***
Рейстлин остался в пустоте — нет даже насмехающегося призрака Такхизис. Лишь воспоминания о пройденном пути, окружавших его когда-то людях и отчаянные попытки создать хоть что-то в безмолвной пустоте, сменившиеся пониманием бессмысленности и обречённости. Пламя, оставившее вместо прекрасного мира лишь пепел, медленно угасает. Скоро он останется в вечной тьме. Победить Богиню Тьмы, и в итоге в этой самой тьме и остаться. Тьма и одиночество. Он не хотел быть один, он даже не хотел быть единственным Богом… Просто самым сильным. Тем, перед кем склонятся остальные Боги… и кого будут любить — все люди, без исключения. «Поздно». Богини нет, но её насмешка всё ещё звучит в ушах. Рейстлин знает, что на самом деле этого диалога не было, что он спорил сам с собой. Испытание любовью… Он понимает, что не смог бы отказаться от власти ради любви — но если бы он видел, какое будущее ждёт при нём мир, то нашёл бы способ всё исправить. Потому что править бесплодной пустыней без единого живого существа бессмысленно. Жестокий урок, даже усвоив который, всё равно остаёшься один на один с собственной ошибкой… и пустотой. «Бог, ты видишь свой мир?» Рейстлин вновь оглядывается. Тьму вокруг лишь немного рассеивает свет от шара на конце посоха… Но вдалеке неожиданно возникает слабый, до невозможности тусклый отблеск. Наверное, он сходит с ума — или же, всё-таки, ещё не поздно? Рейстлин спешит туда… И неожиданно видит кресло. За высокой спинкой не видно сидящего, но маг уверен, что там кто-то есть. Он подходит ближе… и девушка оборачивается.***
Рейстлин смотрит на неё. Проклятое зрение никуда не делось — вот только девушка перед ним решительно отказывается стареть. Вернее, она стареет. Он видит это, как видел у всех людей, встреченных после Испытания… Но увядание мгновенно сменяется обновлением, благодаря какой-то странной, непонятной ему магии, идущей из середины её лба. «Я» — так назвалась эта девушка. — Тебя не могут звать просто «Я». — Бесконечная жизнь, конечная память, — девушка явно не раз повторяла эту фразу. — Когда я поняла, что забываю своё имя, то решила назваться просто «Я». Пустая чашка на подлокотнике кресла. Остатки магии всё ещё с Рейстлином — и, хотя он не способен создать новый мир, кресло наколдовать получается. Рядом — не напротив. Уж лучше смотреть на умирающую звезду, чем на пустоту, из которой он пришёл. На коленях у девушки книга. — Это мои воспоминания, — заметив его взгляд, поясняет «Я». И раскрывает книгу. Рейстлин ждёт строк и картинок — но вместо этого над страницами в воздухе зависают полупрозрачные силуэты домов и людей, раздаются голоса… Эта магия ему незнакома и, самое главное, он вообще не ощущает какой-либо магии. Тем временем среди полупрозрачных людей появляется и силуэт девушки, сидящей перед ним. Один из мужчин называет её Эсхильдой… После просмотра её воспоминаний Рейстлин неожиданно рассказывает свою историю. Затем, тратя остатки магии, создаёт что-то вроде такой же «голограммы», как у неё. Чтобы не думала, что он, величайший маг погибшего Кринна, неспособен повторить то, что смог давно сгинувший народ каких-то там Повелителей. А может, ему просто захотелось ещё раз увидеть всех, кого он когда-то знал… Эсхильда внимательно слушает, смотрит. Они обсуждают свои жизни — чем ещё заниматься в бесконечном одиночестве на двоих? Она не спрашивает, хотел бы он вернуться назад и отказаться от власти ради жрицы. Ей нравится магия, которой пропитаны все его воспоминания. Он рассматривает в ее «книге» странные приспособления, созданные людьми, для которых магия была лишь детской сказкой. Ему неинтересно, хотела бы она снова убежать отсюда в прошлое своего мира и, возможно, погибнуть — где-то там, не здесь… — Твой мир — другая Вселенная. Границы между двумя погибающими мирами стёрлись, и мы смогли встретиться. — Зачем? — Никто не должен умирать в одиночестве, как сказал однажды мой хороший знакомый… — будь здесь Доктор, он бы нашёл выход, Эсхильда в этом не сомневается. Вот только ни Доктора, ни других Повелителей Времени здесь нет. Лишь она и маг из чужого мира. Двое неспособных ни умереть со своими Вселенными, ни вдохнуть в них жизнь существ. — Но ведь мы не умираем, — Рейстлин криво усмехается. — Не умираем. И не живём… — она резко замолкает, вскочив с кресла и глядя куда-то в сторону. Рейстлин тоже оборачивается. И видит огромную железную гору. — Что это? — Корабль, — отвечает девушка. — Я помню это. Последние люди с другого конца Вселенной. Они летели в место, названное Утопией, надеясь спастись там от гибели мира. Но там не было ничего. — Они летят сюда… — Здесь ничего нет. Они даже приземлиться не смогут, — Эсхильда оборачивается, точно зная, что за её креслом лишь пустота и тьма. Но вместо этого неожиданно видит землю. Простирающуюся, насколько хватает взгляда, землю, пустую, без единого деревца или травинки, но, без сомнения, твердую и реальную. Стоящий рядом Рейстлин усмехается: — Что ж, в одиночестве мы не умрём… А они всё равно не выживут. Света звезды не хватит для хоть какого-то тепла, не говоря уже о том, что им нечего будет есть, — словно подтверждая его слова, звезда, подмигнув напоследок, гаснет… Но темнее почему-то не становится. Подняв глаза, маг и девушка видят над головами звёзды, составляющие силуэт летящего дракона. Он словно приближается… и воздух вокруг становится всё теплее, а свет, пусть и отливающий холодной платиной — ярче. — У них наверняка есть семена растений… и, возможно, животные — хотя бы в анабиозе, — скорее себе, чем Рейстлину, бормочет Эсхильда. Он не спрашивает, что такое анабиоз. Все кажется слишком невероятным. Может быть, это лишь очередной кошмар, и сейчас он очнётся в Бездне у Такхизис? Или — что ещё хуже — всё в той же пустоте, а Эсхильда и весь этот мир лишь плод его измученного сознания? Корабль меж тем приземляется совсем недалеко от них, открывается дверь, и появляются люди — неверяще улыбающиеся друг другу, оглядывающиеся по сторонам… Светловолосый мальчишка, смеясь, бежит, запрокинув голову к небу: — Мама! Ты была права! Они действительно как алмазы! Это Утопия! — он не замечает ничего вокруг, слишком радостный, что мечта оказалась реальностью, и потому совершенно предсказуемо едва не налетает на одно из кресел — Эсхильда едва успевает его поймать. Когда-то она поклялась, что у неё не будет детей… Видимо, пришло время нарушать клятвы прежнего мира. Пусть даже эти дети не будут родными. Мальчик изумлённо оглядывает женщину, и с ещё большим изумлением смотрит на мужчину. Остальные люди приближаются медленно, с опаской — только дети, не ожидая от незнакомцев зла, бегут к ним со всех ног. Рейстлин зажигает погасший было огонёк на конце посоха и чуть улыбается мальчику на руках у Эсхильды. — Это не Утопия. Это Утеха. Новая.