ID работы: 6884004

wild love

Дима Билан, Пелагея (кроссовер)
Гет
PG-13
Завершён
56
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
18 страниц, 1 часть
Описание:
Публикация на других ресурсах:
Запрещено в любом виде
Поделиться:
Награды от читателей:
56 Нравится 15 Отзывы 11 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
POV Дима Мы занимались любовью в лифтах. На крышах. В поездах. Нет, мы трахались. По углам, по друзьям, по съемным. Поправляли растрепанные волосы, измятую одежду, смущенно улыбались. Неудобно. Глупо. Счастливо. На все сто. Всегда безбожно спешили или искушающе медлили, растягивая удовольствие, но никогда не могли насытиться. Бешеные. Одержимые. Больные. Wild love. Нетипично. Как во всех этих твоих любимых песнях… Мы ломали столы. Мы пачкали постели. Мы изводили тональники. Любили водолазки. Меняли белье. Привычки. Прически. Квартиры. Запускали китайские фонарики. Ходили на свидания. На курсы. К психологам. Застревали в пробках. В очередях. Друг в друге. Прожигали легкие. Молодость. Жизнь. Морозили щеки. Губы. Глупости. Несли себя. Светлое. Хуйню. Списывали ответы. Списывали на дружбу. Писали шпаргалки. Писали друг другу. Тратились на счета от операторов. Тратились на работу. Оставляли друг для друга. Подзаряжались. Светились как лампочки. Жужжали как электростанции. Плакали. Смеялись. Плакали. Стирали ноги. Одежду. Контакты друзей. Сдавали экзамены. Анализы. На права. Скручивали косяки. Бились об них. Стукались. Разбивали лбы. Разбивали тачки. Чинили машины. Айфоны. Чинили сердца. Штопали. Несли в приюты. Нюхали. Лечили насморк. Лечили себя. Или пытались… Молчали. Болтали. Кричали. Друг на друга. Друг для друга… Пыльные каморки, душные павильоны, просторные гримерки. Всюду «мы». Всюду твои вздохи, всюду мои стоны, всюду наши перемешанные голоса, запахи, днк. Твои чулки, неотвеченные, «наберу позже».

***

— Безумно пьян и притягателен… — Брошу тебя. — Рррр, как это сексуально… — Идеальный френч по идеальной загорелой груди. И ты на ней татуировками. Ожогами. Язвами. Сгнивал заживо — но, блять, просил еще. Заводишь. — Скажи ещё. — Брошу тебя, суку, когда ты развяжешься с этим патлатым мудаком… — Брось меня в губы. Брось прямо сейчас… Прямо сейчас…

***

Подвывихи. Синяки. Сломанные ногти. Закрашенные корни. Диеты. Мартини. Пенсионерские вечеринки. Пластыри. Тампоны. Твоё «слава богу, нет» на втором тесте, на выходе из ванной. И я как бы обнимаю. Как бы тоже не волнуюсь. Но радости-то нет. Порванные колготки. Связи. Связки. Потерянные месяцы. Ключи. Веры…

***

Июньские вечера. Уплывающее сознание. Кризисы. Крахи. Падения акций и оппозиционные митинги. Тихая колонка. Шум проспекта. Запах моря в раковинах улиток… Подрагивающие на ветру свечи в дешевых подсвечниках. Романтический ужин. — Не уходи. Такая шатающаяся табуретка — как ты после пяти шотов. Забираешься, задираешь подол, прикусываешь палец. — К черту свечи. Иди ко мне. — Хочу как в кино. Как в сериалах… — Бормочешь, упираясь в плечи, когда аккуратно снимаю с твоего пьедестала и несу с кухни. — У нас всё круче… Давай покажу. Пицца, пиво чтобы догнаться, дурацкие игры. Сидим на полу в куче подушек. Растянутые майки, скопившееся внизу животов возбуждение. — Волкова — это было «серьезно»? — Херня. — С тобой удивительно легко было быть честным. Поразительно. Легко. — Принимается. Твоя очередь. — Первый муж — это было «серьезно»? — Желание. — Станцуй стриптиз. У меня не было столько налички, сколько бы я хотел засунуть тебе в трусы… Сколько ты заслуживала. Пьяный в стельку, от вина, или тебя, или вас обоих, я кидал тебе карточки, пока ты крутилась под какую-то дико стрёмную песню с музканала… Пластик со свистом летел мимо. Ты же нещадно била в мозг. В десятку. Чудо моё. Чудо. Не смогу без тебя ни минуты… Мне страшно. Поль.

