Еще одна звезда

Смолкли последние звуки свадебной музыки. Над потайным городом Варда зажгла обильные, сияющие россыпи звезд. Идриль вошла в свои старые комнаты во дворце и, сняв с головы покрывало, вздохнула. Оглядела спальню. Странно — она жила в ней уже много лет, однако теперь ей казалось, будто и тяжелые занавеси на окнах, и резные столбики кровати, и расшитое цветами покрывало видит впервые. Вдруг сердце бешено заколотилось в груди. За спиной послышались осторожные шаги. Идриль обернулась, и короткий вздох легчайшим облачком слетел с нежных уст: — Туор! В двери вошел ее новоявленный супруг. Человек. Мужчина. Он встал, оперевшись плечом о косяк, улыбнулся тепло, а в глазах его зажегся восторг и еще что-то новое, непонятное, отчего принцесса смутилась и опустила глаза. Туор рассмеялся тихонько и сделал шаг вперед. — Итариллэ! — прошептал он, и Идриль, тихонько вскрикнув, рванулась вперед, спрятав лицо на широкой груди мужа. Туор обнял любимую и прижал к себе. — Сейчас мне кажется, — проговорил он, — что я старше тебя на много лет, а ты несмышленыш, неопытное дитя. — А может быть, так и есть? — спросила она и подняла глаза. — И неважно, сколько сотен лет на самом деле я прожила. Их взгляды встретились, и вновь Идриль, как в первые дни знакомства, испугалась того, что будил в ней Туор. Тех новых, неизведанных ощущений. Того огня, что разгорался где-то в глубине существа, бежал по жилам, обжигая изнутри, сворачивался в тугой комок внизу живота и взрывался лавой, словно вулканы Тангородрима, едва Туор касался сухими, жесткими губами ее губ. — Туор! — воскликнула она и каждой клеточкой тела потянулась к мужу. Супруг отвел с лица ее выбившуюся из прически прядь. Постоял немного, любуясь красотой жены, и, вытащив из волос Итариллэ бриллиантовую заколку, одним движением распустил прическу. — Идриль, — выдохнул он, и огонь, тот самый, о котором вспоминала она только что, вновь объял тело. Объял с новой, тысячекратной силой. Дыхание перехватило, и руки мужа легли ей на грудь, сжали осторожно, пробежались по спине, спустились к бедрам, даря кратковременное облегчение. — Туор! — позвала она, и супруг откликнулся на призыв, оторвавшись от губ любимой и посмотрев ей в глаза. — Да, родная? Принцесса с усилием собрала разбегающиеся мысли. — Ты хочешь ребенка уже сейчас? Так скоро? Туор промолчал, лишь вздохнул тихонько, губами коснулся острого кончика уха жены и прошептал лишь одно слово: — Идриль… И вновь замолчал. Она ждала, зная, что продолжение непременно последует, и не торопила мужа. Наконец, он заговорил: — Я знаю, родная — эльдар ложатся вместе лишь для того, чтобы дать жизнь будущему ребенку. Но я не эльда. Идриль вздрогнула, и Туор заговорил тверже: — Я не нолдо, и даже не синда, хоть меня и воспитал Аннаэль из Митрима. Он заменил мне отца, и я искренне люблю и почитаю его. Но во мне течет кровь людей, а мы торопимся жить, Идриль. И торопимся любить. О детях мы поговорим потом, когда ты будешь готова. Я не тороплю тебя. Но в эту ночь позволь мне сделать то, к чему стремятся сейчас все мои помыслы, и я буду счастлив. Мы будем счастливы. Не смиряй своих желаний. Идриль вздохнула. Ладонями обхватила лицо Туора и заглянула прямо в глаза. Стремления роа, что так сильны в атани, горели в них. Взгляд его был темный, тяжелый, тело любимого напряглось, и тогда Идриль произнесла одно-единственное слово, в котором воплотилось сейчас все ее существо, все помыслы: — Да. И в тот же миг испугалась, что ослепнет — так светел и радостен стал лик Туора. Он отстегнул от пояса меч, одним движением стащил праздничную, нарядную котту, которую она сама вышила для него, и потянул вверх рубаху. Положил руки на пряжку ремня, и Идриль помимо воли опустила глаза. Щеки ее горели. За всю жизнь, бесконечно долгую по сравнению с веком людей, не единожды видела она мужское тело. И никогда, ни единого раза не отзывалось оно в ее душе ничем подобным. На кузенов, братьев и иных эльдар во время купания смотрела она абсолютно равнодушно, и лишь теперь, первый раз в жизни, щеки ее запылали от одного вида обнаженного тела мужа. Мысли спутались, она уже с трудом могла понять кто она и где находится. Лишь чувствовала, как Туор подхватывает ее и несет на ложе, как сильные руки осторожно снимают платье, а губы ласкают тело, рождая эмоции, чувства столь возвышенные и чистые, каких не извлекал, наверное, даже Макалаурэ из сердец эльдар, играя на арфе в Амане. Руки мужа, его горячее дыхание и обжигающе жаркие поцелуи стали для нее путеводной нитью, не позволяющей потеряться в бушующем, бешено скачущем мироздании. — Туор! Туор! — шептала она, боясь потерять его хоть на миг, и тянула руки, а найдя, прижимала крепкое, влажное от пота тело мужа, и вздыхала с облегчением. Тот в ответ целовал и начинал двигаться внутри нее еще быстрее, срывая с губ жены все более громкие стоны. И когда последняя, самая мощная волна накрыла их с головой, сметая все на своем пути, Идриль закричала, и крик этот слышали все, кто находился поблизости — и дворцовая стража, и жители города. Но влюбленные вряд ли осознавали это. Туор еще раз поцеловал жену, вытянулся обессиленно рядом с ней и бережно заключил в объятия. Идриль же, уткнувшись носом ему в плечо, подумала, что о ребенке и впрямь пока волноваться не будет. Пусть он придет, как это принято у людей — неожиданно, когда захочет сам. «Однако, — тут же одернула она себя, — Туор человек, а значит тянуть в таком вопросе не следует. Сын должен знать своего отца». И, обняв мужа, умиротворенно вздохнула и светло, от души, улыбнулась.