Delusion

«Я переживаю за тебя, Джастин». Он шепчет, четко проговаривая каждое слово. Руки дрожат как заведенные, дирижируя бешено стучащему сердцу. Хочется закурить, сесть за руль, добраться до ближайшей забегаловки, купить бутылку водки и выпить до дна. Залпом. Без раздумий. А затем разбить телефон, чтобы никто не смог дозвониться и поехать, куда глаза глядят. Катиться по дороге дни напролет пока не покажется какая-то лишняя машина или животное, или человек, которые будут стоять на середине дороги, и ему придется вывернуть руль. Клэю хочется почувствовать, каково это — не бояться смерти, пустить все на самотек, чтобы потом другие разгребали, думали о нем, притворялись, что скучают. Только вот он бы не стал портить жизни, как это сделала Ханна. Клэй Дженсен в ужасе. Чертова картинка с гребанным сукиным сыном, умершим от передозировки так и крутится в его голове вместе с вечно виноватой и обвиняющей старушкой Бейкер, бормочущей что-то про то, как ей в очередной раз жаль. Две придуманные иллюзии, постепенно сводящие его с ума. «Я просто хочу знать, что ты в порядке». Дженсен лжет, притворяется, пытается казаться сильным, с каждой минутой теряя контроль. Клэй видит в себе героя, когда на самом деле он всего лишь лицемерный трус, который не может отпустить то, к чему когда-то привязался. Ему страшно, что Джастин не вернется. Чувство нехватки жадно сжирает изнутри. Он отказывается верить, что чья-то боль может быть сильнее, ведь он никогда не думает о других. Ему очень жаль. Себя. Клэю — мать его — Дженсену всегда необходимо больше. Больше любви, больше объятий, заставляющих плавиться от чувств, больше разговоров, позволяющих высказываться и плакать, больше поцелуев тайком. Он не способен видеть страдания других, но в то же время он ждет, что кто-то сможет забрать все его слезы, накопившееся в душе, выпить этот океан без остатка, прижать к себе и сказать, что все будет в порядке. Какая ему разница, насколько разрушены другие? Какая ему к черту разница?! «Ты нужен мне. Пожалуйста». Он представляет, как будет кричать на Джастина, обвинять в том, что тот бросил его, рыдать, прижимаясь к дрожащему от холода Фоули и читать ему лекцию, как нельзя поступать с теми, кто о тебе заботится. Клэй, конечно же, не подумает, что Джастин почти забыл, как это — заботиться, дарить радость каждой своей улыбкой, прижиматься холодными вечерами к единственному живому существу, способному принять тебя со всеми чертями в твоей прогнившей душе. Он не станет терзать себя вопросами о Джастине, хорошо ли ему, чувствует ли он себя комфортно, все ли с ним в порядке. Потому что Клэй — всего лишь мальчик, придумавший целый мир с правилами, которые он, полноправный хозяин, может менять в любой момент. Клэй нашел пластинку с кошмарами и поставил на бесконечный повтор. «Джастин». Но самое страшное то, что именно благодаря Клэю Дженсену Джастин, забитый подросток с героиновой зависимостью и отстойными родителями, благодаря нему и его дурацкой улыбке, проскользнувшей между кошмарами, Фоули с разрывающимся на части сердцем, почувствовал себя счастливым. Клэю необходим Джастин, но пока он живет в воображаемом мире, они оба будут страдать. Клэй — из-за фантомной боли, пропитавшей его сознание, Джастин — из-за гребанного Дженсена, слишком слабого, но до отвращения любимого. «Я не смогу без тебя». — Я тоже, — шепчет он, поворачивая обратно. Джастину нужен смысл. Хоть кто-то, способный вытащить его из этой бездны. Он не виноват в своей способности постоянно натыкаться на прогнивших людей. Фоули все еще надеется, что Клэй не такой, ведь именно из уст Дженсена каждый раз вылетает эта теплая фраза: «Добро пожаловать домой». В конце концов, что такое иллюзия? Это призрачный глоток кислорода. Джастин задыхается, он тянется к иллюзии, чтобы выжить.