***

Как бы «новые увлечения». Как бы «случайные встречи». Общие проекты, интересы, друзья. «А он у тебя ничего. Спортивный». «Иди к черту». «Уже иду :)». И я шел, перешагивая ступени. И ты открывала дверь и не подвязывала халатик. — Налей мне выпить. И не исчезай. Я забронировал тебя… — На всю ночь? — На всю жизнь, глупышка… — Отмени гастроли. Выступления. Настоящее. — Обнимала крепко, загадывала желания. — Отмени рассвет… И я сделаю тебя «снова моей». — Я и так твоя. Всегда. — Мне мало, Поль, мне тебя так мало… Хочу встречать тебя во всех жизнях подряд. И любить. Одной ничтожно мало. — Окей, замётано, обещаю не опаздывать. Мое сердце еще трепыхалось в твоей зажатой ладони.

***

— Давай расстанемся. Ну то есть … насовсем. По-настоящему… Серо-зеленые кричали вместо прекрасного рта… «Отъебись от меня». Брось меня. Брось меня. Брось меня. Но твоя душа, мозг, тело безнадежно волочились за мной… оставляя на песке жирные кровавые следы. Мы убивали друг друга. Играли в кошки-мышки. Проголосуем за эвтаназию, а? Соберем референдум. Сожжем Белый дом. — Без проблем. — Жму я плечами, блефуя. — Только скажи как, и вперёд. Научи. Как. Жить. Без тебя. Снимаю дурацкую бабочку, расстегиваю рубашку, иду к тебе. Растерянную, в таком эффектном обтягивающим платье… Я полон грязных мыслей и чистых помыслов. — Не подходи. Изгибаю бровь. — С чего бы это? — И не думаю останавливаться, уже представляя как сниму с тебя это платье и сделаю своей женой. — Остановись, иначе всё пойдет к черту… — Всё уже там, Поль. Дай же мне мастер-класс, умоляю, гуру, давай расстанемся… Скольких ты бросила? — Треск кружева заставляет тебя дрожать. Не до замков. Не до вежливости. Не до манер. — Господи, Билан… Задыхаешься, как только кольцо рук смыкается на талии — и я дерзко впиваюсь в твои губы своими. — Расстанемся завтра. — В следующем месяце. В пять. Идёт? — Бессвязно шепчу, рьяно срывая с нас ненужные, обесцененные тряпки. — Да, в следующем месяце…— Соглашаешься ты, дрожащими руками дергая молнию на моих брюках. И в следующем месяце мы действительно расстались. Как бы официально. Но ни на секунду я не переставал считать тебя своей. Любовью всей моей жизни. Тебе же словно всегда было нужно что-то еще. Чего-то вечно не хватало.

Может, адреналина… Может, ума. А, может, смелости.

Быть собой. Жить как хочешь. Спать с тем, с кем хочешь. Любить кого хочешь. Кто тебя знает…. Ханова. Телегина.

Моё чудо.

