Надменный грифф

Тембл мчался по коридорам родного Хогвартса, в ярости крепко сжимая кулаки до кровавых борозд от ногтей. Это надо же было так провалиться, чтобы его, защитника квиддичной команды, не пропустившего ни одного квоффла за два года, послали на дополнительные занятия. И с кем! С Альбусом, мать его кентавресса, Дамблдором. С этим гнусным подобием гриффиндорца! С отличником, мантикора его приласкай! Вспомнить только, как сегодня ерзал! Типа упал! Ну да! Как же! Этот грифф никогда не был настолько тупым и неповоротливым, чтобы случайно падать на других. А тут еще и ерзал! Якобы пытался встать! С какими насмешками одногруппники смотрели на это! Надменный ублюдок, а не лучший ученик! И вся школа это видит! Кроме, конечно, преподавателей! Этим и Грин-де-Вальд покажется отличным студентом! Парень с пинка открыл дверь класса, где были назначены его индивидуальные занятия с гриффиндорским старостой. Ни в чем не повинная дверь грохнулась об стену, заставив того отвернуться от окна. — Ты опоздал, — не будь Тембл так зол, он бы уловил эти опасно мурлычащие нотки, — Темиии. Альбус плавно сделал несколько шагов к вошедшему. — Тренировка, — пуффендуец, весь красный от ярости, не счел нужным ничего объяснять. Плюхнулся на первую попавшую скамью спиной к гриффиндорцу и уставился на доску. Пусть этот ублюдок покажет ему заклинание. И они разойдутся. Дамблдор мягко ухмыльнулся. Добыча сама плыла ему в руки. Он элегантным взмахом палочки закрыл дверь, поставил заглушающие чары, не спеша подошел к занятой парте и наклонившись выдохнул громадному пуффендуйцу в шею, так беззащитно приоткрытую воротничком белоснежной рубашки. — Будешь наказан. Тембл отшатнулся, с ненавистью глядя в прищуренные голубые глаза, и сглотнул. Отчего на краткий миг показалось, что он — добыча? Не стоило опускать взгляд. Перед глазами тут же встала картина маслом. Фантастическая ключица, какой не было ни у кого из девушек, и едва очерченная вена на нежной белизне кожи. Пуффендуец снова сглотнул, не контролируя себя. Зато Альбус все прекрасно понял и, неспешно выпрямившись, отошел к окну. Тембл напряженно всматривался в фигуру. Тонкий стан и пропорционально широкие плечи. Длинные волосы собранные в хвост. И тонкая шея за ним. В его спальне были парни, которые со смаком обсуждали, в каких бы позах нагнули этого невыносимого старосту и как именно бы поимели. Даже спорили, настолько ли хорош его ротик или он только острить может. Сам же Тембл всегда вставал и уходил, когда заходили подобные темы. Да, он знал, что маги — бисексуальны, но не мог принять, что таких вот худощавых, если не сказать костлявых, можно предпочесть мягким и нежным девочкам. Уроды. Моральные уроды они все. Альбус легко вскочил на подоконник и пальчиком поманил к себе пуффендуйца. Тембл вздрогнул. Косые лучи заходившего солнца мягко подсветили фигуру на подоконнике, совершенно спрятав лицо в сумраке наступающего вечера. Эти торчащие чуть вьющиеся прядки золотистых волос выглядели так… Нежно? Парень насупился и отвернулся, уставившись на доску: — Еще чего! — буркнул он. — Так показывай. И вообще меня парни ждут. — Ты палочку неправильно держишь, — Дамблдор усмехнулся. Бедный наивный парень. Веселье только начиналось. — Иди сюда, я покажу, как правильно. Тембл рвано выдохнул и растрепал пятерней волосы на затылке. Он всей шкурой тренированного игрока чувствовал подвох. Но выбора не было. Пришлось подниматься и, оставив мантию на парте, идти к окну. Воздух был тягучий, как сироп. Парень вдыхал его, но казалось мало. Что-то в груди шевелилось. Медленно поднимала голову тьма со дна души. Там, где были, казалось до конца жизни, мерзкие желания, от которых его отучали доброй поркой. Солнце