В плену.

«Пилот Леонид Зинченко, взятый в плен сирийскими боевиками около года назад, наконец освобождён. Операция по освобождению…» — С экрана телевизора продолжала вещать милая девушка телеведущая, только вот Гущин ее уже не слушал.       Это случилось ровно десять месяцев назад. Зинченко попросили в выходной день заменить одного из пилотов авиакомпании и он согласился. Не так часто он летал без своего экипажа, Леша иногда даже обижался. — Гущин, ей богу, не веди себя как ребёнок. Меня попросили заменить, я просто помогаю. — Отчитывал он Лешу в раздевалке.       Гущин боязливо подался вперёд и коснулся губ командира своими. Леонид Саввич опешил на долю секунды, а затем его рука уже поглаживала поясницу парня. — Теперь вы точно уйдёте от нас в другой экипаж, — торопливо проговорил Гущин. — Извините. — Поговорим когда я вернусь. Меня уже ждут. — Словно ничего не произошло, мужчина неторопливо покинул раздевалку.       И он не вернулся.       По крайней мере тогда. Через несколько часов сообщили что самолёт был сбит в Сирии и по предварительным данным удалось выжить одному из пилотов и молодой стюардессе. Позже сообщили, что выжившие члены экипажа были взяты в плен.       И именно тогда Леша понял, что теперь никогда не будет как прежде. К их экипажу приставили нового командира. Мужик был вполне себе адекватный, экипаж принял его почти сразу. Могло показаться, что даже Леша привык к нему, что они вроде как подружились. Но только когда Гущин возвращался домой, его просто ломало от боли. В какой-то момент ему перестали помогать успокоительные, снотворное, уже через два месяца он глотал их горстями, а потом и вовсе перестал. Хотя да, в последний месяц стало легче.       Он сидел на кухне Андрея и Вики, ребята пригласили к себе в гости. Телевизор никто не смотрел, он работал больше для фона. А потом Леша услышал знакомое имя.

***

      Сейчас они стояли в аэропорту. Валерка настоял на том, что Гущин должен встречать отца вместе с ними. Собственно, Ирина против ничего не имела. Отношения у них с Зинченко испортились еще тогда, а сложившаяся ситуация лишь сильнее дала почувствовать, что не так уж они и нуждаются друг в друге. Нет, конечно Ирина была рада, что ее муж снова возвращается живым после всего пережитого, но дальнейшей совместной жизни она с ним не представляла. — Пап. — Валера сделал несколько шагов на встречу отцу и обнял.       Переведя дыхание, Ирина подошла к ним. Одной рукой мужчина обнял жену за плечи, а она уткнулась ему в шею. Пару минут Леша наблюдал за воссоединением семьи, а затем Зинченко поднял на него глаза. Отстранившись, Ирина потащила сына на выход, повторяя, что им необходимо подписать некоторые бумаги. — Леонид Саввич, — парень буквально нырнул в объятья старшего, крепко обнимая в ответ.       Встреча этих двоих, со стороны казалась куда более важной, чем все остальное. Зинченко ожидали телекамеры, толпа журналистов, а в дальнейшем допросы и десятки тестов. А пока он просто прижимал к себе своего стажера, который вот-вот был готов зарыдать. — Вы обещали мне поговорить, когда вернетесь, — пробубнил Гущин куда-то в воротник кителя. — А ты ждал, — едва заметная улыбка коснулась губ командира. — Вы обещали, а вы всегда держите слово. — Леша поднял голову. — Шрам. — Проговорил он едва слышно и коснулся лица Зинченко рукой. Провел пальцами по рубцу над бровью и заглянул мужчине в глаза. — Он не единственный, — произнес он достаточно грубо.       Выдохнув и закрыв глаза, Леша, словно слепой котенок, ткнулся вперед и коснулся губ Зинченко своими. Мужчина как в прошлый раз опустил руки на поясницу парня, прижимая к себе как можно сильнее, а тот перебирал коротко подстриженные волосы меж пальцев. И обоим хотелось просто целовать друг друга, целовать и никуда не спешить, сполна насладиться друг другом, пока можно. — Ты вернешься к семье, — отстранившись прошептал Гущин. — Нет, — Леонид Саввич отрицательно покачал головой. — Нет.       А дальше его ждали журналисты на выходе из аэропорта. Нужно было сказать им хоть что-нибудь и он справился. Поговорил о том, что безмерно рад от того, что близкие не верили в его смерть, а продолжали любить и ждать.

***

      Леша стоял посреди спальни в шоковом состоянии, но глаз не отводил, лишь едва помедлив бросился кротко целовать лицо командира. Щеки, губы. А тот крепко держал парня за плечи, стараясь успокоить. — Леш, хватит. Я понимаю, что тебе это не нужно и неприятно, — Зинченко слегка тряхнул Лешу, приводя в чувства. — Нет, нет… Не говори так. Пожалуйста, не говори так, — Гущин плавно опустил ладонь на грудь старшего.       Тело Зинченко было изуродовано большим количеством глубоких, корявых шрамов. Все они, буквально исполосовали тело мужчины, а на нижней части спины красовался ужасно заживший ожог. Леша аккуратно изучал его тело, скользя руками по груди, рукам, животу. Опустившись на колени, Гущин прижался губами к широкому рубцу на животе, уходящему под резинку спортивных штанов. — Я люблю вас. — Леша говорит едва слышно, боясь разрушить то, что сейчас между ними. — Прости меня, — мужчина опускается на колени рядом с ним и берет за руку. — Прости, что причинил тебе столько боли, — в глазах Зинченко стоят слезы, но плакать он не собирается. Просто становится дурно от того, сколько пережил его стажер.       И снова губы находят чужие и сливаются в сладком, таком томном поцелуе. Поднявшись на ноги, Леонид Саввич так уверенно ведет Лешу в направлении к кровати и не разрывая поцелуй, опускается на белые простыни вместе с ним. Стягивает со стажера майку и останавливается. Спустя мгновение утыкается ему в шею и отчаянно шепчет: — Я снова в плену, только теперь в твоем, мой мальчик.