try to stay alive.

— Блять, Сехун, смотри, — высокий парень с торчащими из-под кепки ушами направил камеру на друга, желая снять его реакцию. Конечно, в заброшенном морге снять реакцию друга — самое важное. Компания друзей, среди которых были вышеупомянутые герои — Пак Чанёль и О Сехун — своеобразные сталкеры. Они изучают забытые людьми и Богом места, желая на себе проверить разные мифы и воочию узреть призраков. Всего парней было двенадцать: половина из них были китайцами, а вторая — корейцами; изначально подростки просто исследовали разрушенные и охраняемые места у себя на родинах, нелегально, конечно. И лишь спустя пару лет они выбрались за их пределы, всё ещё изучая места нелегально. Так гораздо интереснее. За семь лет таких развлечений они ни разу не нашли призраков, зато нашли аудиторию в несколько сотен миллионов зрителей после открытия двух каналов на YouTube. Возвращаясь к началу: Чанёль нашёл в морге использованные скальпели и какие-то банки рядом. В них явно был спирт, судя по запаху, но внутри… было нечто, напоминающее то ли почку, то ли лёгкое. Может, вообще мозг, чёрт знает, но скальпели, вот, были в засохшей крови. О поморщился, прикрыв нос. — Ты нахера это открыл? Это отвратительно, — Се полон негодования, а глаза его закатываются. — Да интересно же, ну, чё ты, — кудрявый смеётся, продолжая засвечивать лицо младшего корейца. Тот прикрывает глаза, желая спрятаться от лучей мини-прожектора. — Всё, пойдём отсюда, мне некомфортно, — тихо проговаривает Хун, желая как можно скорее удалиться из дурнопахнущего помещения. Юноши вновь вышли в длинный коридор, совершенно пустой и тёмный. Сейчас четвёртый час утра, но ни один из них совершенно не устал. Внезапно в общий чат в телефоне приходит сообщение от Миньшо*, в котором было: Миньшо: «Ёбаный в рот, парни, я отстал от Чэня* и потерялся в шахте, еле словил связь. Срочно помогите мне». Через секунду ему в ответ приходит сообщение от другого парня: Исин: «Чувак, блять, срочно говори, где ты находишься по карте и оставайся там, я приду, как смогу». Миньшо: «Я в ста метрах от Штреков Смерти, где обвалы регулярные. Иисусе, спаси меня; -;». Тао: «Придурок! Никогда больше не отпускайте его в шахты, он же везде теряется». Исин: «Он больше недоступен, боже». Чунмён: «Ребят, успокойтесь, просто двиньтесь к нему те, кто рядом. Сейчас же!» Исин: «Господи, хорошо». У Чанёля после увиденного — шок. Сердце замерло. Сехун, как плохой знаток китайского, сразу спрашивает у рыжего, что произошло. Ёль даже не знает, как объяснить. — Мин-хён проебался в заброшенной шахте в Москве. Помнишь, мы хотели туда поехать? — в глазах ушастого корейца застыл ужас. Ему страшно за друга. — О боги… — блондин прикрыл рот. Камера всё ещё снимает, но прожектор светит на пол. Экран показывает темноту, в которой неожиданно мелькает незамеченный никем из двоих парней силуэт. Они решили следовать дальше по коридору в поисках неизвестного. Всё было в мусоре, какой-то грязи, старой одежде и пахло крайне ужасно. Молодых людей спасали лишь маски, что были на них, и те не очень справлялись, откровенно говоря. На стенах были многочисленные граффити, желающие смерти. Различные чёрные силуэты, обрамлённые нарисованным лже-светом, несущие в себе посыл напугать незваных гостей, отлично справлялись — Сехун вскрикивал несколько раз, когда лучи прожекторов случайно попадали на рисунки. А Чан, в свою очередь, с удовольствием смеялся над другом, пока сам не оказывался в такой же ситуации. Посреди одного из коридоров парни наткнулись на органы. Кишки. Свежие. У Чанёля, самого безбашенного в их компании человека, началась истерика. Всё вокруг давило: мёртвая тишина, прерываемая лишь их дыханием, обстоятельства, произошедшие с их хёном — Сюминем*, — просто, чёрт возьми, эти глупые мифические истории, которые могут оказаться реальностью. Невыносимо. — Нет, нахуй, Сехун, я хочу уже уйти отсюда, — рыжий юноша дрожит, ему откровенно страшно. — Хорошо, Чан, только успокойся, ладно? — Сехун опускает свою конструкцию с камерой; рука мелко подрагивает от перенапряжения. — Отлично, я спокоен, как никогда, попиздовали теперь, — он разворачивается, желая чуть