ххх
— Хэй, Ньют! Привет, дружище, — Тендо Чой сидел на своём месте, что-то рассматривал на голограмме, но обернулся, когда Гейзлер подошёл поближе. В помещении кроме их двоих больше никого не было, и Ньютон даже обрадовался. — Да, привет, чувак, — он старался выглядеть как обычно, и судя по всему у него хорошо получалось. — Я пришёл за- Вообще-то, он не знал, зачем. Просто что-то привело его на пост управления, а предлог он так и не придумал. — Наверное, за этим, — Тендо улыбнулся и протянул ему потрёпанный блокнот с маленькими нарисованными ручкой кайдзю на обложке. — Я хотел вернуть раньше, но времени не было. — Чёрт, да, бро, спасибо, — Ньют ощутил облегчение от того, что ему не придётся выкручиваться, и взял блокнот в руки. Он провёл большим пальцем по обложке, по контуру своих рисунков, и непроизвольно улыбнулся. Уже развернулся, чтобы вернуться к себе в лабораторию, но Тендо его окликнул. — Слушай, Ньют. Хочу поинтересоваться, всё ли в порядке? Ты в последнее время совсем на себя не похож. Надеюсь, ты не обидишься, если я скажу, что тебя словно подменили. — Я просто... знаешь, ну. Устал. Типа, мы же спасли Землю как никак, — Ньютон усмехнулся, пытаясь отогнать все мысли о предстоящем переезде и о расставании. — Да и вообще. Думаю, я буду по тебе очень скучать, чувак, серьёзно. Тендо улыбнулся ещё шире, будучи растроганный словами Гейзлера. — Я тоже по тебе. Надеюсь, что у тебя всё будет круто на новом месте. Ты, кстати, решил, куда отправишься? — Да, в исследовательский центр, — сказал первое, что пришло в голову. — Значит, всё хорошо? — Ньют кивнул, и Чой кивнул в ответ. — Кстати, я забыл тебя предупредить! Наш небольшой коллектив хочет устроить прощальную вечеринку в эту пятницу. Многие решили уйти с базы, тем более, что в скором времени её могут закрыть. Я буду занят, не мог бы ты передать доктору Готтлибу, что он тоже приглашён? Ньютон опешил, а когда услышал имя Германна, то почувствовал, как сердце застучало с удвоенной силой, эхом отражаясь в его висках. Дышать стало сложнее, а внутри что-то сдавливало, стоило ему представить, как он будет говорить с Готтлибом. — Я н-не... Не думаю, что... Господи. — Что случилось? Ньют? — Тендо вскочил со своего кресла и усадил в него Гейзлера. Ньютон сам не понимал, что с ним такое. Он решил, что это все последствия стресса и двойного дрифта с мозгом кайдзю. На секунду в голове промелькнула мысль, что он сходит с ума. — Держи, — Тендо протянул ему пластиковый стаканчик с водой, и Гейзлер попытался сделать пару глотков. — Теперь я не совсем уверен, что с тобой всё в порядке. Может, расскажешь? Вдруг станет легче. Он прислонился к панели и сложил руки на груди, показывая, что он готов слушать. Ньют тем временем не глядя отставил стакан в сторону и тяжело вздохнул, решая, стоит ли держать всё в себе или высказаться, пока никто посторонний его не слышит. — Мне кажется, что я влюбился в Германна, — наконец выпалил он и посмотрел на своего друга. Тот хотел было что-то сказать, но Ньют продолжил, словно боясь, что его неправильно поймут. — Я не знаю, с чем это связано. Он и раньше мне нравился, но я не замечал за собой чего-то подобного, и вообще я думаю, что это просто какие-то побочные эффекты от дрифта. Возможно... не знаю, может, это пройдёт со временем, но мне так тоскливо от того, что нам придётся разъехаться. То есть, типа, ладно! Пожалуйста! Только, ну, знаешь, другой я словно говорит мне: «Чел, ты упускаешь шанс». А я ему такой: «Какой шанс? Нет никаких шансов, ты спятил», — он сопровождал свои слова жестами, изображая руками двух говорящих людей, как в театре теней. — Короче, я просто не знаю, куда мне деться от этого. Я никогда не думал, что подобная ерунда меня настигнет. Только подумать — втрескался в своего коллегу! Коленки Ньюта нервно подрагивали, руки тряслись, и мужчина чувствовал, что он на пределе. После долгого монолога он дал себе пару