Просто один (не)обычный вечер

Конкретно этот вечер не предвещал ни бед, ни радостей... Сергей Белов, известный как олимпийский чемпион и удивительной сноровки баскетболист, разглядывал представителей, что уж темнить, лучшей сборной в мире! С шумом да смехом празднующих победу, что им далась потом, слезами и кровью... Мишико и Зураб распевали, да на славу — Мишико начинал, а Зураб подхватывал, затем подпевал и Едешко раскатистым голосом, пусть и не ведал точнейших слов. Песня гласила, если верить носителям языка, об урожае, и дивном, чем как бы вела аналогию с их плодовитой победой. Белов Александр пил неподалеку, глядя так, будто они все тупые, но он их любит в каком-то смысле... Взгляд сопровождала поистине радостная улыбка, ведь парень изведал победы, победы от собственной же руки, что еще раз ему доказала — ты способен на все, пока сам живой... Модестас развалился на соблазнительно блестящем диване с пятнистым пледом для диво-удобства любой пятой, говорю прямо, точки. Его округлившиеся от сплющивания по сией поверхности ляжки выглядели расслабленными, он пел на литовском и имел честь говорить с тренером, как с другом. В честь примирения с неудавшимся шпионом были на празднике и его родственники, веселые и румяные от победы литовцы, в которых все просто влюбились, уж до того оба славные малые. Болошев изображал то, как ловко закинул мяч, Вольнов Геннадий и Анатолий Поливода просто ж стояли, Коваленко на сей момент отлучился в уборную. Радовались Григорий Моисеев и тренер Гаранжин, рассказывая истории о том, как играли во времена своей юности Ленинграде... Как вы уже догадались, стоял первоклассный шум. Сергей Белов не был против, ибо сам радовался за себя, за ребят и за сборную СССР, однако же странное чувство, рвущее его на волю, как птицу — из клетки, не давало прохода, словно тесня из наполненной праздником комнаты. Тишина... Вот, чего бы хотел Сергей. Окунуться в нее, сквозь ее громыхающее торжество ощутив все величие их Победы. Ибо тишиной лишь и можно проверить, на что способен. Только в ней истинная радость и горе, уж так он верил. Дань тишины была малой платой им за их труд, так что Сергей вышел прочь в надежде найти укромное место, почувствовать эту текущую сквозь него силу. Да... Осознать их победу молча. Их счастье. И все, что было до того пройдено. Так он вышел, наткнувшись на силуэт, что стоял у окна, такой длинный да ладный, что невозможно не заглядеться... Сергей усмехнулся от узнавания. Похоже, и Жармухамедов, воспитанник ташкентского СКА, предпочел провести празднование в тиши. Казалось бы, что у них общего?.. Один гордец, да по делу, а второй замкнут и не всегда выдается, пусть и хороший игрок, безусловно, очень даже недурной. Сергей несколько рассердился на себя, ведь не хотелось ему судить товарищей снова столь свысока, однако ж само порой прорывалось, как дырка в несносных штанах для спорта... Сергей молча подошел к товарищу, не касаясь ни гладкого плеча его, ни изящной руки. Лишь с ним вместе глядя в окно на уже воцарившуюся темную ночь, наслаждаясь ее дуновением в приоткрытую форточку. Они будто бы понимали друг друга без слов, столь разные парни, мужчины из разных стран, воссоединенные им — священным молчанием... — Славно как, — тихо молвил Алжан, ничем не оскорбив Тишину, только лишь и умаслив своим приглушенным голосом. — Что? Молчание? — спросил Сергей, лишь взглянув на него. Лишь взглянув... — Да и нет... Я скорее имел в виду наше уединение. В тишине. Как в красивых легендах с родины. — Хочешь большего? Да, Сергей был способен сказать напрямую. Он не искал окольных дорог. Особенно чувствуя столь необузданное желание... Что темнить, ведь Жар всегда был ему по вкусу, красивый своей необыкновенной, вороново-черной красотой, похожий на мрачного, но не отрицательного героя историй, что на ночь любил рассказать ему дед. Ныне же, понимая, что Жармухамедов близок ему по духу, что они оба — влюбленные в то единое