Rattling

Серые больничные стены давят на психику, заставляя нервно подтягивать колени к груди. Казалось бы, еле спасли. Дыма в его организме было больше, чем в обжигающем гейзере. Но его все равно мало, критически не хватает, ещё хоть немного. Табачного. До разрыва лёгких, до окостенения пальцев. Энн находит его на крыше. Дрожащими руками он судорожно чиркал зажигалкой, тихо матерясь на собственную беспомощность. Замешкавшись, Аня невольно залюбовалась сгорбленной подрагивающей спиной. Она чувствует, что должна развернуться и уйти, не выдавая своего присутствия, а не прислоняться к холодной железной двери, оставаясь гипнотизировать его сутулую фигуру. Побыть бы наедине со своими мыслями, разобраться, да только некогда. На этой ебаной улице ни дня спокойного не бывает. И все эти сумасшедшие события снова и снова сталкивают их нос к носу, заставляя задыхаться от непрошенных чувств. Связка ключей выскальзывает из ослабевших ладоней и звонко приземляется на бетонный пол. Рома не оборачивается, лишь старается выпрямиться, заходясь в приступе кашля. Девушка подошла ближе, останавливаясь в полуметре от края. Он затылком чувствует, кто подкрадывается, но не произносит ни слова, продолжая наблюдать за людьми, суетящимися у входа в больницу. Бегают, плачут, борются за жизнь. Все, кроме него самого. Морозова не находит подходящих фраз, и ей остаётся только ловко щелкнуть зажигалкой перед его лицом, прикуривая зажатую в зубах мятую сигарету. Затяжка, ещё одна. Огонёк у Роминых губ приковывает взгляд, затмевает собой заходящее солнце. Дым забивает глотку, возвращая в ту самую квартиру. Она пришла не сразу. Спустя неделю после пожара. Ксюша посещала его каждый Божий день, по рассказам Алисы, заставила Кабана привести ее, когда Роман был еще в реанимации. Сначала это льстило, потом стало понятно, что Ксюхи всегда будет мало. Недостаточно для того, чтобы заполнить ноющую пустоту. - Скучала по мне? - его голос режет тишину, а Энн хватает только на слабый кивок. - Оказывается. - А ведь у нас был шанс, огромный такой, размером с Халка. Необъятный, переполняющий, бьющий по венам. Способный залатать сосущую чёрную дыру... - его голос ломается, обрывая монолог. Аня осторожно кладёт руку на его плечо, сжимая тонкую ткань футболки. Прошло довольно много времени с того дня, когда Анна, улыбаясь, выпрыгнула из его квартиры, довольная удавшимся планом. Васильев успел остыть, свыкнуться. Образ тощей сердцеедки перестал возникать в голове каждый день. Да и Ксюха привлекала его своей искренней улыбкой и пафосной манерой речи. Но он всегда замечал, что ей недостаёт жутковатого обаяния Морозовой, подкрепленного ехидством и остроумием. И пусть Рома не писал ей песен ( вроде мерзкого репа Макса), он был влюблён и отнекиваться нет смысла. - Мы с Максом снова расстались, - выплевывает Энн. Такой расклад вполне объясняет ее присутствие на этой крыше. - Он считает, что я слишком придираюсь. Не понимает, почему ворованный плюшевый кот не заглаживает вины за измену. Я никогда не смогу быть с ним такой же нежной и милой, как прежде. Не смогу так же сильно любить. Меня и правда привлекает его рискованность, но не до такой же степени. Ну и что, что я груба с ним, быть леди не нанималась. Аня протяжно, разочарованно выдыхает, снимая накопившийся груз с сердца. Роман бы мог сказать что-нибудь утешительное, но абсолютно не хочется. Да и что он может сказать? Она ведь права. Девушка стряхивает выступившие слезы и резко, без предупреждения прижимается грудью к широкой спине, обвивая холодными руками выступающие рёбра Ромы. - Обними меня. - Зачем? - спрашивает Роман, разворачиваясь в кольце ее рук. - Мы можем притвориться, что все отлично, и просто обняться? Ведь здесь нет никого, кто мог бы осудить нас. Васильев крепко прижимает к себе хрупкую девушку, слегка покачиваясь, пытается удержаться на трясущихся ногах. Равновесие покидает его, но девичьи ладони на его лопатках мешают рухнут на пол. - Закрой глаза, Ром. Просто представь, что мы одни в этом мире и ни одна живая душа не узнает нашу тайну. Роман переплетает пальцы на ее талии, зарываясь носом в копну тонких волос. Она пахнет табачным дымом и мятной жвачкой. Он влюблён в неё. Он любит ее. И будет любить, пока дым не отнимет ее. Маленькая принцесса Анна, потерявшаяся, чужая. Он оставил ее этому уголовнику, лишая себя сна, лишь бы она была счастлива. И вот они стоят на крыше больницы, так сильно прижимаясь друг к другу, что кажется, будто пытаются слиться воедино. Васильев разжимает губы, выпуская дотлевающую сигарету и она приземляется в сантиметре от ботинок Морозовой. Грязные, стоптанные, безукоризненно дополняющие образ дикой стервы, бездарно играющей на струнах человеческих душ. Они задыхаются, пытаясь заполнить легкие друг другом. Заменить едкий дым на сладковатый аромат близости. Рома целует Энн, и это не кажется чем-то неправильным. Поцелуй становится диким, необузданным. Девушка не уступит ни капли драгоценного кислорода, целительного, необходимого. Ее пальцы зарываются в волосы Романа, а язык уверенно углубляется в рот. Они отстраняются друг от друга спустя несколько секунд, делая несколько шагов назад, кашляя, тяжело дыша. Дым пеленой застилает глаза, мешая им видеть. Ворох мыслей пробирается в голову Васильеву вместе с ним, заставляет сомневаться в правильности происходящего. В себя его приводят цепкие пальцы Энн, схватившей его за футболку и затягивающей в новый поцелуй. Дым рассеивается, в глазах проясняется, они снова могу дышать свободно.