Не вошедшее в хроники

На обратном пути Лорейн не обмолвилась с дочерью и словом. Ее дружка они высадили сразу за воротами Мос Иллы, и после этого Хестра совсем сникла. Мальчишка еще долго махал ей рукой, пока не скрылся за очередным поворотом. Вяло помахав ему в ответ, девочка молча прижалась к матери и тихонько сопела ей в спину до самого дома. Городок понемногу просыпался: на рынке раскладывали товар первые торговцы, уходили на пересменок патрули, куда-то деловито семенила группа джав, без устали треща на своем визгливом языке. В рассветных лучах убожество Мос Иллы бросалось в глаза сильнее обычного. Облупившаяся краска на стенах жалких лачужек, грязный песок под ногами, в воздухе – взвесь из пыли и ржавчины, вонь мусора и нагретого металла. Кучка грязных детей, похожих на мелких крысят, сонно выползала из рабского барака к водонапорной башне: ополоснуться и напиться, пока хозяин не заставил работать. Их с дороги погнала худосочная фермерша в чистом, но застиранном практически до дыр платье. За ней тянул тележку с местными фруктами древний дроид, которого, наверное, джавы побрезговали купить в качестве металлолома. Лорейн прибавила скорость, не обращая внимания на летящий в глаза песок. Прав был Вендис: она напрасно привезла Хестру сюда. Ее следовало оставить с повелительницей Фархан... возможно, навсегда. Возможно, Лорейн не стоило просить у нее права самостоятельно обучать дочь. Толку точно было бы больше. Но теперь поздно думать об этом: Лорейн никогда не приползет к ней с поджатым хвостом, расписываться в своем бессилии. К сожалению, сейчас Лорейн не чувствовала ничего, кроме бессилия и горечи. Ей, как маленькому ребенку, хотелось свернуться под одеялом и просто поплакать минут десять: о том, что она никудышная мать и еще более никудышная наставница, о том, что ей предстояло провести еще несколько недель на этой омерзительной планете, а единственный человек, которому она могла бы позволить пожалеть ее, был проклятым джедаем. Хестра прижалась к ней еще крепче и потерлась щекой об дорожную мантию. Маленький манипулятор. Припарковав спидер в гараже, Лорейн помогла дочке слезть с сиденья. Хестра понуро поплелась наверх. Пропыленная, растрепанная и уставшая, девчонка выглядела так жалко, что Лорейн окончательно растеряла всю злость на нее. – Прими душ и иди в свою комнату, – велела Лорейн Хестре, когда они вошли в жилую часть дома. – Я позову тебя, когда решу, что с тобой делать. – Да, мамочка. – Хестра скромно склонила голову. Вид у нее был искренне виноватый. Не поднимая глаз, она робко взяла Лорейн за руку и легонько сжала ее пальцы. – Прости меня, пожалуйста. Я знаю, что очень виновата. Всхлипнув, она побежала вниз, к спальням. Лорейн хотела сказать ей что-нибудь напутственное, но не смогла придумать ничего дельного. Да и что толку? Будто этот ребенок когда-нибудь ее слушал. – Что-нибудь освежающее. На твой вкус, – бросила она Лионель, замершей в глубоком поклоне. Девушка, пискнув "да, госпожа", умчалась на кухню и загремела бутылками. Готовить тихо эта девчонка то ли не умела, то ли кто-то внушил ей, что без шума хозяева в кипучую деятельность раба не поверят. Обычно Лорейн не обращала на это внимания, но сейчас возня рабыни действовала на нервы. От разноса и легкого электрошока неуклюжую девку спасало только то, что уж на нее-то у Лорейн точно никаких сил не осталось. Усевшись в кресло, Лорейн обхватила себя руками. Странно было признавать это, но ей ужасно не хватало Харви: встреча с этим проходимцем разбередила старые чувства, от которых, казалось бы, она давно избавилась. Кому сказать – поднимут на смех: леди-ситх страдает по джедаю, с которым однажды переспала десять лет назад, и не знает, как совладать с непослушной дочерью. Более нелепой картины трудно представить. Леди Фархан всегда говорила ей, что жалость и попустительство калечат детей. "Если желаешь добра своей малышке, не смей жалеть ее. Все дни