Пятнами в глазах, отпечатками на коже

Питеру кажется, что никого более смешного и пугающего одновременно до странного чувства под ребрами — он никогда не встречал. И Уэйд становится первым. Он шутит, захлебываясь слюнями, и выпускает белый дым сквозь красную ткань костюма чуть ли ни ему в лицо. Уэйд странный. Он врывается в метро с криками про какого-то Логана, молотит плохих парней в лепешку, и смеется. Заразительно смеется. Питеру даже кажется, что под тканью его маски расплывается багровое пятно от крови в области губ. Уэйд сумасшедший. Это становится ясно, когда он цитирует какого-то мультяшного героя, и от скуки в это время наматывая собственные кишки на руку, удивляясь какими длинными те могут быть. И Питер не осознает на тот момент, что играет с огнем. Думает, что они с Уэйдом по разные берега реки, и никогда вместе не сойдутся даже как приятели, но все получается как раз-таки наоборот. И Уэйд без маски похож на сваренную задницу обезьяны. Питер шутит про это без зазрения совести, и он отвечает ему тем же, только более истеричным хохотом. И взгляд ледяных глаз пронзает Паркера моментально, так что поджилки дрожат, а кадык нервно бегает вдоль горла. Питер слишком поздно осознает, что играет со смертью. С безумием. И Уэйд пугает его своим большим интересом, проявленным к его персоне. Питер не хочет думать, что все настолько плохо. Но он думает об этом. Каждый день. Каждый раз, когда Уилсон трется об него своим членом, нашептывая на ухо омерзительные вещи и Питер удерживает себя от желания въебать придурку по лицу. Он не гей, и никогда им не был, но с Дэдпулом все неясно. В одно время, тот бежит сломя голову в бордель и ищет себе дешевых шлюх, а в другое жмется к Питеру, как педофил и когда снимает маску, показывает ему свое озабоченное лицо с хищным оскалом и рядом кривых желтых зубов. И Питера рвать тянет от понимания, что он беззащитно поддается ублюдку, что временами намекает ему на секс. Кладет руку на член и у парня в глазах все будто пеленой застелено. Уэйд ведет себя, как гей-социопат. Очень страшный гей-социопат. Он выше Паркера на две головы, крупнее в несколько раз, так что мышцы у парня на руках можно сравнить с тоненьким сучком и они в сравнении не идут с руками и плечами Уэйда. И поначалу Питер убеждал себя в том, что Уилсон просто шизик с неуравновешенной психикой и странным чувством юмора, но с каждым разом. С каждой шуткой и в страхе прожитом днем, Питер начал понимать, что Уэйд не тот, кого из себя представляет. — Знаешь, они хотят, чтобы я подвесил тебя за цепи и трахнул, но я не хочу ломать твою неприкосновенность. И другим не позволю. И у Питера мурашки по коже бегают, когда он осознает во что ввязался. И ноги от колена и ниже резко отнимаются, когда он застает Уэйда в комнате у Гвен. Дэдпул задорно хохочет в своем диковатом стиле и нерешительный, пугливый взгляд Питера цепляется за багровую лужу под его ногами, а дальше и смотреть страшно, потому что Питер понимает. Он наконец-то понимает, что игра зашла слишком далеко и Уэйд все это время ни черта не шутил. Питти, стой! Пит! — он бросается сломя голову, заворачивая за угол чуть ли не спотыкаясь о разбросанные игрушки. Паучье чутье зудит с такой силой, что стук собственно сердца абсолютно не слышно. — Я же поймаю. И он ловит. Ловит спустя две недели в переулке, во время того, как Питер разбрасывает преступников в разные стороны. И тень отдающая багрово-алым оттенком заставляет Питера вздрогнуть. Уэйд бьет мощно и наотмашь, так, что врагу не пожелаешь. И одного удара маленькой головы Питера о кирпичную стену хватает, чтобы вырубиться. Питер надеется, что еще есть шанс выбраться, по-крайней мере у него есть руки и ноги, чтобы сражаться, и самое главное — не сойти с ума как этот ублюдок. И надежда Питера так же внезапно гаснет, а точнее ее тушат. Тушит Уэйд Уилсон. — Я не хотел делать тебе больно, малыш, но ты сам напросился, — и снова смех. Он вжимает Питера в кожаную обшивку дивана и заламывает руки за спину, а ошейник на шее больно бьет током от каждой попытки дернуться и все его способности равняются нулю в тщетных попытках. Питер яро ненавидит Уэйда всей душой, харкает в его сторону кровью и проклинает в душе, но терпит ебанное насилие над собой. А слезы из глаз прыщут похлеще чем из фонтана, когда Питер кричит от боли в заднице, так что зубы скрипят. А в глазах пятна, а на коже отпечатки от его грубых пальцев. И глядя на свои голые бедра, Паркер понимает, что уже ничего не будет как прежде. А тетя Мэй возможно обзвонила уже тысячу моргов и больниц, и Старк подключился к поиску, но Питер сидит на мятой постели, скованный ебучими наручниками, так что не перевернуться, не встать. А ошейник на шее, словно у собаки, каждый раз вибрирует и бьет током не хило так. — Ты же знаешь, что я могу сделать с твоей тетушкой, так что будь послушным мальчиком, Питти, — Паркера тянет блевать от горького поцелуя с привкусом крови и он блюет, сразу после поцелуя, прямо на собственные ноги. — Фу, блять, фу, Пит! — Питер поднимает на него свой ненавистный взгляд и ровно через секунду он превращается в испуганный, как у жертвы хищника. — Не волнуйся, малыш, сейчас папочка все уберет. И ублюдку Уилсону ничего не бывает, когда Питер толкает его в сторону торчащего ножа в стене, а сам кубарем кататься в сторону, словно букашка. Уэйд полный уебок, и Питер убеждается в этом сотый раз, когда тот врубает классику на всю квартиру и расхаживает перед ним в одном фартуке. Должно быть, он думает, что Паркеру это по душе и у них тут ролевые игры, но это ебаное фиаско заебывает Питера в край. Так, что уже в пятьдесят третий раз он просто пялится в стену, размышляя над смыслом своей жизни и мечтая о студенческих мелочах. Уэйд самоубийца, который не дорожит никем, даже Паркером, и парень это понимает, когда Уилсон держит зажигалку над бочкой с керосином и с упоением щебечет о их любви. Сам себя перебивает и топает ногой. А Питер молит Бога, чтобы он случаем не уронил зажигалку в дырку. Молит до тех пор, пока ебучий треп Уилсона не заставляет мозг поплыть. И в этот раз Питер молит Господа, чтобы бочка разлетелась к хуям и унесла его подальше от этого чокнутого педика. И ноги с руками Паркер уже не чувствует, а рана под оковами кровоточит и гниет. А Уилсон кормит его с грязной миски старыми хлопьями и утирает стекающее молоко с губ своим языком. И Питера больше не тянет блевать. Кажется, за этот год он уже привык и смеется вместе с Уилсоном, когда тот палит себе в яйца, и ложится на него, вдавливая тело в кровать. А его рука ложится на член. И Питер не чувствует уже ничего. Потому что стрелял Уилсон не в свои яйца, а в его.