***

Тебе «горько». Мне горько. Сплёвываю. Пытаюсь курить, пытаюсь не спалить квартиру к херам. Пока… Ты где-то неумело снимаешь белое платье, грациозно вышагиваешь из него. Потом из меня. Стираешь в пыль. Топчешь. Пляшешь. На костях. Пока я попиваю спиртное и не помню как выгляжу — не выхожу на улицу, не моюсь, не бреюсь. Не живу. Но, клянусь, святыня… Я простил тебе всё. Всё. И даже это. Потому что хорошо знаю, что тебе тоже невыносимо больно. Почти так, как мне. Прислоняюсь к стене в свете уличных фонарей и нескольких лампочек на вытяжке. Чуть поворачиваешь голову, смотришь смазанно. Пьяно. Сумасшедше. Не хочу тебя такой. И хочу так, что сводит икры. Что колени мякнут. Что кружится голова. Моё проклятье. Почему именно со мной? Уродливая тень автомобильных фар ползет по стене и по мне. Уродливая горячая слеза мерцает в уголке твоего глаза. Плачешь, когда перебираешь с алкоголем. Когда надираешься. Ни фига не весело. Когда делаешь глупости, вроде никчемной свадьбы напоказ… Тссс, малышка… Пойдем, уложу спать. И ты проснешься и поймешь, что весь этот фарс — это нам приснилось… Жаль, что кольцо не исчезнет. Как и грязная маркая клякса печати в паспорте. Не я. Не я. Не я. — Меня пугает твоя красота. — Недовольно. Будто я виноват. Хотя… конечно. Ты лежишь на рабочей поверхности кухонного гарнитура, голова находится почти на конфорке. Я сажусь на пол в максимальной близости, опираясь спиной на шкаф, на котором ты. Усталость бухается на плечи. — Что собираешься делать? Ты можешь делать со мной всё что хочешь — но лучше просто опусти руку на мою голову и погладь по волосам. Но вместо этого ты швыркаешь носом и я слышу как неприятно лязгает холодный металл. — Могу взять этот нож и воткнуть тебе в шею… чуть выше сонной артерии или чуть ниже…, а могу … могу туда тебя поцеловать. Так, что ты на пять-десять секунд забудешь как тебя зовут. Так что ты выбираешь? — Конечно, нож... Токсикоз. Аптеки. «Я хочу арбуза с мелом… Это нормально?». Гормоны. Уколы. Записи. «Я ненавижу тебя. // Поторопись, ладно…// Билан, где тебя носит?». «Не приходи, понял? Никогда». Дочка. Дочка. У тебя. У вас. У тебя. Я праздную так, что единственный друг ищет меня по Москве двое суток. Пэпэшные книги. Витамины. Молокоотсосы. Пеленки. Распашонки. Похмельный тремор. Таблетки. Таблетки. Таблетки. Забытьё.

***

— Просто вытащи мне её из ее этого «счастливого мирка» и всё. Это всё, что от тебя требуется… Разве я много прошу? — Что ты хочешь с ней сделать? — Гагарина была на редкость упрямой. — Расчленю, сварю и съем. Что за глупые вопросы? Сюрприз, понимаешь? Что, старый друг не может сделать сюрприз своей подруге в день рождения? — Что-то не нравится мне твоя идея, Димон. Она же все-таки того… Надежно замужем. — А она и не должна нравится тебе. И про замужество я в курсе. Вымани Польку, доставь по указанному адресу и я помашу тебе ручкой. Ну или в щечку поцелую, если хочешь. — Ох, уж спасибо, дожила.

-/-

— Полчаса, ясно? — Поля защелкнула 2 браслета и колье. Знакомая тяжесть. — Карета превратится в тыкву? — Шутила подруга. — Очень смешно. У Ваньки завтра игра и вообще вся эта затея ему не очень нравится… — Поль, в конце концов, это твой праздник. Который бывает раз в год. Почему ты должна сидеть дома и кашеварить?

-/-

Вишневый ликер. Ледяная содовая. Банальщина — я не хотел, но скатывался. Давно скатился. Я так неловко клею тебя у стойки. Поиграем? — Кто ты? Я тебя знаю? — Дым кальяна окружал и бередил в нас все воспоминания. Их не счесть. Хороводом в голове… Будь со мной. Прошу. Поддайся. И мы развлечемся. Ты едва заметно растягиваешь нежно-розовые губы, чуть склоняя голову, заставляя локоны падать на лицо — в твоих светлых глазах летали смешинки. — Кто знает… Может, я приходила к тебе во сне… — Познакомимся? Я — Витя. — Пелагея. — Красивое имя. Такие узкие коридоры. Такие недоверчивые консьержки. Такие медлительные водители такси. Но мир, Полька… Мир — он же по-прежнему наш, Полька… Хватай. И полетели.

