Костик.

В первый раз в жизни Сашу не волновало то, как он выглядит со стороны, проявляя себя в некоторых ситуациях нелепейшим образом. Ну и что, что никто не поймет? На самом деле, норвежец и сам себя не совсем понимал. * * * В этом году канун Евровидения проходил как-то по-особенному. Наверное, дело было в том, что каст конкурсантов был какой-то другой, более дружелюбный. За исключением, разве что, некоторых стран. Так что конкуренции и нагнетания Александр практически не чувствовал. Наоборот, мужчине удалось подружиться и побеседовать о конкурсе и не только с очень многими представителями. А если учесть, что он довольно часто проводил время с Филиппом Бедросовичем и Серёжей, которые тоже приехали в Лиссабон к этому грандиозному событию, то можно считать, что скрипач почти всегда находился в разряженной обстановке и приподнятом настроении. Но стоит заметить, что в любой большой компании чаще всего есть тот или иной человек, на котором больше всего заостряется внимание. Который, возможно, привлекает внимание чуть больше, чем остальные. Для Александра среди каста участников таким человеком был Костя Бочаров, более известный как Мэловин. Молодой представитель Украины казался не то чтобы особенным, но всё же каким-то другим. Бочаров принимал участие в этой сфере в первый раз. Ему все казалось таким большим, масштабным и неизвестным, и тем не менее, украинец совершенно не волновался. Наоборот, он вёл себя в разговоре так, будто он обычный наблюдатель, интересующийся Евровидением. Он очень много расспрашивал Сашу про всё на свете: про Беларусь и Норвегию, про игру на скрипке, про его прошлую победу и написание песен. И каждый довольно развёрнутый ответ Александра слушал очень пристально и внимательно. В тот вечер они сидели в одном из небольших кафе Лиссабона, неподалёку от отеля. С ними был так же Никита Алексеев - представитель Беларуси, и Бенжамин Ингроссо - представитель Швеции, вместе с каким-то своим представителем. Они довольно долго что-то обсуждали впятером и делились историями, но с наступлением вечера компания начала расползаться. Никита довольно сильно нервничал, по этому ушел самым первым. Он предпочитал не тратить время на пустое общение перед столь важным конкурсом. Бенжамин с членом своей команды ушел чуть позже. Их отель располагался дальше, чем отель в который заселили первую треть участников (включая Костю и Сашу), так что они хотели доехать до него к несильно позднему времени. Норвежец и украинец сидели практически до закрытия этой жалкой кафешки. Оба они отмечали то, что они обязаны были познакомиться друг с другом. Косте было интересно общаться с Александром, он считал его своеобразным авторитетом в сфере Евровидения. А Саше с Костей было просто легко. Легко и хорошо. Рыбак проводил Мэловина до левого крыла того самого отеля. Несмотря на то, что артистам дали направления в один и тот же отель, их номера находились в приличном расстоянии друг от друга, и прогулка пешим шагом от одного номера к другому включала в себя обход чуть ли не всего фасада здания. Надо сказать, что номер Кости был больше, чем номер норвежца. Такие выводы Саша сделал, заметив, что в номере нового приятеля есть балкон. Заходя внутрь отеля, Костя тепло пожал Александру руку, сказав: - Если честно, то я бы очень хотел послушать твою живую игру на скрипке. * * * На часах было ровно пол второго ночи. Сердце в груди норвежца колотилось с бешеной скоростью, руки дрожали как осенняя ослабевшая листва, а разум упорно воевал с сердцем, в надежде понять, кто из этих двоих органов заставил ноги притащиться сюда в этот час. Но тем не менее, Александр все же провел смычком по струнам скрипки. Он бесконечно волновался и метался в сомнениях, на ходу вспоминая ноты баллады, которую играл в последний раз года два назад, а может и больше. Им двигало какое-то странное желание, которое он очень давно не испытывал. Саша понятия не имел, что