секунд, чтобы перевести дух. Тендо молчал, позволяя Гейзлеру закончить мысль. — Да он меня вообще терпеть не может, ты заметил? Мне кажется, после дрифта ничего не поменялось. А ведь он такой... такой... боже, просто, ну! — он не знал, что ещё можно добавить. Вдруг ему стало не по себе, и он решил, что лучше сейчас просто уйти. — Я думаю, мне нужно... пора... дела, знаешь. Я пойду. Спасибо, что выслушал. Он выскочил за дверь и замер, оказавшись на небольшой площадке перед главным коридором, где толпились люди. Они с интересом или презрением, или с непониманием пялились на Ньюта, от чего ему стало совсем не по себе. Он не понимал, почему на него так странно смотрят. Оглядев всех присутствующих, он заметил в маленькой толпе Германна, взгляд которого ему прочесть не удалось. Казалось, в его глазах смешались все эмоции, которые только существуют, и это ввело Гейзлера в ещё больший ступор. Он проследил за взглядами некоторых смотрящих, и тогда до него дошло. Всё это время... всё, что он говорил? Господи, весь разговор был слышен в громкоговорителе?! В грёбанном громкоговорителе! Ньют только что буквально на всю базу прокричал о том, что он влюблён в Германна! Это тоже самое, что бегать по коридорам и каждому встречному в лицо вопить «Я без ума от своего коллеги!». Ньюту стало невыносимо стыдно, жарко и противно от всех этих глаз, сверлящих в нём дыры. Он всей душой желал провалиться сквозь землю и оказаться в своей комнате. Но донести его туда могли только собственные ноги, поэтому он сорвался с места и бросился к узкому коридору, ведущему к лифту, чувствуя, как его лицо горит. Он яростно давил на кнопку вызова лифта, молясь, чтобы никого внутри не оказалось. Стоило только дверцам приоткрыться, как Ньют оказался внутри и продолжил жать на кнопки, чтобы лифт быстрее оказался на нужном ему этаже и больше никого не запускал. И только когда Гейзлер наконец-то оказался в своей каюте, он смог спокойно вздохнуть. Опершись спиной о стену, он соскользнул вниз, падая на пол, притянул ноги к себе и закрыл лицо руками. — Господи, господи, господи, — бормотал он, приглаживая волосы, — как же так. Я просто... неужели... О, боже. Ньют не мог понять, стыдно ему за свои чувства или за то, что о них слышали практически все, кого он знал и не знал. Или же ему было стыдно за то, что теперь сам Германн был в курсе. От всего этого хотелось плакать, но Гейзлер был слишком подавлен, чтобы выдавить из себя слёзы. Ему говорили, что мужчины не плачут, но плевать он хотел на то, что ему там говорили. Если бы он мог — заплакал бы, зарыдал в голос, заревел, лишь бы ему стало лучше.ххх
«Просто сделаю вид, что ничего не было», — Ньютон пытался уговорить себя, что все давным давно забыли о том, что слышали, и никто и не вспомнит, что там бормотал Гейзлер пару дней назад по «громкой» связи. Тем более, что те три пачки чипсов, которыми он питался, давно опустели, а голод только усилился, так что ему всё равно придётся спуститься в общую столовую и взять что-нибудь, хотя бы с собой. Если он не хочет умереть от голода, конечно. И Ньют решился. Вышел из своей комнаты, спустился на лифте вниз, стараясь не думать о последующем развитии событий, чтобы не паниковать раньше времени. Он взял себе что-то, что стояло на подносе, сок и, кажется, яблоко и направился к столикам, выискивая никем не занятый. Спускаясь по ступенькам, он ускорил шаг, опустив голову, но всё равно чувствовал себя ужасно, потому что на него всё равно смотрели. Казалось бы, кому какая разница, что он там сделал. Может, это вообще был розыгрыш или типа того. А Ньют чувствовал себя нашкодившим подростком. Он дошёл до своего места и поставил поднос на стол, когда рядом оказался ещё один. Подняв глаза, он увидел (боже, пусть это будет не Германн) Тендо. Ньют поколебался, прежде чем сесть за столик, и Чой сел рядом с ним. Гейзлер ковырялся в еде; аппетит у него неожиданно