ли не из окна выпрыгнуть, как угодно. Лишь бы не быть здесь, как вдруг: — Ёб твою мать… — Что случилось? И вообще, хватит так много материться, — негодует О, когда подходит к своему другу. — Только что я увидел всратый чёрный силуэт, который просто завернул за угол! — Чан всё ещё стоит с поднятой камерой, боясь опустить её и пропустить ещё материал для видео. — Всё, чувак, это уже клиника, пойдём отсюда, как раз светает, — младший дёргает Ёля в сторону главного коридора, ведущего к выходу из злосчастной больницы. — Ты прав, пошли отсюда, к чёрту, — он разворачивается к массивным дверям, но голову всё равно хочет повернуть обратно. Вдруг он увидит что-то ещё? Но нет, они лишь напряжённо в страхе идут к улице. Они находились в больнице до рассвета. Он в Калифорнии был воистину прекрасным, этого не отнять. За всё это время они слышали невозможное количество разных звуков, которые доводили их чуть ли не до сердечного приступа: шёпот, какие-то стуки и тому подобное… В двух словах — ужасающе страшно. Поразительно, но они выбрались в целости и сохранности, лишь дома, пересматривая записи, они были шокированы чёртовыми силуэтами, что мелькали во тьме. В это же время Миньшо* истерично сидел возле камней, как можно дальше от возможного места обвала, не желая быть заживо похороненным под столицей России. Сьяновские каменоломни таят в себе всё: от простых «коридоров» до самых настоящих гробниц. Улицы, залы, качели, храмы… Всё это здесь. Всё это меняется, само по себе. Как только двое китайцев спустились вниз по длинной лестнице в саму пещеру, то Чэнь вспомнил о словах местного парня, кажется, Никиты, что тут лучше записывать своё имя в журнал, который лежит на видном месте, а рядом набор ручек, чтоб взять новую, если кончится, когда спускаешься. Можно и на английском. Главное — потом посмотреть: кто выбрался, а кто остался. Миньшо вызвался писать, так как он делает это в разы аккуратнее своего спутника, который уже успел по-детски обидеться и надуть щечки. Они полезли сюда ещё вечером, когда было светло, ведь разницы никакой нет. В пещерах всегда царит темнота. У старшего по спине скатилась капелька ледяного пота, когда он узнал, что выход тут один. Другого просто нет. Единственные правила — не отделяться, не орать и как можно скорее уйти от возможных зон обвалов, если ты оказываешься у Штреков Смерти. Хотя лучше там вообще не оказываться. Началось увлекательное путешествие с камерами по адским каменоломням. Первым из странных объектов были качели. Просто железные качели, которые мирно качаются от сквозняка, которого тут нет. У Миня* начинается первый истерический припадок. Тут нет ветра, лишь сырость и природная прохлада, которые заставляли мёрзнуть. Чтобы найти храм, о котором ходило множество легенд, парни ползали по-пластунски, чуть было не застряв в камнях. Чэнь дико смеялся над Миньшо, который ужасно боялся застрять, а потом ещё полчаса его успокаивал. Вообще, он заснял на видео просто икониальный, по его мнению, момент: — Чёрт, я застрял, кажется, — пока что спокойно сказал Минь своему другу, который уже вылез через узкий тоннель в другую часть каменоломни. Рука с камерой трясётся, но не так сильно; на записи можно увидеть обеспокоенное лицо китайца. — Да ладно тебе, ты худой, как глиста, Шо-гэ*, не валяй дурака, — младший снимает тоннель, в котором неровно двигается свет, что означает движение другого парня. — Я тебе говорю, блять, я застрял, Господи, — если Сюминь начал материться — всё стопроцентно плохо. — Стой-стой-стой, Шо, расслабься, вытяни руки вперёд и ползи как червячок, — Чэнь лёг на землю, чтобы видеть происходящее внутри перехода. — Господи, блять, — его начинает трясти от ужаса. — Не произноси имя Господа с матами в одном предложении, долбаёб, и вообще, хватит материться, мы тебе не Цанлэ* с Чжунжэнем*, — темноглазый пытается разрядить обстановку шуткой. — Называй их корейскими именами, не путай фанатов, — и у него абсолютно точно получается это сделать, из-за чего он тихо ликует. В эту же секунду блондин резко прорывается вперёд, выскальзывая аж на метр из-под камня, придавившего сверху. — Йоу, я тебя вижу! — чуть было не кричит Чжун, крупным