он о нем подумает. Но он точно знал, что сегодня ночью не будет ему покоя, пока он не сыграет что-нибудь под этим чертовым балконом. И вот из под смычка слетела последняя нота произведения. Скрипач открыл глаза. все то время, пока он играл, он не открывал глаз, потому что совершенно не хотел видеть, что и кто происходит вокруг и рядом с ним. Он просто хотел играть здесь и сейчас. А играть он прекрасно умел и вслепую. Несмело подняв голову в сторону того самого балкона, Саша еле сдержался, чтобы не ликовать вслух. На балконе, опёршись на оградку, стоял стройный силуэт Кости. Норвежец уверенно подавил в себе бьющуюся радость и лишь сдержанно приподнял уголки губ. Какое-то время Мэловин молча стоял, глядя на Сашу с балкона. Ночной ветер трепал черные пряди волос, которые уже успели растрепаться в полудрёме, а на глазу не было цветной линзы. Костя не очень любил выходить в свет вот таким. Без своего привычного образа дракулы он чувствовал себя голым. Но свет сейчас был только лунный, и то через облака. И скрипка. И Саша. И впервые за всю свою умопомрачительную поездку в Лиссабон украинец почувствовал себя действительно в своей тарелке. И на душе было так тепло... И одновременно прохладно, тяжело однако на балконе ночью стоять в домашней не шибко тёплой одежде. - Красиво. - сказал Мэловин, выдыхая. - Что ты здесь делаешь? - Ты сказал, что хотел послушать, как я играю. - Объяснил Александр, не сдерживая улыбку. - Вот я и пришел поиграть. - Для меня? Оба артиста замолчали. Скрипач с каким-то странным чувством смотрел на Костю, испытывая то ли стыд, то ли трепет. Камень с души упал лишь тогда, когда Мэловин расплылся в искренне счастливой улыбке, тихо хихикнув себе под нос. - Ну, если тебе понравилось, можем как-нибудь повторить. - воодушевленно предложил норвежец. Сейчас он чувствовал себя героем той самой сказки, о которой он пел в 2009ом году. Будто он был рыцарем, пришедшем к замку прекрасной миледи. Только вместо миледи был Мэловин, не менее прекрасный человек, а может даже и лучше. Человек, на которого Саше очень хотелось произвести хорошее впечатление, и он сам не мог объяснить почему. И кажется, у него получилось. - Хочешь, поиграю здесь завтра? - Хочу. - кратко ответил Костя и, подумав, добавил. - А если кто-то из моих услышит? - Ну услышит - и пусть. Так даже больше романтики. - отшутился Саша, поймав после этой фразы огонёк синих глаз Кости, который прожигал даже с того балкона. * * * Две последующие ночи Рыбак приходил под балкон к Мэловину со скрипкой. каждую ночь в одно и то же время. И ровно во столько же Костя выходил на балкон. Бочарову безусловно нравилось то, что происходило. Ему даже начало казаться, что он и вовсе не сможет уснуть, не послушав Сашину скрипку. Так же его очень радовало то, что его делегация ни разу не проснулась. Иначе бы БигХаус увидел веселую картину того, как тёмный граф тихо подпевает "Котика", которого Костя просил играть несколько раз под ряд. Ему очень нравилась эта незамысловатая песенка. Конечно, он никогда не скрывал своих эмоций перед командой, ведь они были не только его помощниками, но и друзьями. Но сейчас эмоции были какие-то особенные. Такие, какими не хотелось делиться с кем-то. Кроме Александра. В один из дней Мэловин застал Рыбака во дворе отеля, сказав, что узнал одну из песен, которую скрипач играл прошлой ночью. Это была знаменитая "Fairytale", с которой Саша победил на Евровидении. И в ходе завязавшегося разговора об этой песне, норвежец вкратце рассказал историю её написания. Когда Саше было шестнадцать лет, он впервые влюбился в студентку, которая приходила подрабатывать помощницей одного из учителей его школы. Долгое время юный Саша писал ей письма и записки с признаниями, пока однажды, на кануне конца учебного года, девушка не сообщила о своём скорейшем переезде за границу с целью обучения. Они конечно обещали друг другу созваниваться и писать письма, но.. к