пропал. — Ньют, послушай, — Тендо заговорил первым, — мне жаль. Я забыл, что аппаратура включена, правда. Это моя вина, и я не знаю, что я могу сделать, чтобы тебе стало легче. «Можешь просто забыть всё, что я тебе сказал», — подумал Ньют. — Всё нормально, я уже даже и забыл про этот случай, — Гейзлер попытался улыбнуться, но вышло криво и совсем неубедительно. Наступила тишина, и Ньют отодвинул поднос в сторону, сделав пару глотков сока. Он решил, что вернётся обратно в комнату другим путём, через лабораторию. Так ему не придётся снова проходить через скопление людей, да и Германна, возможно, он тоже не встретит.ххх
В лаборатории стоял шум. Германн собирал остатки вещей, думая, что ему понадобится помощь, чтобы перенести это на корабль. Он твёрдо решил вернуться в университет, к своим лекциям и заспанным лицам студентов с утра. С него хватит всех этих приключений, страха смерти и головной боли на весь день. Он будет скучать по многому, но этого чувства не достаточно, чтобы найти себе похожее занятие и оставаться на той же волне. После пережитого Готтлибу нужно было что-то спокойное и скучное. Тростью он подвинул несколько коробок поближе к остальным своим вещам, чтобы они не занимали так много пространства. В отличие от Ньюта он любил порядок, поэтому не позволял себе устраивать хаос на своём рабочем месте. Ньют после случая с громкоговорителем в лаборатории не появлялся. Германн подозревал, что Гейзлер даже из своей комнаты не выходил, и это его беспокоило. В конце концов он представлял, сколько тот мог продержаться без еды. Зная тягу Ньютона к обязательному завершению любого дела, можно только предположить, как сильно он испортил себе желудок, питаясь раз в два или три дня, а то и меньше. Готтлиб также много думал о том, что произошло. Он догадывался о чувствах Ньютона к нему, но почему-то боялся ответить взаимностью, хотя мог. Но каждый раз, когда пытался поговорить, находил предлог, чтобы поспорить с Гейзлером вместо того, чтобы объясниться. И вот, кажется, чувства взаимны и признаны, давай, вперёд! А Германн всё равно боялся. Что-то внутри кричало о том, что это плохая идея, и что не стоит так рисковать. Сам математик стал замечать в себе некоторые... изменения. И этих изменений он страшился даже больше, чем признания в симпатии. Он иногда ловил себя на безумных мыслях, говорил фразами Ньюта и стал слегка по-другому относиться к кайдзю. Германн боялся, что он потеряет себя и безвозвратно превратится в другого человека. На днях к Германну заходил Тендо. Они были знакомы не очень хорошо, но Чой пригласил его на вечеринку в пятницу. Готтлиб вежливо поблагодарил за приглашение и пообещал прийти, заранее зная, что он туда не сунется, так как не особо любит людные места. Он рассчитывал, что после этого Тендо уйдёт, но тот явно хотел что-то сказать. — Мистер Чой? — Доктор Готтлиб, я бы хотел поговорить о... Знаете, о том случае. Вы понимаете. Я не могу найти Ньюта, а на людях он не появляется, поэтому я решил, что стоит поговорить с вами. Просто, чтобы знать. Он мой друг, и я не представляю, каково ему сейчас. Ньют так долго держал всё в себе, ещё этот дрифт и... Я надеюсь, вам будет о чём поговорить, только прошу, не делайте вид, что ничего не было. Вы не сделаете лучше, если промолчите. Просто дайте ему понять... есть ли у него шанс или нет. То есть, простите, доктор Готтлиб, что я говорю это вам. Вы ведь и сами всё прекрасно понимаете. Но я просто решил убедиться. — Спасибо, мистер Чой, я что-нибудь придумаю, — Германн кивнул, внешне оставшись спокойным. В голове же у него, кажется, произошёл взрыв. Вспомнив об этом диалоге снова, Германну в голову пришла мысль о том, что с Ньютом действительно стоит поговорить, пока не поздно. Возможно, он объяснит Гейзлеру, что между ними ничего не может быть. Или, может, ответит взаимностью? Он не знал, что предпринять, и это снова был тот случай, когда Германн не был похож на самого себя. Он всегда знал заранее, что может произойти, ведь числа никогда не ошибаются. Видимо, не в этот раз.ххх