било в глаза, не давая толком ничего увидеть, кроме силуэта на подоконнике. Поэтому парень широко распахнул глаза, когда ему в лоб уставилась палочка гриффиндорца. — Что это? — мрачно спросил он. — Сейчас ты, как хороший мальчик, встаешь на колени. Или я применяю одно интересное заклинание, которое сам придумал. И тогда тебя найдут здесь утром со следами спермы на заднице. Тембл молча смотрел на Альбуса Дамблдора. То, что он против геев, знали многие в школе, да и не к чему было скрывать. Но если его и правда найдут здесь после ночи и в таком виде. Лучше уж сразу спрыгнуть с Астрономической башни. А в том, что Дамблдор оставит его так, не было ни малейшего сомнения, стоило заглянуть в эти глаза. Угроза смешанная с уверенностью. «Он с ума сошел!» — пытался возмутиться мозг, но как-то вяло, словно под Империусом, а тело уже само опустилось на колени, все еще находясь под прицелом палочки. — Расстегивай зубами и начинай работать ртом, — Альбус Дамблдор, староста факультета Гриффиндор, был серьезен. Да и распылить один интересный состав в воздухе, перед приходом этого дуболома, он не поленился. К утрой действие настойки пройдет, и при диагностике ничего не будет обнаружено. «Какого хера? Как он это делает?» — паника тоже была вялой. Тембл сцепил руки за спиной, чтобы не мешались, и аккуратно потянул язычок собачки на брюках блондина. Дальше все равно пришлось помочь себе руками и достать член гриффиндорца. Это было что-то за пределами вселенной Тембла. Его собственный разум подводил его. Вместо негодования — восхищение. Вместо отвращения — чистое желание. Красивый и мощный член стоял прямо перед глазами и ему захотелось попробовать, каков он на ощупь, а во рту выделилась первая слюна. Альбус не сводил взгляда с парня, сидящего у его ног, и наслаждался взглядом, в котором разгоралось желание. Он уже давно продумывал это все, но преподаватели сделали ему подарок, наказав Тембла и заставив отрабатывать заклинания с ним. Воздух становился прохладным, и Альбус покрылся мурашками. И в этот момент Тембл едва-едва коснулся губами головки его члена. Блондин выдохнул. Он до последнего был не уверен, что все удастся так просто. Второе прикосновение чужих губ и вовсе выбило остатки мыслей. Альбус обвел языком пересохшие губы, свободной рукой запутался в шоколадных прядях пуффендуйца и надавил, настаивая на продолжении. Время остановилось. Тембл с прикрытыми глазами, в которых горит сам Ад, его удивительно нежные губы и контрастом намозоленные ладони, которые то едва прикасаются, то жестко надрачивают. Альбус плавился в этом всем. Давно ему уже не попадалось такого любовника. Жесткий, колючий, яростный и вместе с этим такой заботливый на грани. Амплитуда увеличивалась, то совсем опадала. Шатен то полностью заглатывал член, заставляя рвано выдыхать, то слегка проходил языком по стволу. Этого было так много. Этого было так мало. Этот стон на грани слуха. У Тембла сорвало крышу основательно. Глаза заволокло пеленой желания. Он вскочил на ноги, сильно рванул гриффиндорца на себя и с силой впечатал в жалобно зазвеневшее стекло. Первый раз в жизни. Теперь он хотел взять все, что можно от такого внезапно поддатливого Дамблдора. Смять злым поцелуем такие чувственные губы. Прикусывая и посасывая маленькие ранки. Плевать. Плевать на все. У него давно не было девочки, а этот худощавый так податливо размыкается навстречу. Так изгибается желая больше рук, больше ощущений. Зачем пригрозил разрушить репутацию? Он получит все сполна и сверху еще. Альбус задыхался. Он плавился и жадно ловил эти резкие поцелуи. Ему нужно было это. Он цеплялся со всей силы в крепкие плечи, больно дергал пряди шоколадных волос и оставлял царапины, сквозь