сожалению, это совсем не было так. Сейчас Александр даже не помнит, как выглядела эта девушка, но эмоции от первой любви казались ему явлением незабываемым. Именно об этих чувствах и была написана "Fairytale". - Признаться честно, - говорил Саша, заканчивая свой рассказ. - Я бы хотел написать песню о настоящей любви, а не о прошедшей. Мы же, как никак, в настоящем живём. - Так напиши. - подбодрил брюнет. - Или... у тебя нет сейчас того,кому бы ты мог посвятить песню?.. Норвежец задумался. Впервые за все эти несколько дней он действительно об этом задумался. - Да знаешь... - несмело начал он. - Есть один человек, но я не думаю, что этому человеку понравится, если я напишу ему песню. В ответ на эту фразу Бочаров по-детски удивленно распахнув глаза, сразу же начав уверять мужчину, что любому человеку будет приятно, если ему посвятят песню. Тем более, если эту песню напишет он, Александр Рыбак. Стоит только начать писать. И Саша решился. * * * Ранним утром норвежская делегация подняла Александра на ноги и отправила его на репетицию номера для Евровидения. Как никак, полуфинал уже совсем совсем скоро. Где-то в середине пробного выступления скрипач осознал, что в мыслях у него совсем не те ноты, которые звучат в его номере. И вернувшись обратно в отель, Рыбак поспешил освободить эти ноты из своей головы. Он метался от скрипки к записям, изливая идущую от сердца песню на бумагу, и тут же проигрывая написанное на своём инструменте. Норвежец прекрасно знал, о ком будет пеня, написанная в настоящем времени, и каждая мысль об этом человеке разлеталась в новые ноты. Саша не знал, правильно ли это и вообще, может ли такое быть. Но раз эти мотивы рождаются, значит, наверное, может? Примерно через два часа песня была написана полностью. Александр проигрывал её на скрипке три раза, каждый раз погружаясь в одни и те же мысли, под которые он собирал композицию нот. Сегодня ночью он впервые сыграет её только лишь одному человеку. И не важно было уже, что он подумает об этой песне. Главное - это её написать. * * * Этой ночью скрипачу казалось, что ни одно выступление перед огромной публикой не могло страшить так, как игра новой песни у Мэловина под балконом. Казалось, что это был вовсе и не Костя, а до невозможности строгий судья, который сгноит в недры ада за любую оплошность. И вновь, как и в первый раз, Саша ни разу за игру ни открыл глаза. Потому что ему казалось, что слушатель выжжет его взглядом разочарования, хотя тогда ещё Костя и не знал, в чем именно он мог разочароваться. - Ну как?.. - тихо спросил Александр, закончив играть. Подняв свой взгляд вверх, он увидел восхищенное личико украинца. - Невероятно! - ответил парень. - Она невероятно тёплая и чувственная, хоть и без слов. Слова, если честно, вообще не играют роль в музыке. Норвежец благодарно кивнул. - Ты ведь сыграешь её тому человеку, для которого ты писал её, так ведь? - Я... - Саша набрал в грудь воздух. Ему казалось, что с улыбкой Кости в ответ на песню с его плеч упал огромный груз, размеров, возможно с Киркорова. И ничего скрывать уже совсем не осталось сил. Да и зачем скрывать? Музыка всегда была глубже слов, а свою правду музыка уже рассказала. - Я уже сыграл её этому человеку. - И что он сказал? Понравилось? - Он сказал, что песня без слов чувственная и тёплая. Для него слова не играют роль в музыке. Бочаров чуть заметно дёрнулся. То ли от холода, то ли от осознания того, что Александр процитировал только что его недавний отзыв о песне. В голове сразу же родилось столько непонимания и вопросов, но чуть Костя раскрыл рот, как скрипач, изменившись в лице, оборванно попрощался и торопливо ушел. Саша понял, что явно сказал лишнего только после того, как исправить было уже ничего нельзя. Костя искренне хотел, чтобы Александр вернулся, но он темный граф понимал, что если он закричит, чтобы позвать его, то проснется его команда, а этого украинцу хотелось