Ньюту удалось незаметно прошмыгнуть мимо лаборатории, но больших усилий стоило заставить себя не заглядывать внутрь и не смотреть, чем занимается Готтлиб. Он решил, что ему придётся что-то сказать или извиниться, но Гейзлер не был готов, поэтому он решил подождать. Наступил вечер пятницы, и Ньютон сидел в своей комнате. За три дня он несколько раз показывался в столовой, стараясь подбирать время так, чтобы там никого не было. А ещё он мысленно радовался, что ванная комната была встроена в его каюту, что, между прочим, было привилегией лишь для него и Германна. Ньют только и делал, что читал или лежал на кровати и часами пялился в потолок, пока в его голове шумным потоком реки текли мысли. Он не пытался их остановить или направить в другое русло; просто расслабился и отдался течению. Иногда в мыслях проскальзывали серебряными рыбками формулы и цифры, что-то очень тихо на немецком нашёптывал Германн, вдалеке ревели кайдзю. А Ньют всё плыл, плыл куда-то, и это успокаивало его внутреннюю борьбу с самим собой. Не решало проблемы, но помогало на время забыть о них. Он вынырнул из своей головы, когда в дверь постучали. Стук был тихим и в нём слышалась некая неуверенность. Как будто кому-то эти два простых «тук-тук» стоили больших усилий. Гейзлер догадывался, кто стоял за дверью. Он сделал пару шагов и прислонился к двери, заглядывая в глазок. Готтлиб по ту сторону настойчиво разглядывал что-то на полу, не желая смотреть прямо перед собой. Ньюту сразу от чего-то поплохело, вернулась тяжесть в ногах, учащённое сердцебиение и сбивчивое дыхание. Ему понадобилось несколько секунд, прежде чем он прокрутил замок и позволил Германну зайти. Дверь захлопнулась за его спиной. Сделав несколько шагов назад, биолог смотрел на математика, а математик смотрел на биолога, и казалось, что их научные гляделки продлятся вечность, но Германн прочистил горло и заговорил, крепко сжимая ручку трости: — Доктор Гейзлер. Я решил... то есть, я думаю, что нам стоит поговорить обо всём. Надеюсь, вы понимаете, о чём я? Ньют сдавленно выдохнул и кивнул. Он никогда не чувствовал себя так странно в присутствии Германна. Теперь же ему казалось, что перед ним стоит кто-то другой, незнакомый. — Я хочу сказать, что... — Готтлиб пытался заглянуть Ньюту в глаза, но тот упорно отводил взгляд. — Да посмотрите же на меня, доктор Гейзлер! — Ньютон повернул голову и уставился на него. — Германн. Я должен извиниться, я... — Извиниться? За что же, интересно? — За всё. Ну, знаешь... Про то, что я сказал. Ты же за этим пришёл? — Я пришёл, чтобы поговорить с вами о том, что произошло, это правда. Но вы не должны извиняться за это, хотя признаюсь, вышло слегка неловко. — Тогда, что ты хотел сказать? — во взгляде Ньюта читалось удивление. Германн понял, что не даст себе разрушить всё то, что выстраивалось между ними годами. Он поступит как эгоист, даже если с первого взгляда покажется, что он просто хочет как лучше. Никому не будет лучше. И лишние страдания ни к чему, их было достаточно у них обоих. Готтлибу показалось, что Ньют слышит все его мысли, но ведь он не мог, правда? Или мог? Даже если так, пусть он услышит, как внутри него что-то переворачивается каждый раз, стоит Ньютону засмеяться. Пусть почувствует, как бьётся его сердце. Пусть узнает, как ненавидит себя Германн за то, что был глуп и скрывался от него. Германн просто отбросил все свои безосновательные страхи и переступил черту. — Доктор Гейзл... Ньютон... Ньют, — Готтлиб исправился и сделал шаг вперёд, затем ещё один, и ещё. Он оказался в тридцати сантиметрах от Гейзлера. Тот застыл, словно вкопанный. — Я хочу сказать, что ты не один. То есть, теперь у тебя есть я. А у меня — ты. Ты нужен мне, как Егерю — второй пилот. — Как кайдзю нужен второй мозг? — Ньют наконец