Лишь одна.

«Почему мне часто мерещится то, что за мной кто-то наблюдает? Конечно, в детстве мне часто говорили, что на меня так влияют книги, прочитанные мной. Но я-то знаю, что это не так. Сестра говорила, что я слишком параноидален. Но не я, а она попала под поезд, переходя через пути. Ну, а тот случай?.. Когда она не пристегнула ремень безопасности? Пф, ей повезло, что она успела пригнуться от летящей в её лобовое стекло балки!.. Значит, её халатность можно хоть чуть-чуть оправдать?.. Вот именно, халатность. Она часто, особенно после этого случая, надеялась на себя. И когда она перебегала пути, зацепилась чёрт знает за что! И в итоге её переехал поезд. Я уверен, что машинист ещё долго мучился, видя картину падающей и не успевающей встать женщины. И всё из-за её самонадеянности! Но если бы...» — Сэр, так что Вы будете брать? — девушка в форме продавщицы стояла за кассой и жевала жвачку. Скрестив руки на животе, она разглядывала ногти. Сзади послышался недовольный шёпот. Я обернулся, за мной стояла приличная очередь из людей. Моё лицо исказилось в попытке изобразить виноватую улыбку, но не помогло. Один из близстоящих ткнул меня в плечо пальцем и попросил поторопиться. Я оглядел прилавок и таблички с едой, висящие над кассой. «Свежие овощи», — гласили надписи. Я внутренне рассмеялся. «Ну да, вторую неделю лежат, но не теряя свой цвет, лежат как ни в чём не бывало. Хотя чего я ожидал?» Мешки с картофелем и аномально большой морковью. Большие замороженные бургеры, такие же котлеты и рыба. Которые будут разваливаться в руках. Куски мяса. Видимо, свинина, смотря по ценнику. И вода, много воды, находящейся в расположенных полукругом холодильниках. Я попросил упаковать два куска мяса, пять килограмм картошки и пару бутылок воды. Купив продукты, я принялся укладывать их в рюкзак, но меня любезно попросили делать это не на прилавке, а где-нибудь в другом месте. Никого не волновало то, что кроме прилавка негде укладывать еду, больше ничего нет! «Вот сволочи! Не могут потерпеть!» — Я зло оглянулся на толпу людей. Те как ни в чём не бывало покупали то, что им надо. Фыркнув, я поправил пакет с картошкой и, бросая воду и мясо в рюкзак, вышел из магазина, толкнув дверь ногой. Когда я вышел из дверей, мои глаза тут же ослепил свет уличных фонарей. «Эх… Как же я устал от этого вида». Впереди дорога, вся избитая. Ямы заполнены грязной водой. По сторонам повороты. Справа очередной проулок, вылезающий в бок ещё одного, а слева поворот дороги. Сломанный кусок бордюра вот-вот норовился упасть в лужу. И снова моросил дождь, несмотря на время года, он всегда. «Как же я устал!». Постоянно меня сюда гнали родители, а сестра... «Земля ей пух… Да пошла она! Постоянно насмехалась и критиковала меня. Благо, что я думаю о последствиях, и не мстил ей, потому что она мне была нужна... Может, пользоваться ей было не очень хорошо, но всё-таки, пользы от неё было много. Я даже иногда пытался выразить свою любовь. А она... Да все они! И мать с отцом, и сестра со своим муженьком — конченым мудаком. Залетела от него и всё. И некуда деваться. Хоть на публику он и был дружелюбен, но по вечерам бил беременную жену. И как итог: выкидыш. Она была близка к разводу с ним, но он всё-таки как-то вымолил у неё прощения и обещал её не бить. Ну разумеется, он был «идеальным мужем» всего месяц. А потом он напился и избил её. Мне звонила её соседка, кстати, ничего такая, хоть и старше меня. И сказала, что из квартиры сестры слышны крики. Я ходил к ним разбираться, но меня даже никто не впустил. Я вызвал полицию. Её нашли с синяками, а его заблёванным. Но она продолжала его оправдывать. Она сказала, что упала с табурета. У него просто сломалась ножка. И она показала его... Табуретом «это» назвать сложно! Я постоянно уговаривал её накатать на него жалобу в полицию. Но она питала надежду, что он исправится... Меня никто никогда не слушает. Чаще всего я оказываюсь прав, это замечает каждый, но они продолжают меня игнорировать!» Я давно разочаровался в людях. Мои кулаки сжались. Я начал мечтать о том, как бы избил всех, кого знал. «Как же это ужасно». Временами мне кажется, что у меня раздвоение личности. Но благо это не так, я просто люблю спорить сам с собой. Оглянувшись по сторонам, я перешёл дорогу и пошёл домой через узкий проулок. Замыленные окна и голые, облезлые стены. Стандартный набор городского пейзажа. Редкие окна горели светом, но большинство были тёмными, меня это заставило насторожиться. Но стоило мне зайти в подъезд, как в нос ударил тяжёлый запах сигарет и мусора. Стены все исписаны дурацкими рисунками, и я уверен, что каждый сантиметр стены был облит мочой всех нетрезвых или обнаглевших людей. Мне предстоял путь на седьмой этаж, ведь лифтов в доме, увы, нет. Сверху послышались спускающиеся шаги. И я тут же их узнал. «Ну