Уебывай, Майки

      Когда Майк найдет его, он заклеет этому ублюдку рот, чтобы он больше ни слова в своей поганой жизни не произнёс. И снова, выведенные аккуратным почерком на запястье, обнаруженные сегодняшним судьбоносным утром на руке Майка, будут весомым аргументом для полиции, нашедшей его на заднем дворе собственного дома. Закопанным в землю. Заживо, блять. Все потому что уже который день, поднимаясь утром с постели, Вазовски видит на своём теле вполне себе дружелюбные пожелания. Вчера "сосни, мелкий", позавчера "ебаный театр", а сегодня на его запястье змеёй обернулось "сыграй в ящик, старая грымза". Майк даже предположить не может, что же происходит в жизни у своего соулмейта. И не хочет. Потому что давно послал это ходячее недоразумение нахер за такие слова. Нельзя ли быть ну чутка повежливее? Сегодня он решается на отчаянный поступок. Натягивая джинсы, повторяет как мантру: "Закопаю", потому что и правда закопает при встрече за ненавистные матные татуировки на самых (как на зло) видных местах. Да хотя бы ещё за то, что этот придурок является его соулмейтом. Такая родственная душа ему не нужна. Ни-ни. Поход в школу тоже сопровождается невнятным шептанием, отчего младшеклассники шарахаются от него как от сумасшедшего. "И до такого доведет",- думает Майк, пытаясь вообразить себе внешность своего соулмейта. Наверняка, он не привлекателен, потому что ТАКИЕ слова, не то что от красавцев, Майк вообще ни от кого не слышал. Однажды на внутренней части ладони появилось слово "долдон", означающее (как он вскоре узнал) официальное название члена кита, что в общем-то не особо приятно. Вазовски стопроцентно уверен, что его соул парень, потому что если это девушка... Лучше не думать об этом. У него огромный бесформенный нос, маленькие щелочки глаз и россыпь прыщей по всему лицу. А ещё у него шрам в виде пениса во всю щеку, поэтому он так часто упоминает его в своей речи. "Гордится, наверное,"- думает Майк, и врезается в самую большую ошибку природы - Лукаса Розенфельда, оказавшегося перед его носом в самый неподходящий момент. —Под ноги смотри, очкарик,- усмехается проблема Майка номер один, незамедлительно потрепав его по голове своими грязными ручонками. — Иди в задницу, Лу, — выпаливает на одном ходу Майк, стараясь проскочить в коридор, где всего через два кабинета его ожидает спасательная классная комната. Но нет. Лукас ставит руку прямо перед его носом и разворачивает другой, прижав плечо Вазовски к стене. Опять этот хищный ястребиный взгляд из-под карих глаз, опять эти ненавистные светлые волосы, свисающие волнами с его головы, а ведь когда-то он ему нравился. Когда-то он спал и видел, только бы Лукас Розенфельд оценил его новую фирменную рубашку, потому что покупая её, мать недовольно ежилась, вкладывая на кассу половину месячной зарплаты. Потому что Майк так хотел понравиться какой-то там девочке, о светлых волосах которой он постоянно болтает. Так было раньше. Сейчас Лукас законченный придурок на две головы выше Майка, дылда без совести с мозгом, размером с грецкий орех. Люди меняются, что поделать... — Прости Майки, но сегодня ты как всегда снизу,— громко шепчет Лукас, слегка наклонившись к уху Майка. И не намёка на близость. Приятели Лукаса, отборные идиоты, разражаются смехом, отчего проходящие мимо подростки обращают на них внимание. Майк краснеет под заинтересованным взглядом одноклассниц, и что есть силы отталкивает Розенфельда от себя. Скорее всего сегодня связаться с соулмейтом не получится, потому что у изо рта у Майка вылетает только одно "твою мать", когда он бежит к кабинету, рассталкивая людей на ходу. Ну и что. Его соулмейт тоже хорош. По сравнению с теми словами, что ежедневно вырисовываются у Майка на теле "твою мать" это гребаные цветочки. Лютики, одуванчики, маргаритки... Пока сидя на уроке истории Майк рассуждает почему же его жизнь так похожа на фильм с Джимом Керри в главной роли, Лукас прогуливает, выкуривая две сигареты за раз за стенами школы. Потом мнется, заглядывает в телефон, чтобы посмотреть время, перечитать старые переписки... Кому он, блять, врёт? Засунув смартфон в задний карман джинс, Розенфельд, предварительно закусив губу, расстёгивает пуговицы рубашки, чтобы проверить то слово, что ежедневно вырисовывается на груди. Перевёрнутые слова читать трудно, но кое-как понадрочившись, парень наконец понимает смысл этого беспорядочного набора букв. "Завалю". Лукас ухмыляется, что ж, он ожидал не этого но... Такое тоже сойдёт. Наконец-то пташка расправила крылья. Осталось только найти её.