-/-

— Я думал, это как-то по-другому… будет. В плане… Но ты всё та же. Нёс херню. Ты быстро одевалась, спеша скрыться с места преступления. Была раздраженной, хотя ночью была … той же. Моим чудом. — Никогда не спал с замужними… или с рожавшими? Какими? — Давно не спал с любимыми… Наверно. — «Наверно» не спал… Или «наверно» любимыми? — Я люблю тебя. — Забыл «наверно». — Поль… — Что? — А ты? — «Скажи, что любишь меня. До сих пор. Всегда.» — А мне пора готовить завтрак, кормить домашних… — Чья это квартира? — Обуваясь, выходишь из такого устоявшегося «нашего» существования. — Одолжил ключи у друга, он в отпуске… — Класс. — Шипишь сквозь плотно сжатые зубы. — Ну не в отель же тебя было везти. Это пошло. — Да, куда уж лучше сомнительные квартирки друзей-сообщников. Проверяешь телефон. Взволнованно. — Прости, пойду. …. И не звони мне больше. — Как скажешь. — Неслышно, на выдохе. Блять, почему так …. пусто? Никак.

***

— Дим, я так хочу быть счастливой. Вязкая тишина. Моё дыхание на этом конце. У тебя — твоё. Не знаю что ответить. — У меня послеродовая депрессия или кризис среднего… В общем… мне кошмарно. И я не знаю, кому еще рассказать… — Приходи, покурим. Связь обрывается. Короткие гудки. — Я ужасная мать. — Лучше и придумать сложно. — Неа, ты просто успокаиваешь. — Может, я для этого и существую. Копаюсь в телефоне, чекаю почту. Рекламные рассылки. Спам. Мили. Авиакомпании. Цепляюсь взглядом за какую-то рассылку, перехватывая губами смолистую сигарету. — Люксембург-Венеция. Знала, что есть такой рейс?.. 2 часа лёту. — Мы же не в Люксембурге. — Какие наши годы… Такое лавандовое небо, уплывающее вдаль. Вниз. По сторонам. От распахнутого в вечность окна на самом краю обшарпанной семнадцатиэтажки. Я вижу его только вместе с тобой. Сидим на подоконнике, щелкаю зажигалкой. Ты скована страхом, а я скован твоей близостью. — Не смотри вниз. — Кажется, меня сейчас вырвет. — Не смотри. — А куда? — Смотри вперед. Смотри, какой город, какое небо... — Мама учила под ноги. — Забудь, что говорила мама. — Я сама мама… «Забудь и об этом» — чуть не выплюнул я. Но я промолчал. Твои сетчатые колени на продавленном диване и моя скуренная половина пачки. — Можешь раздеться, если хочешь. — Сделай меня счастливой. А? Пожалуйста… Слёзы ручьем. Моя слабая девочка. Время деспотично капает. Сколько нам осталось… До очередного кормления, конечно. Мы же вечные, в самом деле. Подхожу к дивану, целую в макушку, глажу по волосам. Ты прижимаешься, обвивая ноги. — Я люблю тебя, Ханова. До смерти люблю. И после тоже. — Не говори так, мне страшно. Я молчу, рассеянно поглаживая твой затылок, зарываясь пальцами. Ты откидываешься на спину, чуть разводишь сетчатые колени. Призывно. — Красивый закат и ты… Мою спину жжет солнце. Нестерпимо. Мне тоже страшно… малыш. Это же наказание. Быть таким с тобой … такой. Но я вновь вхожу в эту реку. Чтобы ты была счастлива. Чтобы я приближался к счастью.

Мое сердце уже не билось. Но тогда мы еще этого не знали.