ребенка должны проходить в учебе и тренировках. Не позволяй ей нытья и слез. Любую слабость пресекай как можно жестче. Наказывай за каждый проступок так, чтобы она боялась даже думать об ослушании. Только тогда из нее вырастет достойный ситх". Лорейн уважительно кивала наставнице и делала все наоборот. Глупо было винить дурную наследственность Харви за то, что Хестра выросла неправильно. Лорейн некого было упрекать, кроме себя самой. В дверях возникла Лионель с подносом. Она очень старалась не смотреть на лицо Лорейн, тронутое порчей, но скрыть любопытства не могла. Впрочем, глупо было ожидать большей выдержки от шестнадцатилетнего ребенка. – Госпожа, я сделала коктейль из охлажденного молока нерфа, сиропа панги и вытяжки морозной вирины, – прощебетала она, не поднимая глаз. Видимо, Лорейн выглядела настолько неприветливо, что девчонка склонилась еще ниже и смущенно добавила: – Мне показалось, вам понравилось, когда я подала его в прошлый раз... – Тебе не показалось, – раздраженно отмахнулась Лорейн. – Поставь на столик и займись завтраком. – Уже сделано, миледи. Прикажете подать? – Позже. Пока можешь идти. Рабыня тихонько исчезла. Нет, все-таки Лорейн была к ней несправедлива: хотя бы служанку ей выдрессировать удалось. Слабое утешение. Почти насмешка. Внизу копошилась Хестра. Ее милая маленькая девочка. Безответственный, непослушный и слабый ребенок, неспособный ни должным образом вести себя, ни держать ответ за свои проступки. Ее маленькое солнышко. Лорейн надеялась, что хотя бы в стойбище песчаных людей в Хестре проснется хоть что-то, проявится внутренний стержень... Напрасно. Из плена она спасла испуганно хнычущего ребенка, не смеющего отойти от матери ни на шаг. Даже ее дружок-оборванец вел себя более достойно. "Быть матерью нелегко, – вновь зазвучали в памяти слова повелительницы Фархан. – Быть учителем собственному ребенку – почти невозможно. Ты должна вытравить всякую жалость из сердца, а нежность запереть на замок. Уверена, что справишься?" "Нет, миледи, – горько ответила Лорейн невидимой собеседнице. Как глупо, что в действительности ее ответ был совсем иным. – Я не справилась". Возможно, еще не поздно было все исправить. Решиться на единственно верный поступок и отправить Хестру туда, где она не сможет остаться избалованной домашней девочкой и будет вынуждена идти в ногу с другими послушниками, а лучше – опережать их. Ведь Хестра действительно талантливый ребенок: если верить тесту на мидихлорианы, когда-нибудь она могла стать намного сильнее Лорейн. Только талант никогда не принесет плодов, если не полить его потом и кровью. Лорейн залпом выпила половину стакана, жалея, что не велела добавить туда алкоголя. Очень хотелось. * * * Хестра стояла под ледяным душем, пока от холода зубы не начали отбивать барабанную дробь и не онемели конечности. Она с остервенением промывала волосы и до боли терла себя мочалкой, будто вместе с потом и грязью хотела содрать кожу. Постоянно тянуло на плач, но Хестра зло кусала губы и мысленно обзывала себя размазней и тряпкой. Так противно от самой себя ей еще никогда не было. Сейчас, когда наконец-то отпустил испуг, Хестра смогла подумать обо всем, что учудила сегодня, и от этих мыслей хотелось под землю провалиться. Кто ее тянул в пустыню?! Если бы у нее хватило мозгов послать Саила и девчонок подальше, ничего бы не случилось. Маме не пришлось бы вытаскивать ее из стойбища песчаников и рисковать собой. А если бы ей не помог тот странный джедай?! Ее же могли убить... От страшной мысли у Хестры внутри все заледенело. Ну, если не убить, так ранить. И все из-за того, что ее дочка – глупая размазня, у которой не хватает духу сказать "нет". А теперь у мамы порча на лице. Пока немного, но эта гадость же расползается каждый раз, когда обращаешься к Темной Стороне. Косметики теперь много тратить придется, чтобы ее замазать... а ведь мама такая красавица! Ей, наверное, очень обидно. Хорошо, что