меньше всего. По этому, тяжело вдохнув последний раз прохладный воздух, Костя ушел обратно в номер. Он засыпал лишь с мыслью о том, что еще успеет задать вопросы. До следующей ночи осталось каких то двадцать два часа. По крайней мере, он так думал. * * * В день репетиции "Under The Ladder" Мэловин все время, начиная с пробуждения, провёл в отвратительном настроении. Ему казалось, будто целая вселенная готовит заговор против него: из рук всё валилось, шнурки на ботинках развязывались через шаг, кофе был слишком горячим. А если подумать, какая неудача может случиться во время репетиции, то вообще страшно становилось. Плюс ко всему, Бочаров совершенно не высыпался последние два дня. Спал плохо и беспокойно, ворочаясь с боку на бок, по долгу залипая в телефон и выходя на балкон иногда. Артём Козуб с остальной командой, конечно же, винили в этом нервное напряжение и избыток кофеина в рационе певца, но лишь одному Мэловину была известна настоящая причина. Дело в том, что в те самые два дня, пока Костя имел проблемы со сном, Александр перестал приходить под балкон со скрипкой. Украинец не знал почему, и узнать не мог: как будто на зло он никак не мог застать Александра в отеле, а никаких контактных номеров у Кости не было. Парень совсем не мог объяснить, почему внезапное исчезновение Саши из его поля зрения так пугало. Неужели, скрипач потерял интерес к общению?.. Но с чего? Зачем тогда было цитировать слова Кости, как бы намекая на то, что написанная песня предназначалась ему? От этих мыслей у брюнета как то нехорошо сворачивалось в животе. И ни с кем из команды он этим не хотел делиться. Он, как и раньше, хотел делиться эмоциями только с Сашей, но в этот раз эмоции были болезненными. До того, как нужно будет выезжать на репетицию оставалось полтора часа. Мэловин прекрасно знал, что если он оставит все на самотёк, то ничего спеть он не сможет. А так же он знал, что норвежская делегация недавно вернулась со второй репетиции. Поднимаясь обратно в свой номер, Александр совсем не был готов ни к чему серьёзному. К чему серьёзному вообще можно быть готовым, прыгая три часа по сцене, оттачивая движения? Но Бочаров ждал в коридоре чужого крыла отеля лишь для того, чтобы дёрнуть Рыбака за рукав рубашки, тем самым оттащив за угол коридора. Встрепенувшись от испуга, Саша оглядел Мэловина с ног до головы. Тёмный граф был уже при параде - одетый в костюм для номера к репетиции, сверкая яркой линзой в левом глазу. Взгляд Кости был холодный, серьёзный, и даже обиженный. Саша не смог долго смотреть в эти глаза. Он прекрасно понимал причину негодования брюнета и испытывал глубочайшее чувство вины, которое возникло в нём еще во время написания песни, но объяснять ему совсем ничего не хотелось. Он боялся не подобрать слова для такой ситуации. - Почему ты перестал играть? - выпалил Костя, не дав Александру опомниться. - Я... - Замялся скрипач. - Я подумал, что это не правильно. - Почему? Почему неправильно? Нам же обоим нравилось проводить те ночи. Я люблю слушать, ты - играть. Что неправильного в том, чтобы играть кому то просто так? Голос Кости нервно дрожал, заставляя нутро норвежца сжиматься в угрызениях совести. Наконец, собрав свои силы в кулак, Саша всё же поднял голову, устремив взгляд прямо в разные глаза собеседника. В конце концов, он взрослый мужчина, а дрожит как травинка в разговоре с парнем, младше его на десять лет. - В том то и дело, Кость, что я играл просто так. - начал Саша. - Я думал сперва, что играл без причины, просто потому что люблю играть. Но чем больше я играл там, тем больше понимал, что играю не просто так. Мне начало казаться, что ты стал причиной того, что я приходил туда всё это время. Что эта причина пересилила просто любовь к игре. И если бы мне просто так казалось, я не думаю, что ты стал бы сутью моей новой песни. - Саша замолчал, переводя дыхание. Взгляд напротив все еще прожигал насквозь, но с каждым