улыбнулся. На душе у Германна потеплело от этой улыбки. — Чёрт, да, да, именно так. И я должен был сказать обо всём раньше. — Мне казалось, что я тебе не нравлюсь, — пожал плечами Гейзлер и усмехнулся. Германн свободной рукой прикоснулся к его волосам и повёл ладонью вниз, к щеке. Ньют посмотрел в сторону, а затем снова взглянул на Готтлиба и придвинулся поближе. Оба потянулись друг к другу медленно, тяжело дыша. Готтлиб давно так не целовался. Было бы смешно признать, что и целовался он сто лет назад, но так сладко, так горячо и так нежно — казалось, никогда. Он провёл рукой по спине Ньюта, прижимая его к себе ещё ближе. Гейзлер взъерошил волосы Германна и отстранился. В его лёгких не хватало воздуха, и он несколько раз выдохнул. — Вау. — Да, — не прошло и минуты, а Германн чувствовал себя как после часового марафона. Все ненужные мысли исчезли куда-то, где, он надеялся, они останутся навсегда. Это позволило ему наконец-то расслабиться. Ньюту не хватило одного поцелуя. Ему хотелось снова почувствовать Германна ещё ближе, чем когда-то было дозволено. Он плавно обхватил руками его лицо и прикоснулся к его губам своими, ещё более настойчиво. Его руки скользнули под рубашку Германна, от чего у того побежали мурашки по коже. Готтлиб что-то бессвязно простонал, схватился за рукава футболки Ньюта и оттянул его руки вниз, отстраняясь. — Я знаю, что ты задумал, но не сейчас. Ньют тут же убрал руки из-под рубашки; Германну стало холоднее. — Блин, да, прости. Я что-то перегнул. Но было классно, скажи же? — в его голосе Готтлиб смог различить те самые нотки, которые были присущи его Ньюту, Ньюту-который-не-угнетён-своими-чувствами. Кажется, настроение у него теперь на высоте. — Это было потрясающе, — Германн улыбнулся Ньюту, и тот прильнул к его груди. — Мы же теперь типа встречаемся? Ну, как подобает. Я могу теперь называть тебя «мой парень доктор Готтлиб»? Это звучит клёво! — Ньют лежал на плече Германна, его дыхание успокоилось, сердечный ритм пришёл в норму. Готтлиб хмыкнул, и этого хватило, чтобы Ньют широко улыбнулся и прикрыл глаза от удовольствия. — А ведь мы приглашены на вечеринку. Там наверное столько людей собралось, — мечтательно протянул Гейзлер, почти забыв о том, что в течение трёх дней он старательно избегал всех этих людей. Теперь это казалось ему пустяком, не стоящим его внимания. — Ты не уговоришь меня пойти туда, — наигранно серьёзным тоном сказал Германн. — Я даже не стану пытаться. Просто устал, — Ньют отлип от его плеча и посмотрел ему в глаза. Они стояли в тишине и пялились друг на друга, словно видели впервые. Гейзлер взял Германна за руку и повёл его к кровати. — Давай. Мы можем просто полежать вместе? Пожалуйста? Готтлиб сделал тяжёлый вздох и повалился вместе с Ньютом на его постель. Гейзлер обнял своего новоиспечённого парня за талию и уткнулся лбом в его грудь. Германн замер, пытаясь привыкнуть к тому, что теперь у него есть не просто друг и коллега, а партнёр. Это приводило и в восторг, и в ужас от дополнительной ответственности за чужую жизнь. К такому невозможно приспособиться сразу. Возможно, ему понадобится немного больше времени. Он крепче прижался к Ньюту, который, кажется, уже уснул. А ведь если бы они признались друг другу раньше, эти три дня могли бы пройти совсем по-другому. Но об этом нет смысла жалеть сейчас, Германн; человек, который тебе небезразличен, обнимает тебя, а несколько минут назад вы с ним целовались. Неужели ты не счастлив? Германн задумался. Счастлив. И Ньют, пусть этого Германн не видел, был счастлив тоже. Счастливее всех людей на Земле. Он был самым счастливым счастливчиком из всех счастливых счастливчиков. Потому что рядом с ним лежал его парень доктор Готтлиб и мягко гладил его по волосам. А во всех проблемах эти двое разберутся позже. Решат, что же им делать дальше, поговорят о важных вещах, волнующих их обоих. Но не сейчас. Сейчас им просто очень хорошо.