***

В один из дней… Просыпаемся под взрывную Пинк. Натягиваешь белье, ворошишь блондинистые волосы. Лучшее создание во Вселенной… Люблю так, что сил нет. Что выжить шансов просто не остается, слышишь, малыш… Ты слышишь? Ведешь лопатками, застегивая бюстгальтер, вздрагивая. Сквозняк. Не запирали балкон. Прости. Бредешь в ванную. Мурашки. Гусиная кожа. У моей слегка располневшей лебедицы. Хорошая. Обнимаю сзади. Хорошая. Такая ладная. Такая мягкая. Чувствуешь, как сильно мне нравишься. Как ни смешно — чувствуешь своей красивой попой своими округлыми ягодицами, когда наваливаюсь. Понимаю, что не выпущу. До смерти. Факинг пёрфект. — Смотри, эта паста для влюбленных… — По краям рта розовая пена со вкусом, наверно, банальной клубники или вишни… Пробую на язык, легко сцеловывая. Это ты. — А у них есть паста для безнадежно больных? Ебанутых людей… Вроде нас. На всю голову. Шутливо пачкаешь мой нос. — Хочу быть как Ирина Шейк… Но толстая, пипец. — Рассматриваешь себя в большом зеркале. Я улыбаюсь. Утыкаюсь в плечо. Пахнешь прогулянными парами, дождем, последним рядом на последнем сеансе. И еще жасмином. Ты пахнешь нашей жизнью, Поль. Нашей вечностью. — Но я ведь тоже не Брэдли Купер… Сделать тебе ребенка и то как-то не срослось… — Я смотрю на твое — наше — отражение, честно тебе в глаза, а рука так и норовит нагло залезть за резинку милых хлопковых трусиков. Но когда ты так поворачиваешься, еле слышно вздыхаешь, берешь мое небритое лицо в свои нежные ладони и смотришь так, будто прощаешь авансом мне свои мои грехи, моя добродетель, клянусь, я забываю обо всём. Всё уходит на задний план. Всё меркнет в сравнении с твоим благодатным светом. Моя святая. — Ты делаешь меня счастливой… Каждую секунду этого непонятного воплощения, Дим… Твои светлые сонные глаза лучились необычным, искристым сиянием… Гладишь по щеке, не отрывая глаз и даже не моргая. — Я, кажется, ухожу… — Шепчешь тихо. Тяжелый шепот разрастается густыми ветвями в нервных окончаниях. Но я привык. К этому. К твоим уходам и возвращениям. Это моя карма, малыш. Но сегодня рановато. — Мерзавка, ты обещала мне завтрак. Чуть тяну за волосы, заставляя наклонить голову назад, касаясь губами мятно-ягодных губ. — Я ухожу от Вани. Моя ладонь вовремя влетает между твоей макушкой и зеркалом, когда я рывком усаживаю тебя на раковину… И целую. Целую. Целую. ЦЕлую. Мою. — Ты, кажется, обещал мне жизнь… — Маленькая моя… Так, я срочно штудирую циан, нам нужна берлога попросторнее, учебники по воспитанию и, Поль, мы не предохраняемся… Да? Обгоним Шейк, а? Я помогу, ты всегда можешь на меня рассчитывать… Ты смеешься. И я. Я опять целую. И не могу остановиться. Словно не могу надышаться. Почему-то не могу отпустить. Выпустить. Долго не могу уйти, ища поводы остаться. Еще на чуть-чуть. На секундочку. На мгновение. На прощание держу твою руку и смотрю в глаза, словно запоминаю, наматываю на плёнку. Уже одной ногой в подъезде. — Беги. Пора. — Улыбаешься ты, одергивая на себе мою рубашку. Бред, но тебе идёт. — Увидимся. Обещай быть умницей, ладно? — Несомненно, папочка. Поля делает завтрак. Собирает вещи. Долго набирает текст маме. Дима: «Да, и не планируй ничего на майские… Люксембург-Венеция, помнишь?». «Дурак». «Скажи, что любимый дурак и я даже не обижусь….» «Самый любимый». — Да, Борь, да, не ослышался, знаешь такое маленькое европейское государство… Найди как добраться без пересадок. На ближайшие выходные. — Прижимаю трубку плечом, выжимаю педаль — но и без того чувствую — лечу. Будто крылья за спиной. Какая-то странная дрожь — приятная — холодок по всему телу. Как простуда. Я болен тобой, Полька. И, кажется, собирается дождь. Небо хмурое, серое, питерское. Приборная барахлит. Немцы, тоже мне. Ворчу как старик. А какими мы будем стариками, а, Поль? Снова улыбаюсь от уха до уха как тупица. Как твой самый любимый дурак. Прибавляю громкость магнитолы и скорость.