торжество Тишины, что дарует Победа, он более прежнего осознавал, что желает им насладиться. А желания он свои не скрывал, вовсе ж нет. Пальцы Алжана коснулись его подбородка, нежно погладив, перешли на губы, сочным цветом сияющие, словно розовые лепестки. Сергей облизнул их, коснувшись этих самых пальцев кончиком влажного языка... — Будь смелее. Я не стеклянный. (Собственно, это и не было для Алжана открытием, ведь Сергей не белешко :D) Поцелуй не позволил себя ждать, да и целовались они просто всласть, от порыва чувств даже опрокинув какой-то столик, и чудом грохот тот не привлек ничьего внимания... Сергей откинулся на диван спиной, его светлые глаза были похожи на тающий лед. Как он обвил Алжана руками и ногами, как стал лизать его шею, глядя периодически этими невозможными глазами с призывом! — Точно не стеклянный. Как раскаленная сталь. Это сравнение ох как пришлось по сердцу Сергею. Зарычав, будто гордый вожак стаи, волк, он расстегнул рубашку, демонстрируя идеальную грудь, заодно и рубашку Алжана, и они вжались друг в друга сосками, томно дыша — экие удальцы... Сергей сам залез на Алжана на сей страстный раз. Покрывая поцелуями его грудь и живот, он слушал дивные стоны, дал свободу юго-восточному пенису... — Я особенный, — не похвастался, а лишь дал прознать Сергей. — Я — добивашка. Всегда получаю то, что хочу. Это умилило воспитанника СКА, однако же тут же он был вынужден захлебнуться стоном, ведь так его члена еще никто не касался, да еще и такими губами, а легкий щекотный тремор усов только и создавал пикантное приключения, разбавлял ласки хитрейшим разнообразием. Сергей жадно брал в рот и посасывал, языком рисовал узоры, губами не менее жарко, чем прежде рот, исцеловывал... Он был нетерпеливейшим, и, когда Алжан достал пачку презервативов, его глаза загорелись лишь только пуще. — На какой такой случай хранил? — На этот. Я знал, что так будет. Видел это во сне... Что ж, вести сии впечатлили Сергея, даже если были всего лишь шуткой. Он продолжил ублажать член Алжана, на сей раз усевшись ему на лицо роскошною попою. Поняв намек, Алжан не растерялся увесистому напору, а стал нализывать нежный, словно тяжелые шелка, вход, то кружа и елозя языком, то ненавязчиво проникая внутрь... Утробные стоны Сергея, чей рот был занят делом не менее прочего, разжигали в груди костер. — До чего ты хорош, — хвалил да нахваливал косморг. — Тебе по нраву это, не так ли? Мммф, мне... мне тоже! — он выгнул гибкую, сильную спину, за что Алжан наградил его стонами прямо же в мягкое место. Затем он натянул презерватив на пальцы, но сперва лишь на один, дабы начать с чего поменьше, и принялся за головокружительный массаж так и горящего желанием входа. — До скольки... пальцев? — спросить было непросто, ведь невозможно было не расстонаться от того бесстыдства, что явно опытный не лишь в баскетболе Серый творил своим языком, к тому же поерзывая ягодицами. — До стольки, сколько я тебе показывал, Жар, — Белов рассмеялся грешно и опасно. Неистово... Страстно... Алжан ведал этот ответ еще через сон, однако же сон не мог передать этих дивных ощущений и чувства любви, о, его становилось все больше... Как они могли не догадываться, что друг для друга созданы?.. Идеальные в сексуальной энергии и любви к Тишине, ее жрецы, столь похожие и различные, словно слившиеся в ритуале вдали от прочих... — О, ДА!!! — воскликнул Сергей, как прочитавший его мысль ведун. В нем взаправду имелось что-то да этакое, колдовское-то: эти власы черные, пронзительные глаза да жажда большего, большего... В том числе и в контексте секса. Раздались шаги — то пришли остальные нарушить их одиночество. — Что вы здесь делаете? — подивился бесстыдству первым пронырливый Мишико. — Мы ушли, потому что вы слишком шумели, — Сергей поднял голову прочь от члена, ох и открытое же недовольство сияло в его глазах! Их тактично оставили вновь, и их страсть все цвела до утра. Да плоды ее стали Любовью.