Постоянство

- Нагато не сможет следить за тобой каждую секунду, Кён. В конечном счете мне предоставится подходящая возможность, и тогда я убью тебя. Поведение Асакуры вводило в замешательство: она вела себя так, как будто ничего особенного не произошло. Как будто она никогда не пыталась напасть на него. - Ну же, Кён, незачем вести себя таким образом. Разве мы не можем хотя бы быть вежливы друг с другом? Вежливым? Какого черта он должен быть вежлив с тем, кто попытался – нет, все еще пытался его убить? Асакура тепло улыбнулась. - То, что я собираюсь тебя убить, вовсе не значит, что ты должен воспринимать меня как врага, Кён. - Что ж, нельзя исключать такую возможность, - Асакура задумчиво потерла подбородок. – Да; полагаю, вполне возможно, что, если бы я не убивала тебя столько рекурсий подряд, то мы смогли бы гораздо раньше выбраться из временной петли. Но сейчас эта гипотеза уже не несет практической пользы, не так ли? Он даже не знал, что ответить. Одно дело – протестовать против угрозы скорой смерти, и совсем другое – узнать, что уже слишком поздно, что он уже умер, и ожил, и умер и ожил снова, и снова, и снова… Должно быть, она заметила выражение его лица, так как рассмеялась, и добавила, как будто пытаясь его успокоить: - Не волнуйся, Кён. В конце концов, я же не убивала тебя каждый раз. И даже не каждый второй раз. - Огромное спасибо. Даже самый туповатый человек не мог бы не заметить, что ответ сочился сарказмом, однако Асакура все равно улыбнулась, как если бы слова благодарности были искренними. Весь остаток дня Кён пытался понять, почему он испытывает что-то вроде угрызений совести. Слова вырвались из его рта, прежде чем он успел себя остановить: - Почему ты не убила меня? И он не столько увидел, сколько ощутил, как Асакура застыла. - Перепрограммирование не было завершено, - наконец подала голос девушка. Она говорила тихим шепотом, однако в стерильном воздухе больничной палаты слова прозвучали совершенно отчетливо. Перепрограммирование… Он уже знал об этом, и лишь потому и спрашивал… Борясь с подступающим страхом, он попытался еще раз: - Но если ты действовала по собственной воле, тогда почему ты не… - Нагато не утруждала себя удалением предшествующих процессов. Хоть она и ввела новые ограничения, я была в состоянии их обойти. В ее тоне не было ни следа обычной веселости. Сухой, безжизненный ответ. Кён услышал скрип открывающейся двери. Она ушла. Живот закрутило. Он проигнорировал это и закрыл глаза. - Какая ирония, верно? – она засмеялась. Смех был злой, дразнящий; ничего подобного Кён прежде не слышал. И он осознал, что что-то было очень, очень неправильно. - Я все еще в состоянии осуществлять двигательные функции лишь потому, что большая часть моих программ заблокирована. Я здесь зритель… Ее голос дрожал. Чувство неправильности многократно усилилось. Асакура никогда не сбивалась… Вдруг он все понял, и на него чувство вины накатило. Как он мог не заметить?.. Раз Нагато заболела, значит, Асакура, разумеется, тоже… Но в какой-то момент он перестал думать о ней как о гуманоидном интерфейсе и стал мысленно называть ее просто Асакурой. - Ты в порядке? Вопрос был глупый, с очевидным ответом: конечно, она была совсем не в порядке. Однако больше ему на ум ничего не пришло. Асакура улыбнулась и шаткой походкой направилась к нему. - Серьезно, Кён… тебе следует беспокоиться не обо мне. По-прежнему болтлива, как будто все хорошо. По-прежнему улыбается той жуткой фальшивой улыбкой. - Скорее о Нагато, она… Она оборвала предложение и нахмурилась. На лице появилась странная гримаса из разочарования и недовольства. - Ох. Она стала заваливаться на пол. - Асакура! Он подхватил ее, прежде чем она упала. Всю глупость его поступка он осознал лишь секунду спустя: она же говорила, что убьет его; она все еще представляла опасность… Но он не мог отпустить ее. Что-то внутри него игнорировало здравый смысл, рациональность и чувству самосохранения. Это что-то напрочь отрезало его от остального мира и выгнало все мысли из головы, так что он мог только стоять там и смотреть на ее лицо… Позже, ночью Кён лежал, созерцая темный потолок и размышлял над тем, какой же он безнадежно смертный. Он знал, что отсрочка приговора была лишь временной. Однажды – спустя неделю, месяц, год или два – он перестанет представлять интерес для экстремистов из Объединения организованных информационных сущностей. И тогда настанет день… Бормотание Асакуры во сне отвлекло его от этих неприятных мыслей. Кён повернул голову. Она лежала рядом и спала – точнее, пребывала в настолько близком ко сну состоянию, насколько это возможно для гуманоидного интерфейса. Как-то раз он спросил Асакуру, и та пустилась в долгие запутанные объяснения, суть который сводилась к тому, что она действительно спала – только иначе, чем люди. Хотя ему трудно было в это поверить; девушка определенно выглядела спящей – с закрытыми глазами, чуть приоткрытыми губами, ровным тихим дыханием. Она была красива. И она собиралась убить его. И… Кён закрыл глаза. Ему снились сны о невозможных счастливых концовках.