ткань рубашки. Сумасшествие. Чертово сумасшествие. Он как слепец бежал от себя и своих желаний, чтобы оказаться в чужих объятиях, чтобы сбросить бремя лучшего ученика, чтобы забыть о своих неудачах, чтобы прижиматься плечами и ластиться, как никогда бы себе не позволил в обычной жизни. Тембл был груб. Тембл жарко и грубо терзал рот, крепко прижимал к себе это извивающее тело мозолистыми ладонями, сдавливая тонкую шею и оставляя синяки на запястьях. Чужой пульс бешено бился под его пальцами, а глаза напротив слепо смотрели в пространство. Эти зацелованные губы и растрепанный хвост. И можно не осторожничать. Можно припечатать к стене. Можно разорвать аккуратный жилет с рядом пуговиц и рубашку. Можно впиться полупоцелуем, полуукусом в шею и услышать в ответ такой низкий стон, сгорающего от желания. Можно надавить на горло, провести вверх до подбородка. Можно очертить этот изящный чуть выступающий подбородок и, под сдавленные стоны, найти линию губ подушечкой большого пальца. Альбус задыхался. Демоны были свободны и поглотили его. Он не хотел возвращать вечный контроль. Веки дрогнули, но Альбус, не открывая глаз, самую малость раскрыл губы навстречу этому касанию, чтобы в следующую секунду захватить в мягкий и такой горячий плен пальцы. Тембла дернуло. Он с глухим рычанием припал к шее, второй рукой забираясь под разодранную одежду и едва оглаживая позвонки, так резко выделяющиеся. Целовать, кусать, снова целовать такую нежную кожу. Языком очерчивать так ярко проступившие вены и ставить огромные засосы на ключицах. С рычанием расстегнуть упрямый ремень и дернуть пуговицу. Чтобы увидеть такое белое тело в своих руках. Чтобы увидеть как твоя собственная рука нежно оглаживает трогательно торчащие косточки и хищно подбирается к колом стоящему члену. Чтобы почувствовать, как болезненно пульсирует в собственных штанах. Альбус растворился в этом. Вокруг был только тупой пуффендуец, так нежно касающийся губ. Так внезапно перехватывающий снова горло. Так грубо и яростно надрачивающий возбужденную плоть. Альбус срывал голос, пытался прикоснуться сильнее, втиснуться в шатена, раствориться под кожей и там остаться. Под этой восхитительной горячей кожей. Под колкой щетиной, под золотистой загорелой кожей рук, под мазолями на ладонях. -Н-н-н-н… ах! — хрипло стонал он, вжимая каблуки начищенных туфель в спину пуффендуйца, притягивая его ближе, чтобы в ответ разорвать рубашку, чтобы слишком сильно провести по мокрой коже, чтобы слишком сильно сжать его плечо, оставляя синяки, чтобы слишком сильно, вцепиться ногтями в бок, оставляя алые полосы, полыхающие как собственное сознание. — Темиии… И Тембл сорвался. Как никогда до, как никогда после. Он прижал легкое тело к себе, подхватил второй рукой под задницу и развернулся к ближайшей парте. Один дикий рывок — Альбус уже скинут животом на заскрипевший от натуги стол, а Тембл, пожирая глазами его спину, дергает ремень своих штанов. Альбусу хватает одного взгляда, изогнувшись через плечо, чтобы оценить, то что он увидит через несколько секунд. Его дыхание собьется в очередной раз. Тембл, высвободив собственный член из штанов, сумасшедше посмотрит на распростертое тело на столе и с рыком стянет брюки с парня. Почти нежное прикосновение вдоль позвоночника словно лезвие. Альбус тихо стонет, его тело дрожит как в лихорадке, пытаясь подставиться под следующие касания. Тембл наклоняется, наматывая хвост на руку. Жестко кусает в плечо. Больно. До крови. Оставляя отпечаток зубов на золоте веснушек. Второй рукой оглаживает ребра. Поднимается выше, чтобы едва провести по синим отметинам на шее, чтобы огладить нежную кожу, под самой мочкой и тихо хмыкнуть. Родинка. Такая удивительно нежная. Едва