сказанным словом он как будто оттаивал. - Прости. Я, верно, не должен был так пропадать. Но мне кажется, что лучше закончить сейчас, чтобы не потерять контроль ещё больше. Скрипач опустил глаза, вслушиваясь в молчание, которое повисло между ними с Костей. Он не знал, как продолжать разговор и можно ли продолжить его вообще. По крайней мере, Саше продолжить его точно нечем. Казалось, что время молчания было настолько долгим и мучительным, что норвежец успел детально и по нескольку раз изучить рисунок на паркете. Мэловин первый прервал молчание. - Эта песня была обо мне? Александр медленно поднял взгляд обратно на лицо украинца, не различив его голосе ноток осуждения и разочарования, которые звучали до этого. Взгляд Бочарова тоже изменился. Он потеплел и уже не был таким прожигающим насквозь. В нём появилось что-то новое, чего не было раньше. Что-то точно не агрессивное... надежда? - Не только эта. - ответил Саша. - В последние дни мне начало казаться, что все мои песни, в которых была затронута тема любви, были написаны о тебе. Осмелев, Александр решительно сделал пару шагов в сторону Кости, аккуратно приложив руку к щеке бледного лица. Он понятия не имел, что говорить дальше. Ему хотелось сказать очень много, но глядя в эти разные глаза, которые в свою очередь смотрели в карие, он забывал обо всём на свете. - Давно решил, что не влюблюсь я больше никогда... Но тут явился ты... Мой Костик... Костик..Костик.. - прошептал он строчки любимой песни Бочарова из Сашиного репертуара, незаметно для себя заменив слово "котик" на созвучную ему уменьшительно-ласкательную форму заветного имени. В обычное время мужчина бы посчитал песню "Котик" глупой и несерьёзной, но сейчас она как ни что другое описывала его чувства. - Но для тебя я... сдвину горы... осушу моря... - продолжал он, забывая строчки. Мэловин стоял неподвижно, не сводя взгляд с карих глаз напротив. Почувствовав неприятное молчаливое отторжение, Саша убрал руку от лица Кости и отступил шаг назад. Пространство, в котором они оба были потеряны, снова погрузилось в молчание. Они просто стояли и смотрели друг на друга, ожидая неизвестно чего. Оба не до конца понимали, что происходит с каждым из них. Обо не знали, что будет дальше. - Знаешь. - проговорил Мэловин, поджимая губы. - Да гори оно всё лестницей! Сорвавшись с места, Костя подался вперед, обвивая руками шею норвежца, побуждая его тем самым заключить себя в объятия. Саша тут же почувствовал на своей шее срывающееся дыхание, в то время как он вовсе пытался не дышать, боясь спугнуть момент, в который и так было трудно поверить. Приподняв голову, Костя трепетно приник своими губами к губам Александра. Отвечая на поцелуй, Саша сразу почувствовал чувство неведомого облегчения, сравнимое, разве что, с невесомостью. Он прижал к себе теснее за талию парня, чьи пальцы зарывались в тёмно-русые волосы. Возможно, что они оба потеряли контроль, ну и что? Им обоим сейчас было не до этого. Вряд ли они сейчас вообще существовали на земле. Разорвать поцелуй заставил мобильник Мэловина, который зазвенел где-то в его кармане брюк. Костя сбросил вызов, глотая воздух. Посмотрев на время на экране смартфона, тёмный граф разочарованно выругался про себя, снова подняв взгляд на Сашу. - Прости, мне пора на репетицию. Команда наверное уже... - Не надо, я всё понимаю. - усмехнулся Рыбак, положив руку на плечо Бочарову. - Беги. Пока они не подняли на уши администрацию отеля. Костя уважительно кивнул Александру и быстро зашагал в направлении выхода из коридора, в то время как Саша продолжил путь к своему номеру, который украинец прервал целую вечность назад. Открыв дверь, скрипач услышал, как его окликнул тот самый голос. Повернув голову, он вновь пересёкся взглядом с Костей, который застыл посреди коридора. - Ты будешь играть для меня? - спросил тёмный граф, пряча детскую надежду в серьёзным голосом. - Буду. - тепло улыбнулся Саша.