вот, началось». — Здравствуй, Кевин, — протянула Миссис Авейру. Низенькая бабулька, точь-в-точь напоминающая Елизавету Вторую. Но по-моему её выдавали испанские черты. А точнее, нос с горбинкой. Но в остальном она повторяла вид королевы. И возраст, и даже болезнь, как мне кажется, была у них одна и та же. Каждый день она спускалась на первый этаж и разговаривала с живущими в этом подъезде людьми о Боге. Я её знаю ещё с малых лет. Раньше она была богоборческой личностью. Но после смерти её мужа она переменила свои взгляды. И вот, уже десять лет она спускается с пятого этажа на первый. Выносит мозги уставшим людям и с чувством исполненного долга поднимается наверх. — Здравствуйте, — я скорчил гримасу похожую на счастливую улыбку. — Как Ваше здоровье? — Потихоньку, — сквозь зубы ответила она, мне показалось, что её челюсть вот-вот выпадет. Она отвернулась на одно мгновенье, я уже собирался быстро улизнуть наверх, но не успел. — Сегодня утром я слушала проповедь одного пастыря, он рассказывал о том, как правильно нужно прожить свою жизнь. Хочешь я тебе расскажу? — она на меня посмотрела так, как смотрел бы отец на своего глупого сына, который пытается забить гвоздь в первый раз. И ему необходимо его обучить, и эта сцена точь-в-точь напоминает эту. — Я бы с радостью послушал вас, но мне нужно сделать кое-какие дела. — Это не займёт и пары минут, я тебе расскажу самое главное. «Твою мать! На кой хрен спрашивать могу или нет, если всё равно ты докопаешься до меня?!» И затянулась заунывная песнь о том, как должен жить настоящий человек. Конечно, я благополучно прослушал больше половины. Но она мне донесла одну мысль: нам дана всего лишь одна жизнь, и мы должны прожить её так, чтобы нам не было потом стыдно. Чтобы нам было ради кого жить. Что каждый человек должен посвятить свою жизнь другому, а тот ему. Правильно она мне говорила, но только в нашем мире это не работает. Теперь настоящая любовь расценивается как показуха. Здесь в неё не верят. Есть шлюхи — с ними и спи. Живи себе в угоду. Ты никому не нужен, и тебе тогда никто не должен быть нужен. Таков уж современный мир. Но у каждого человека наступает период, когда он нуждается в том, из-за кого ему будет легче и слаще дышать. Всё-таки книги, которые я читал, немного слепили мой характер. На самом деле я не ненавижу общество, сейчас социофобом быть модно. Но зачастую социофобоми себя считают подростки, повторяющие образы своих кумиров. Я же наоборот готов общаться с кем только можно. Но, к сожалению, люди всё больше становятся эгоистичными. И настоящие чувства никому нахер не сдались. Поэтому я так нелюбезен с окружающими. Конечно, можно закрутить липовый роман с местными шалавами. Но вдруг они больны. Я же предпочитаю думать о последствиях. «Разве я уже не рассуждал об этом?» Моё лицо приняло удивлённо-задумчивый образ. На это обратила внимание моя собеседница. И скорее всего уже сделала вывод о том, что она на правильном пути. Мне нужна лишь одна, та, которую я готов любить и терпеть. Идеальная женщина мне необходима, и я её найду! Договорив, миссис Авейру вышла из подъезда, а я поднялся к себе в квартиру. Я бы не сказал, что моя семья была плохой, но мораль была здесь одна: «Живи ради того, чтобы холодильник не был пустым, и чтобы кошелек рвался от купюр», и в детстве я поддавался ей. Мой отец, когда напивался один, становился тем ещё философом, он много говорил о том, что наша планета скоро погибнет, не успеем и глазом моргнуть. «Знал бы этот старый болван, что помрёт от белочки до того, как наша планета загнётся...» Ещё он любил доказывать матери, что нашей семье необходимо переехать на материк. И, соответственно, он нелестно относился к «Королевской династии». И если мать начинала с ним спорить, он брал меня за ворот рубашки и таскал меня по дому, специально бил об углы, чтобы мать соглашалась с ним. И только после этого отпускал меня, но, конечно, не обходилось и без подзатыльника, который болел ещё долго. Мне казалось, что и маме нравилось то, что делал со мной отец. Но она чувствовала меру, и поэтому, когда мои бока заболят от минутной трепки, она начинала уговаривать отца перестать. И такие «процедуры» проводились до моих семнадцати лет. Тогда я ему просто смог в первые дать отпор. Но, когда к нам приходили его друзья, он громче всех орал: «Боже, храни королеву» и хвалил все действия парламента и мэрии. Квартирка была небольшой, хоть и трёхкомнатной. Вечно тёмные комнаты, вечно драные обои. Маленький телевизор рядом с замазанными стёклами и старая, вся в ржавых подтёках, ванна. Вот и вся композиция моей квартиры. Но мне не мешало здесь спать. Ведь именно только этой функцией я здесь пользовался. Я не любил это место, здесь слишком много воспоминаний. Улёгшись на старый диван, я поставил будильник на семь часов утра и провалился в чёрный, тягучий сон.