мама такая сильная. А вот Хестра – тряпка. Только и могла, что тихонько хныкать и трястись от страха, дожидаясь, когда же ее спасут. Позорище. Маме, должно быть, очень за нее стыдно. Опять заболела ранка на голове. Хестра, поморщившись, посмотрела на кровь под ногтями: похоже, корочку содрала, пока голову мыла. Стоять под ледяной водой стало совсем невыносимо, и Хестра вылезла из душевой, мелко трясясь от холода. Прошлепала к полотенцам и завернулась сразу в два, став похожей на женщину-песчаницу. Только голые ноги нелепо торчали и портили все впечатление. Из ванной она прошмыгнула в свою комнату. Скинула полотенца, переоделась в первую попавшуюся чистую одежду и с размаху плюхнулась на кровать. Хотя Хестра ужасно устала, спать не хотелось, да и не получилось бы: с минуты на минуту ее должна была позвать мама, чтобы наказать. Всхлипнув, Хестра свернулась калачиком. Было страшно и очень грустно. Хестра понимала, что заслужила. Наверное, мама на нее теперь даже смотреть не захочет. Хестра всегда ее позорила. Перед другими ситхами и особенно – перед повелительницей Фархан. Она, конечно, злобная ведьма, но кое в чем была права: Хестра – то еще бесхребетное и никчемное существо. Рисса была старше нее всего на пару лет, а Силой и мечом владела так, что хоть завтра на Коррибан посылать можно, испытания проходить. Хестра попыталась представить Риссу хнычущей в плену у песчаников, и не смогла. Она бы сама выбралась. Ну, как минимум попыталась бы, и парочку дикарей точно смогла бы прирезать. Хестра сморгнула слезы, но они тут же снова навернулись на глаза. Нестерпимо хотелось прижаться к маме, зарыться носом ей в волосы и просто сидеть рядом с ней, пока она будет выговаривать своей глупой дочке, что так себя вести нельзя. Как все-таки здорово, что мама ей все это позволяла. Хестра не представляла, каково это – жить без нее. Не обнимать ее перед сном, не болтать с ней по вечерам, не донимать ее вопросами обо всем на свете – от того, почему мальчишки такие глупые, до генетических различий между массаси и киссаи, из-за которых первые выродились в тупых звероподобных гигантов, а вторые смешались с людьми и стали современными чистокровными ситхами. С головой укутавшись в одеяло, Хестра проплакала еще немного. Ей казалось, что вместе со слезами из нее вытекает детская глупость, мешавшая осознать то, что понять следовало уже давно. Хестра могла перестать быть ничтожеством. Могла перестать позорить и расстраивать маму. Но для этого ей надо было самой принять одно решение – первое и, пока что, самое важное в жизни. * * * Лорейн никак не могла решиться позвать Хестру, чтобы озвучить ей приговор. Она то принималась мерить шагами комнату, то без сил падала в кресло и неподвижно сидела в нем, глядя в пустоту. "Так Хестре будет лучше, – убеждала себя Лорейн, до крови кусая губы. – Конечно, ей будет больно. Конечно, она сейчас начнет плакать и просить не поступать так с ней. Но потом она поймет меня. Когда вырастет". Лорейн прижала ладони к лицу, пытаясь сдержать слезы. "Когда вырастет"... Она помнила, как после испытаний встретилась с родителями и едва узнала их. Мама, некогда самое прекрасное существо в галактике, превратилась в пухлую, пугающе ограниченную женщину с простоватыми манерами, а отец – такой сильный и умный, повидавший десятки планет, – стал заурядным тружеником Бюро науки, не дотягивавшим даже до среднего эшелона. Самые родные, самые любимые люди, встречи с которыми Лорейн так ждала, обернулись незнакомцами, чувства к которым пришлось воскрешать из слабенькой искорки, чудом сохранившейся в ее сердце с детских лет. И то – удалось не в полной мере. Кем увидит ее Хестра, когда вернется с Коррибана? Кем станет сама? Точно не той девочкой, которую Лорейн растила с пеленок. Но в этом, к сожалению, и был весь смысл. На лестнице послышались тихие шаги. Немного потоптавшись у порога, в гостиную прошмыгнула Хестра. Ее голова была