел и ее спасти, Принцесса не могла. Даже если бы ей хотелось, она была человеком долга. Да и не хотелось ей: скольких драконов она на своем пути убила, а приручить ни одного так и не сумела. Это кем надо быть, чтобы их приручить? Принцесса молчаливо ответствовала: вложила в руку Укротителя меч, обвела взглядом свое подземелье, шагнула, нерешительно и робко, к холмикам в черной густоте, приклонила колени и плакала горько, пока слезы не высохли. Укротитель вздохнул и вышел из земляных покоев Принцессы, чтобы оставить ее один на один, наравне с ее горем. Ждал он, пока солнце над землей не взошло и не село вновь. Едва только забрезжил рассвет следующего дня, Принцесса показалась ему на глаза. Теперь черные гладкие волны ее волос напомнили ему незамутненную, бездонную гладь озера, и Укротитель оторопел сперва, не представляя уже и вовсе, что он скажет вождю. «Это женщина из далеких земель, и она будет моей, и она будет со мной». В молчании он протянул ей ее же меч, и Принцесса отвергла его, подав в ответ белую руку. — Я думала, ты пришел, чтобы освободить меня от оков судьбы. Но ты привел ее с собой, — молвила она и улыбнулась светло, умиротворенно. Укрощающий драконов ждал, что судьба готовит ему величие. Но даже он не мог рассчитывать, что ему будет даровано так много.