планом снимая шокированное лицо друга. Глаза у того наполнены слезами. — Чтоб вы просто понимали, насколько он далеко, — произносит младший в микрофон, обращаясь к фанатам и плавно отдаляя камеру от Миня, — та-да-дам, — с улыбкой проговаривает лежащий. На деле Цзинь* был примерно в сорока метрах от пункта назначения, так что ползти было ещё долго. Через бесконечные для него двадцать минут он всё же вылез. Чэнь успокаивал его битый час, не жалея сил и времени, потому что им тут ещё долго куковать, а если гэ не успокоить, то придётся прямо сейчас двигаться обратно. Через тот же узкий проход. Спустя пять часов пребывания в Сьянах они присели отдохнуть в одном из залов, на который наткнулись. Там и увидели первый обвал, который произошёл достаточно давно, однако, трещины на потолке и стенах напрягали. Нельзя забывать про перекус, поэтому все трещины отошли сейчас на задний план. Чжунда* и Сюминь вместо огромных штативов с камерами взяли просто небольшие GoPro и маленькие прожектора, иначе бы они никуда не пролезли. В следующем зале они нашли карту, явно оставленную местными ребятами. На ней синим цветом были отмечены «самые интересные места», по словам младшего, который, как оказалось, изучал русский. — Я и не знал, что ты у нас в русском шаришь, — тихо просмеялся Мин, поедая сэндвич. — Чего только не начнёшь делать ради того, чтобы не учить немецкий, когда ты учишься на факультете переводчика, — Чжун смеётся своему гэ в ответ. У него получается расслабить Цзиня, что не может не радовать. — Но русский язык один из самых сложных языков, ты странный, — Минь уже доел свой лососевый сэндвич и теперь вытирал грязные руки о штаны. — Ой, нет, мне проще выговорить сложное предложение на русском, чем «бабочку» на немецком. Ты просто не знаешь, насколько это адски звучит, — младший упорно пытается доказать свою правоту. — Даже знать не хочу, мне хватает своих проблем на факультете экономики, — он вновь хихикает, вставая с места. — Ну всё, почапали дальше, брат мой, — потягиваясь, произнёс он; конечности ужасно затекли от чуть ли не постоянного ползанья. — Ладно, ты прав, пойдём. Сейчас мы двинемся вон туда, — показывая рукой куда-то влево, сказал брюнет, вместе с этим взглядом изучая карту. — Окей, я тебе поверю. А теперь забери свою камеру и давай задницей, — уже толкая младшего в нужную сторону, произнёс блондин. Двое пошли в сторону, где предположительно мог быть храм. Им пришлось больше получаса ползти на корточках, из-за чего ноги гудели, но дальше… Дальше они увидели узкий, невозможно узкий, чёрт бы его побрал, проход, в который даже Миньшо, что был меньше Чэня, абсолютно везде боялся застрять. Даже Лу Хань бы точно не рискнул сюда лезть, хотя он — самый миниатюрный среди всех двенадцати парней из компании. Лаз Громова — тот ещё кадр. Узкий тупиковый лаз или карман с выходом в совершенно другой отсек Сьян. Блондин снял свою толстовку, кинув её вниз, дабы точно туда пролезть, а затем забрать вещь по выходу с кармана. Всё же в пещерах не жарко. В итоге он достаточно легко туда проскочил, к собственному удивлению, а вот Чжунда немного встрял из-за ширины грудной клетки. — Быть дрыщом не так уж и плохо, понял? Ха, — Минь распрямился, гордо подняв голову. — Да-да, это поможет тебе только тут, — цепляя свою куртку ногой, проговорил младший. — Напомни ещё раз, что мы забыли на другом конце карты? — направив камеру со светом на Чэня, спросил кареглазый. — Мы ищем гробницу и обойдём все Сьяны ради неё, да, — с искренне яркой, совершенно не подходящей к местной обстановке улыбкой произнёс всё темноволосый. — Я больше не пойду с тобой никуда, — подхватив смешное настроение, проговорил Сюминь. Ещё через несколько часов парни оказались внизу, возле «Зеркального Штрека». Только вот Чэнь на развилке повернул налево, а замечтавшийся Минь двинулся в сторону «Водосбора». Он совершенно не заметил, что за ним уже никто не идёт, и каково же было его удивление, когда он дошёл до поворота «666». Это было даже не удивление, а животный ужас. Он возле самых «Штреков Смерти», а Цзиня рядом нет и в помине. Тот остался где-то позади, явно повернув на лево, а не на право, как это