склонена, плечи опущены. Тонкие пальчики нервно теребили прядь волос. Не спрашивая разрешения, она присела на край дивана и сжалась, будто готовилась к удару. Лорейн тяжело вздохнула. Ей бы хотелось просто взять кнут, поставить дочку на колени и покончить с этим эпизодом несколькими ударами. Порка была бы для них обеих более милосердным наказанием. Но милосердие не приводило ни к чему хорошему. – Я велела тебе ждать в комнате. Опять не слушаешься? Вздрогнув, Хестра подняла на нее заплаканные глаза. Ее взгляд был неожиданно твердым, словно девочка приняла какое-то тяжелое, но правильное решение. – Мамочка, не ругайся, – тихо попросила она. – Давай просто поговорим? Пожалуйста? Хестра выглядела такой несчастной и кроткой, что Лорейн не нашла в себе сил отказать. К тому же, поговорить им действительно стоило. О многом. – Хорошо, Хестра. Что ты хотела сказать? Хестра замялась, начала заламывать руки. Ее губы дрогнули, на глазах снова выступили слезы. Казалось, то, что она собиралась сказать, причиняло ей физическую боль. – Я... – Сбившись, Хестра прочистила горло и продолжила уже тверже: – Я кое-что поняла, мамочка. Тебе из-за меня очень плохо. Я вижу, что ты меня стыдишься. Раньше я обижалась, но после сегодняшнего... Не знаю. Я будто себя со стороны увидела, понимаешь? Я слабая, глупая, не могу постоять за себя... Еще и тебя опасности подвергла. Так не должно быть. Я должна измениться, чтобы не быть тебе обузой. И... – Она набрала полную грудь воздуха и выпалила на одном дыхании: – В общем, я решила, что поеду на Коррибан. Только обещай, пожалуйста, что возьмешь меня в ученицы, когда я пройду испытания. Не хочу к другому мастеру. В комнате повисла неловкая тишина. Шмыгнув носом, Хестра грустно прикрыла глаза и закусила дрожащую губу. В Силе читалась ее обреченность, смешанная с мрачным удовлетворением, – будто девочка выполнила неприятную, тяжелую, но важную обязанность. Лорейн не могла подобрать слов. Только что она думала о том же самом – но слышать собственные мысли от дочки почему-то оказалось еще больнее, чем проговаривать их для себя. Девчушка говорила искренне. Не давила на жалость, не пыталась изобразить раскаяние... Она действительно готова была отправиться на Коррибан, лишь бы мать могла спокойно вздохнуть. – Хестра... – Голос Лорейн сорвался. – Иди ко мне, девочка. Едва Хестра несмело приблизилась к ней, Лорейн сгребла ее в охапку и крепко прижала к себе. Хестра совсем не умела закрываться в Силе: Лорейн чувствовала все ее эмоции – страх, горечь, вину, отвращение к себе и безграничную, всепоглощающую любовь к ней, рядом с которой меркли все другие чувства. Дочка была готова пожертвовать своим детством ради нее. А Лорейн была почти готова отдать ее на Коррибан, чтобы ее там сломали об колено, перековали и вернули ей уже совсем другой – ожесточившейся, навсегда запомнившей мамино предательство, но зато правильной. Такой, как тысячи других. Повелительница Фархан, несомненно, одобрила бы такое решение. Но старший сын повелительницы Фархан погиб, а младшая дочь тихо ненавидела ее. Не этого Лорейн хотела для своего ребенка. – Хестра, – прошептала Лорейн, нежно гладя ее по голове, – и думать забудь о таких глупостях. Я люблю тебя. Ты – моя головная боль, и я ни на кого не собираюсь перекладывать ответственность за тебя. Ты, конечно, провинилась и будешь наказана, но на Коррибан ты отправишься только на испытания. Ясно? Хестра молча улыбнулась и потерлась макушкой о подбородок Лорейн. Какое-то время они сидели в тишине. Гладя дочь по голове, Лорейн мысленно перебирала возможные наказания. Лидировали трехчасовая тренировка под татуинским солнцепеком и домашний арест на неделю. Заодно учебу подтянет, балбеска. – Мам, – осмелилась подать голос Хестра, – а расскажешь про этого джедая? Лорейн щелкнула ее по носу. – Еще один такой вопрос, и я могу передумать насчет Коррибана. Этот джедай не стоит того, чтобы говорить о нем.