Красная мазда вылетает из-за поворота слишком неожиданно. Красный свет светофора замечаю слишком поздно…

Автомобильные сигналы, заглушающие джаз. Сорванное «Дим…» от менеджера в металлической трубке и твой вечерний смех… когда мы вместе в постели… в ушах… поселились навсегда. Багровый закат обливает здания и асфальт кровью. Хватаю наше лавандовое небо в некрасиво лопнувшем лобовом. Лечу, ощущая небывалую легкость в теле. Хотя… почему «небывалую». Так бывало с тобой… Лечу. Куда-то далеко. Высоко. Безмятежно. И адски… адски жалею только об одном, малыш. Что этим таким непонятным утром, в этом непонятном воплощении, я так и не сказал тебе, что ты все-таки в миллионы раз лучше Шейк… В миллионы раз красивее. И я люблю тебя. Люблю так, что сил нет. Что выжить шансов просто не остается, слышишь, малыш… Ты слышишь?

Ты слышишь. Я знаю.

Я даже знаю, что ты скажешь первым делом, когда мы встретимся. Я никогда не пристегивался. Ведь когда мы встретились в этих оболочках, я ведь тоже был не пристегнут, если помнишь. К чему эти нелепые предосторожности при встрече с судьбой… Не плачь. Не навещай меня слишком часто. И … не забудь про Люксембург. Главная площадь. Когда-нибудь. В пять…

***

Старинные городские часы пробили ровно пять. Закатное красноватое солнце плавно опускается за расплывчатую, далекую линию горизонта, заливая мягким оранжевым светом улочки тихого европейского герцогства — на карте размером с горошину. Я стою в своем лучшем костюме с букетом свежекупленных фиалок на Пляс-Д`Арм и жду тебя. Кажется, целую вечность. Но готов ждать сколько угодно, долго, не торопись. Девушки всегда опаздывают на свидания и всё такое… Наконец замечаю тебя — ты вышла из-за поворота, поправила прическу, крестик, волосы красиво лежат волнами, белое легкое платьице в горошек… Светлые лаковые туфельки. Дива из шестидесятых. Ты прекрасна, моя малышка. Как обычно. Сегодня похожа на Мерилин Монро и самое большое моё чудо. Улыбаешься, подходишь, тянешься, привстаешь на носочки, подставляешь щеку для поцелуя. Знакомый запах жасмина, мягкость кожи, румянец. — Прости, я задержалась…— Кокетлива. Великолепна. Эти ямочки… Я рассеянно улыбаюсь в ответ, уносясь в своих мыслях.

«Если бы ты только знала, маленькая, как я старался, чтобы ты там задержалась… И как я хотел, чтобы ты быстрее очутилась здесь. Я чертовски скучал».

Я не буду спрашивать: «почему ты так долго?». Я знаю. Я видел сверху. Плойки, стрелки, прочие женские штучки… Просто тебе для сборов потребовалось на несколько десятилетий больше чем обычной девчонке… Конечно. — Надеюсь, я не слишком к тебе опоздала и наш сеанс еще не начался? Я как джентльмен подставляю тебе локоть, ты с удовольствием берешься. — Ну что ты, Поль, ты как всегда вовремя… Как вообще можно опоздать к судьбе? — Хочешь, купим мороженного? — А вы змей-искуситель, достопочтенный господин. — Нет, всего лишь твой Адам… Кстати, как насчет Евы? — Что «насчет Евы»? — Назвать нашу будущую дочь Ева. Ты не против? По-моему красиво. — Иди ты, дурак! — Самый любимый дурак, прошу заметить! По-прежнему. Смеемся. Как же я скучал по звукам твоего смеха… отражающимся от стен, витрин, переулков… И этот мир скучал. Ты задираешь голову, любуясь и рассматривая архитектуру старого города. Я любуюсь тобой. А над нами снова плывет всё то же — неповторимое лавандовое небо. И мы снова не пристегнуты. Оба.
Примечания:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.