я тебя люблю

Каллиграфический почерк. Аккуратная надпись змеится на молочно-белой коже, перекрывая тонкие синие нити вен – до жути банальные слова. я тебя люблю «Очень обнадеживающие», мысленно хмыкает Майкрофт и закуривает очередную сигарету – призрачный дым постепенно распадается на части в меланхоличной синеве лондонских сумерек. «Чёртовы правила природы». Стряхиваемый пепел снегопадом ложится на тёмно-серый асфальт, мокрый после дождя; звук неспешных шагов убаюкивает, стучит метрономом в стылом воздухе. Никаких причин для беспокойства. ...и всё же, всё же – надпись жжёт руку, чёрное клеймо неизбежности. я тебя люблю «Все жизни кончаются, все сердца разбиваются. Неравнодушие – не преимущество, Шерлок». Брат, как всегда, не слушал – он хотел утешающих слов, а не сухой констатации факта. Но Майкрофт никогда не умел обращаться надлежащим образом с близкими ему людьми... с единственным более-менее близким человеком – Шерлоком. И никогда не умел подбирать подходящие слова на вопрос «Что будет, когда я его встречу?» В тот вечер Шерлок только хмыкнул и отпустил очередную едкую шуточку в адрес «дорогого братца». А через пару часов узнал своего соулмейта. И навсегда запер себя в Чертогах разума. Майкрофт искренне надеялся, что его не постигнет та же участь. Да и кто в здравом уме скажет такое скромному служащему британского правительства?! За сорок с лишним лет подобных экземпляров не находилось (во многом благодаря избеганию любых возможных любовных связей). Так что сегодня никаких промашек. Как и всегда. я тебя люблю Почему на душе так неспокойно? И почему неподалеку ревут сирены? - Мистер Холмс, впереди авария. Я не смогу там проехать. Будете поворачивать обратно? Джеймс, водитель. Отлично знает протокол. В самом деле, нет смысла продолжать прогулку. Сигареты докурены, аллея почти пройдена. И всё же, всё же... Проклятое любопытство. - Сопровождайте до тех пор, пока можете, а затем припаркуйтесь неподалеку. - Вас понял, сэр. Как холодно. Как будто бы лед сгущающихся сумерек проник под самую кожу, оседая кристаллами на кровеносных сосудах. Слишком холодно, слишком сыро; поднявшийся ветер шумит тонкими кривыми ветвями деревьев. «Интуиции не существует, Майкрофт». Тогда что же так беснуется и воет в груди, точно брошенный хозяевами пес на цепи? Скорая переливается огнями, точно зловещая рождественская ёлка, под которой уже приготовлен подарок для смерти – тот, кого здесь не должно быть. - Простите, сэр, вам сюда нельзя... Молоденький полицейский. Его глаза лезут на лоб, когда он видит мельком показанное удостоверение на имя Майкрофта Холмса – но это всё неважно, как неважны остальные участники этой нелепой, невозможной трагической сценки; перед взглядом только постепенно сереющее лицо Грегори Лестрейда, которого санитары укладывают на носилки. - Грегори? – чёртовы сантименты. Как же холодно. Как же больно. - Мистер Холмс... – Лестрейд слабо улыбается. – Кажется, я уже отслужил своё. Не увидел... машину на перекрестке... идиот, да? - Вы не идиот, но станете таковым, если не позволите немедленно отправить вас в больницу. Чужие пальцы крепко держат запястье – и всё же хватка постепенно слабеет, как будто бы силы уходят вместе с каплями крови. - Постойте. Давно хотел сказать... и всё не решался, - голос упал до шёпота, до боли напоминая пляшущий на ветках лондонский промозглый ветер, - а тут такой случай. - Да, Грегори? Наклониться ближе. Уловить тёплое дыхание. Вдохнуть врезавшийся навечно в память запах. Услышать. - Майкрофт... я тебя люблю