заметная. Во впадине за мочкой уха. Кончиком пальца огладить такую очаровательную родинку и найдя на ощупь мягкие истерзанные губы, погрузить три пальца в горячий, влажный рот. Не давая ни сомкнуть губы, ни сглотнуть слюну. Мягко сжать язык. Обвести между пльцев и толкнуться вглубь, заставив гриффиндорца сглотнуть, одновременно невесомо и легко целуя под самым хвостом. Чтобы затем отпустить волосы и забрать пальцы. — М-м-м-г-х, — Альбус разочарованно стонет, пытаясь на миг задержать их языком. Тембл усмехается, выпрямляясь и оглядывая парня. Он опускает ладонь на поясницу и медленными касаниями, опускается ниже. Крепко обхватив с одной стороны ягодиц, оттягивает, раскрывая и пытаясь рассмотреть получше. — Так не пойдет. Люмос. Крохотный огонек освещает капельки пота, стекающие по гладкой коже между раскрытых ягодиц. Вниз, по сжатому розовому колечку мышц. Требовательно-просящий стон Альбуса сметает последние крохи терпения. Тембл коленом расталкивает ноги гриффиндорца и касается влажными пальцами. Блондин чувствует это и едва заметно толкается навстречу, чтобы в следующее мгновение почувствовать, как сразу два пальца проталкиваются внутрь, как грубо касаются горячих стенок и как нежно едва-едва оглаживают их. Стон. Протяжный. Тембл свободной рукой захватывает талию блондина. Крепко, до синяков. Добавляя третий палец и чувствуя как сопротивляется тугое колечко ануса. Поглаживая и медленно проникая все глубже. Фаланга за фалангой, оглаживая такие бархатные стенки и слушая стоны гриффа. — Теми-и-и… — Альбус задыхается. Этого много, но он хочет больше. Больше прикосновений. Больше снаружи. Больше и плотнее внутри. Тембл аккуратно вытаскивает пальцы, размазывает ими собственную смазку и аккуратно двигает бедрами. Войти получается легко. И уже вся головка погружается в чужое тело. Гриффиндорец рвано выдыхает-всхлипывает и подается назад. Насаживаясь почти на всю длину. Глубже. Так восхитительно наполняясь. Глубже. Так правильно и необходимо. Выгибаясь и подаваясь навстречу, до упора, до соприкосновения бедрами. Шатен охнул. Вся длина его возбужденного члена проскользнула в узкое горячее, оборачивающееся вокруг него бархатными тисками, тело гриффа. Вдохнуть сквозь зубы и аккуратно двинуться. Отстраниться, позволив члену выскользнуть из горячего нутра. Чтобы так неумолимо вернуться, вгоняя до самого конца, до влажного, пошлого, громкого шлепка. Вернуться, чтобы услышать очередные рваные выдохи. Чтобы тело на столе изогнулось под новой волной ощущений и по классу пронеслось такое скулящее, такое умоляющее: — Теми-и-и… И Ад разверзся. Все смазалось воедино. Тембл отшатнулся и резко двинулся вперед, в такое желанное тело. Раз. Другой. Быстрее. Жестче. Вбиваться до упора. Сжимать и насаживать такое податливое тело. Слушать такие пошлые стоны, сорванного голоса. — Теми, — сипло выдыхает Альбус. Подаваясь назад и насаживаясь на крепкий член Тембла. Такой горячий. Такой упругий. Наполняющий не только тело, но и душу. — Теми, — все в груди бурлит. Да. Да. Да! Этот несносный грифф стонет ЕГО имя. Как никто раскрываясь и обнажаясь в этом слиянии. — Теми-и, — резко, но нужно еще резче. Глубоко, но нужно еще. Сильно, но нужно так, чтобы отдавалось во всем теле. Еще, еще, еще. К чертову Мерлину всю Британию. Он держит в руках самое потрясающее тело. Самое отзывчивое. Самое страстное во всем мире. Теперь весь мир состоит только из этого тела в руках. Такая изящная шея с багрово-синюшными засосами. Такие острые плечи с россыпью золота веснушек. Такие отчетливо торчащие позвонки и ребра. До кровавой нежности. До клокочущих черных кругов. — Теми-и-и… — такой надменный голос, надламывается и молит. Стонет ЕГО имя. Тембл точно знает, что