***
Сколько уже рыжий парень может одёргивать свои волосы, снова и снова заправляя их назад? Осаму не знал, но ему определённо нравилось наблюдать за тонкими, бледными пальцами. Как они же перебирают струны старенькой гитары и, совсем тихо, почти шепча, слышны слова песни — они получаются скомканными и Чуе это не нравится. Всё совершенно не то — настрой, эмоции, будто всё вокруг застыло в неистовой попытке отгородиться от всего мира. И несчастный сосед по ночлегу тоже напряжён — глядит побитым волком, изголодавшимся по чему-то человеческому — нежному, тайному, но всё — лишь блажь. Осаму дотрагивается до своего предплечья в попытке понять, всё ещё ли он тут или всё разбилось вдребезги от слишком тяжёлой атмосферы. Нужно расслабиться и Осаму думает, что ему безумно приятно в темноте ночи сидеть рядом с тёплым Накахарой, будто невзначай дотрагиваться до, кажется, бархатной, такой нежной кожи на шее. Он вздрагивает и смотрит на Дазая хмуро — так, словно понял, что он касается его преднамеренно. Но — всего лишь наваждение, померкнув, ускользает мигом воспоминаний, таких же хрупких, как и этот вечер на грани отчаяния. И никто так до конца и не поймёт, от чего же? Осаму не знает, поэтому переключает выключатель в голове на друга. Если бы Чуя знал, какие его волосы тёплые, будто пряди недавно притягивали к себе лучи яркого солнца. Он знает, что у него невероятно нежный голос с какой-то— В какую жестокую игру ты играешь? Заставляешь меня чувствовать вот так, Как жестоко поступаешь, Позволяя мне мечтать о тебе, Какие жестокие слова ты говоришь, Ты же никогда такое не чувствовал, Как жестоко поступаешь, Заставляешь меня мечтать о тебе. Нет, я не хочу влюбляться, В тебя, Мир был в огне, Никто не мог спасти меня, только ты Странно, что желание заставляет глупых людей делать, Я никогда не мечтал, что встречу кого-то как ты, И никогда не мечтал, что потеряю кого-то как ты Нет, я не хочу влюбляться, В тебя, Нет, я… Никто никого не любит.*
Чуя смотрит так пристально, будто хочет прочитать на самом дне карих глаз, выведенные золотым шрифтом слова — «Я безнадежно тебя люблю». Но правда такова, что он уже давно накрепко связан с ним и любовь просто-напросто горит, клубится где-то в уголках сердца всепоглощающим пламенем — любовь, не требующая огласки, потому что трудно признаться. Даже самому себе трудно. Невыносимо. Мы ведь с ним только друзья. Друзья, когда просто вместе обнимаемся вечером за просмотром фильма, смеёмся так по-детски искренне. Дазай не знает, испытывает ли его «друг» то самое трепетное чувство. Но когда утром шатен встречает пару голубых, холодных глаз, заставляющих покрыться кожу мурашками, его мысли предаются сомнением в своей правдивости. Спустя несколько дней после морозящих кожу взглядов, неоднозначных ответов и наглых игнорирований, Осаму не выдерживает. Сдаётся, так и не веря в успех его попыток узнать правду о чувствах. Глупо, наверное, словно обиженный подросток, он пишет записку, так и не решившись на разговор, как нормальный человек. всему виной ледяной страх — выпускает когти точно по самому больному, разрывает — и забываешься, утопаешь в нерадостных мыслях. На столе остаётся лежать глупая трусливая записка: слабак — карминными буквами в сердце, в голове — пустота. Он долго решает, но его слабостью всегда был Чуя, поэтому он аккуратно подходит к кровати и целует мягко, нежно в слегка приоткрытые губы. Чуя сладко спит, провалившись в бесконечные нити сна, и не будет знать, что сотворил этот неисправимый болван. А на утро найдёт короткую записку — глупую и полную боли, на которой уже давно высохли холодные капли: «Сейчас я буду извиняться перед тобой за всё. Прости, за проведённые дни вместе. Я не должен был напрашиваться жить вместе. И вообще ничего — не должен был. Прости, я и правда слишком надоедлив и туп. Даже поговорить не смог. Осаму Дазай». А утром случается то, чего никто бы не ожидал. Это короткое сообщение на телефон, от которого золотистые буквы сверкают с новой силой и, захватывая всего Осаму счастливым состоянием, окутывает в плотный кокон защищённости.«— Я тебя люблю. Нам надо серьёзно поговорить, я правда боялся».
И всё приобретает новые краски, более яркие и насыщенные, даже если всё ещё только впереди. Рассвет наступит в их беспросветной ночи, Осаму уверен. Глупо, всё так глупо. И всё же, подростковая влюблённость та ещё заноза, зато счастливая.