Чудище, меч и отважный поэт

      Оставляя за собой на примятой траве тонкую рубиново-алую полоску крови, чудовище оттолкнулось мощными когтистыми лапами от земли, подняв плотные клубы пыли, и тяжело взмыло вверх, выпуская из глотки измученный стон. Оно чуть накренилось в полёте, левым боком склоняясь книзу, но не сдалось, выталкивая себя в воздух сильными волевыми движениями. Минутой ранее удар острого лезвия серебряного меча перерезал ему некоторые связки в крыле. Вопреки ожиданиям ведьмака, бестия, терроризирующая жителей ближайших деревень, сумела взлететь; впрочем, это было неудивительно. Взгляд профессионала давно определил особенности особи: это был совсем молодой архигрифон, о чем свидетельствовали, например, чистый клюв, не имеющий особых потертостей и царапин, и неповрежденная основная часть перьев, как кроющих и маховых, так и пуховых. Хоть малыш и сполна обладал неуёмной жаждой жизни и энергией, он был неопытным — не зная, чего стоит ждать от охотника на монстров, он часто ошибался, почти подставляясь под его оружие.       Раненый зверь принялся описывать широкие круги в облаках, не переставая издавать все те же полные отчаяния крики. Геральт снял закрепленный на спине арбалет, отточенными движениями зарядил его одним из имеющихся снарядов и замер, наблюдая за архигрифоном, что аккурат в этот момент решил перейти в наступление. Крылья чудовища безжалостно разрезали воздух, разрывая его на куски, когда оно начало пикировать на своего врага. Ведьмак напрягся. Почувствовал, как на его скулах заиграли желваки, поднял арбалет, прицелился на опережение, выжидая, когда молодой гриф наберет критическую скорость.       Выстрел.       Пробивший грудину болт лишил чудища былого равновесия — продолжая лететь в том же направлении, оно закрутилось над землёй, расправив обессилившие от боли и подхваченные ветром крылья, и превратилось из довольно опасного ранее противника в сплошную груду мяса, костей и перьев, стремительно падающую вниз. Справедливо опасаясь быть придавленным, Геральт сделал резкий выпад в сторону, едва не повалившись на траву.       Если вонзённый в тушу арбалетный снаряд, сильное кровотечение и раздробленные кости привели бы грифона к мучительной и болезненной смерти, то падение с большой высоты оказалось к нему в разы милосерднее. Его молодая голова, раскроившаяся из-за удара, встретила землю первой, вырывая из неё взмывающие вверх куски. Ужасное и даже душераздирающее зрелище — но только не для ведьмака. Не обращая внимания на затхлый и тошнотворный запах крови, льющейся из многочисленных ран после долгой бойни и крушения, он опустился возле мощной шеи, до сих пор каким-то чудом чуть содрогающейся от пульсации крупных артерий, и достал заточенный охотничий нож. Заказчику необходимо подтверждение выполненной работы.       В тот день верный спутник Геральта, его друг и поэт Лютик увязался на заказ вместе с ним. Как и у всякого барда, вдохновение его порой иссякало, и потому ему необходимо было набраться свежих впечатлений, чтобы с новыми силами приниматься за написание баллад — по крайней мере, именно так он и объяснил свой мотив. Ведьмак, в прочем, не обращал на это должного внимания и не красовался больше обычного — лишь выполнял свою работу. Он бы давно забыл об этом случае (да и так, по правде, забыл), если бы не одно очень любопытное напоминание, попавшееся ему на глаза в «Хамелеоне» месяцами позже.       На месте уже давно знакомой картины, изображающей барда, стоящего с мечом на поверженной виверне, теперь висело полотно с ним же, держащим в руках окровавленную секиру, которая опиралась остриём на шею мёртвого архигрифона. К помпезности своего товарища Геральт привык многие годы назад, потому не был сильно удивлён и даже позволил себе слегка ухмыльнуться – ровно до того момента, пока не заметил рядом описания к новому изображению, коим и была та самая баллада, на которую Лютик так усердно искал вдохновение. Мужчина быстро скользнул взглядом по строкам и уже было подумал, что поэт выставил его в пристойном виде — но, опять же, до того момента, пока его внимание не перешло к последним строкам:       «Кровь сочится из лба, ломается меч,       И подходит к концу с грифоном сражение.       Не сумел наш ведьмак жизнь свою уберечь.       Неужели грозит бойцу поражение?       Вдруг из кустов вылетает смельчак,       Защитив ведьмака крепкой грудью своей.       Издыхает зверюга с десятка атак,       Избавив от ужаса сотни людей».       — Чёрт бы побрал этого стихоплёта, — недовольно пробурчал он себе под нос, чуть скривившись, и сорвал с рамы записку с текстом поэмы.