сделал он. Всё нутро замерло, а комментарии, которые он давал, пока сюда шёл, резко прекратились. Как вообще можно говорить там, где в любой момент может произойти обвал? Сюминь в абсолютной тишине, но настолько быстро, насколько возможно старался подняться туда, где будет хоть какая-то сеть для связи с другими. Он потратил на это больше всего времени. Телефон почти сел, когда на телефоне возле батарейки появились заветное «Н+» и одна палочка сети. Не зря купил в Москве сим-карту. После полученного от Исина «Чувак, блять, срочно говори, где ты находишься по карте и оставайся там, я приду, как смогу», — стало как-то спокойнее. Но нужно было удаляться по максимуму от запретной зоны, иначе он тут умрёт, если из ниоткуда появится даже малейший шум. Конечно же, это было не так, но паранойя взяла контроль над разумом. Чэнь же судорожно бегает по всем ранее обойдённым местам, думая, что гэ просто устал и решил двинуться в обратную сторону, не предупредив. Может, он просто его не расслышал, всякое бывает ведь, да? Брюнету совершенно не приходит в голову, что тот мог куда-то не туда свернуть, у него же нет карты, он же не выберется сам, так что просто нет смысла сворачивать в неизвестность. А потом он вспоминает, что они прошли мимо развилки, вторая дорога которой вела напрямую к «шестьсот шестьдесят шестому» повороту. Возле самой опасной зоны. Тут же он срывается с места, совершенно забывая про камеру, в которой картинки сменяют друг друга ежесекундно. Главная задача — найти Миньшо, потому что с ним могло произойти что угодно. Три с половиной невыносимых часа ожиданий кончаются тем, что Минь весь посинел. У телефона сел аккумулятор, у прожектора тоже скоро кончится заряд, а камера просто не будет нести в себе смысла — на ней лишь ночное видение, которое в два раза быстрее вырубит гаджет. Вода кончилась, еды не было изначально в его сумке, да и не помогла бы она особо. Парень сидит, прислонившись спиной к стене в «Водосборе» и думает, что так и останется тут, ведь без карты ему нереально выбраться отсюда. Он слышит тяжёлые, быстрые шаги, больше напоминающие бег откуда-то слева. Страх захватывает молодого человека с головой, ему хочется умереть, потому что Миньшо кажется, что это всё — нечто паранормальное, что его вот-вот не станет из-за каких-то призраков, которых тут и в помине не было за всё время их пребывания здесь. Из его глаз текут слёзы, когда к нему на коленях буквально подъезжает потерянный младший, раздирая ткань старых джинс, и просто обнимает непутёвого блондина. Он старается его успокоить, хотя и сам на грани срыва; не каждый день теряешь близкого человека в двадцати двух километровых пещерах. Он просто готов умереть от счастья. Его нашли, он не умрёт здесь. Чэнь тут же заворачивает своего гэ в только что снятую толстовку, после чего сразу достаёт большой термос из рюкзака, желая как можно быстрее отогреть старшего; тот весь бледный, чуть ли не синий, дрожит от холода и истерики. — Гэ, всё хорошо, я с тобой, я тут, сейчас мы тебя быстро отогреем и пойдём на выход, хорошо? Всё будет прекрасно, тшшш, — даже неясно, кого успокаивает брюнет — себя или Миня. Но факт того, что они провели так ещё неизвестно сколько времени, опускать никак нельзя. Поразительно, но к ним уже успел подойти Исин и, конечно же, парни сразу удивились, как увидели своего общего друга, ведь блондин думал, что тот так и не придёт, а Чэнь вообще не был в курсе о приближающейся подмоге. Обратная дорога заняла около десяти часов, ведь самый старший застревал чуть ли не в каждом проходе, где надо было ползти, а в «Щучке» и подавно. В этот раз уже никто не смеялся. А когда они выбрались, то на них с объятьями тут же бросились остальные — Цзытао, Ифань и Хань. Трое парней тоже волновались, когда увидели сообщение от своего друга, потому что из каменоломен можно и не выбраться вовсе — это был всем известный факт. Каково было их облегчение, когда они узрели «погрузившихся» на улице полным составом. С этого для Миньшо зарёкся больше никогда не посещать шахты, а Чэнь был готов запереть его и не выпускать даже в какие-либо больницы или любые другие заброшки. Но будто его будут слушать.