больше не сможет не вздрагивать, когда его позовет этот голос. Этот сорванный от страсти, хрипящий и молящий голос. Кто бы мог подумать, что в постели гриффиндорский староста окажется таким отзывчивым, таким ошеломляюще страстным, изощренно чувствительным и… громким. Тембл трахал его жадно и самозабвенно, с неописуемым наслаждением ловил каждый стон, оброненный Альбусом, — протяжные, возбуждающие свидетельства, что тот изгибается от удовольствия. Шатен заворожено смотрел на то, как его собственный член исчезает в этом гибком, стройном теле, и, Мерлиновы яйца, это было самое лучшее, что только приходилось ему испытать. — Теми! — вскрикивает Альбус и Тембл взрывается. Он кончает, не выходя, крупно содрогаясь, ловя перед глазами блики и пытаясь устоять на ногах. Шатен хватается руками за стол и дышит, как рыба, вытащенная на берег, а под ним протяжно стонет надменный грифф, самую малость не дошедший до оргазма. Тембл моргает. Блондин все распластан на столе. Весь мокрый, в алых царапинах и синих засосах, мгновенно набухших на прозрачной светлой коже. С зацелованными губами и чужим членом в заднице. — Теми… — голос обиженно чуть подрагивает на последней ноте, выдавая неудовлетворенность. Шатен хмыкает, выскальзывает из горячей дырочки гриффиндорца и переворачивает того на живот. Мир вокруг все еще немного кружится, а в голове звенит от легкости, но не оценить картину парень не может. Совершенно бессмысленный взгляд. Дрожащие мокрые ресницы. След от слюны на подбородке. Искусанные губы, которые тот снова облизывает. Сбитое дыхание. Взгляд Тембла опускается ниже. Розовые соски торчат, как жесткий член, который грифф пытается надрочить самостоятельно. Одна нога согнута, открывая покрасневший анус. Шатен хватает парня за руку и тянет на себя, заставляя сесть. — Держись! — приказывает, рухая на колени и закидывая ноги Альбуса себе на плечо. Под удивленный вздох Тембл резко вбирает в себя пульсирующую плоть. Жадно с силой заглатывает. Сосет, обхватывая до зеленых боггартов в глазах, и трахает себя в горло. С удовольствием. Постанывая. Тело взрывается в оргазме, выстреливая соленой струей прямо в глотку Темблу, заставляя того глотать выстрел за выстрелом. А затем Альбус отключается на несколько мгновений, что Темблу приходится его ловить и, аккуратно подхватив на руки, укладывать на парте на бок. Гриффендорец плыл в собственных ощущениях. Не было ничего. Ни воспоминаний. Ни сожалений. Осталось лишь что-то горячее и тягучее. Что-то, что умиротворяло расшатанное сознание. И был Тембл. Который вздыхал где-то на периферии. Тембл, с которым хотелось повторить вот так. Грубо. На грани. С укусами и синяками. Тембл, которого не было сил даже заобливиэйтить. Может удастся договориться? — Эй, Аль, — тихо, но хрипло позвал голос. До натертых стенок ануса дотронулось что-то прохладное. Приятно. — Ты как? Открывать глаза не хотелось. Не хотелось и думать о том, что будет дальше. Поэтому Альбус буркнул что-то неразборчивое, проваливаясь в омут сна. Тело, напоенное удовольствием, было удивительно легким и каким-то лениво расслабленным. Тембл улыбнулся, обрабатывая пострадавшие части тела гриффа одной хорошей мазью. Удобно быть капитаном квиддичной команды. Несколько целительных составов им выдают с расчетом на тренировки. Нужно будет восстанавливать одежду и будить заснувшего парня. Нужно будет подумать, что он скажет друзьям, где задержался с одним примечательным старостой, и как будет выкручиваться на паре, когда окажется, что тот самый гриффиндорец его ничему не научил. К отбою они уже опоздали. Значит, придется тайком бежать в Выручай-комнату, да еще и с ношей на руках. Но вот прямо сейчас у него есть несколько минут тишины.