Я один

Я воочию встретился с Тьмой. Тьма эта — понимание, понимание того, что я остался совершенно один в этом до безумия бесполезном мире. Мой брат погиб. Погиб потому что я его послушал, я поддался его убеждениям и продолжил лить кровь, оставляя на земле за собой бардовые, нестираемые следы. Я шёл дальше с ним под рукой, но в один момент его забрал у меня мой враг. Брат оставил мне только часть себя, подарив силу. Я провалился, я оглянулся назад и увидел, что за спиной никого. И я, помня его волю, продолжил убивать. Я был один против всех: против врагов и против союзников, против мироздания. Я комкал жизнь за жизнью, мстил за себя и своих предков, бесцельно и беспощадно… И вот, встретившись со тьмой, я наконец увидел их. Следы моей слепоты. Я наконец увидел следы, ведущие назад, прочь от меня. Все ушли, и никто не вернётся. Я один против целой толпы. Против тех, чьих братьев я убил, против тех, кому показал всю боль и отчаянную жестокость этого мира. Я тут сам. Среди толпы прожорливых, желающих мне самой мерзкой и нестерпимой кончины… Людей? Убийц, чьи руки, да и не только руки, в крови… Но они ещё могут вернуться, им ещё есть кому выплакать свою боль и передать последние слова, им есть куда возвращаться. Но и они уже не люди, как и я не человек. Тьма, что передо мной, поглощая все мои бывшие принципы, лишая меня дара речи, растёт. Кто я? Кто я, если меня никто не зовёт по имени? Кто же, если, умру я, никто не пустит слезы, не вспомнит? Точно, ведь я один. Я глупец, страшный самонадеянный глупец. Я всего лишь маленькая частичка круговорота жизни, считающая, что у неё есть право безнаказанно вершить судьбы, обрывать век как виновных, так и невинных ради собственного самоутверждения, ради эфемерной расплаты жизнями тех, кто против меня. А почему против? Потому что всегда были против. Против кого? Против нас. Против кого это, нас? Против моих близких. Против каких близких? Против тех, что ушли. Ушли. Все ушли, а я этого не заметил и продолжил за них сражение. Тьма, как же ты не вовремя. Приди ты чуть раньше, может быть, осталась бы рука, протянутая ко мне, в мою пропасть. Осталась бы хоть единственная душа, согласная простить меня за мои грехи и за грехи моих предков… Раскаяние? Если бы. Ложь, всё это ложь. Даже встретившись лицом к лицу с правдой, я продолжу обыденно убивать, но уже не за потери тех, кто меня предал или о ком я слышал лишь из уст отца. Я отомщу за истёкшего кровью, испустившего последний вздох на моих руках брата… Потом. Сейчас же я буду убивать, потому что это единственное, что осталось от меня, единственное, что я могу. Эта жизнь стёрла меня. Меня, того меня, что мечтал о мирном небе, о долгой и счастливой жизни для всех, его уже нет. Это уже не тот я. Тот я был с душой и мечтами, он подозревал, что значит «любить»… А сегодня Я один. Без имени, без права считать себя частью когда-то знакомых, а теперь абсолютно пустых и далёких людей, один перед врагами, с которыми единственная общая черта — желание поскорее и пожёстче избавить врага от мучений видеть друг друга перед собой, оставив лишь возможность наблюдать кровавое, пахнущее железом месиво из его товарищей. Я один, один, один… Нет, конечно же, одиночество накрыло меня ещё раньше, просто я этого не видел. Тогда я ещё не встретился с тьмой. Она пришла лишь сейчас, когда я впервые проиграл. К беспомощному и уставшему, возможно, впервые почувствовавшему страх. Тьма, ты пришла ко мне, и так раздавленному, чтобы добавить ко всему этому ещё одиночество. Спасибо. Теперь это достойная смерть для того, кто провалился в единственном деле, за которое его могли запомнить. Теперь, когда я это понял, я достаточно страдаю, чтобы это можно было считать за расплату. Но я… не умираю. Я так долго не умираю, что мне хватает времени ещё раз вспомнить брата. Он… о боже, зачем же он пожертвовал мне эту силу, если я так просто сейчас умру?! Я же один. Я лежу тут, и никто ко мне даже не подходит. Все отвернулись. Это правда, но у меня ещё остались воспоминания, я помню брата, я помню, что он очень сильно хотел, чтобы я выжил. И пускай я уже осознал, что убеждения брата свели его в могилу и сейчас тащат меня туда же, я выживу. Пускай я буду отстаивать не его цели, но я выживу и я сделаю то, о чём мечтал давным-давно. Возможно, мне придётся маленькими, неумелыми штрихами заново нарисовать себя на полотне этого мира, но я смогу, я не умру… Но… я и так не умираю. Моей жизни прямо сейчас ничего не угрожает. Я всего лишь проиграл, я лежу тут, среди моих врагов, в унизительно открытом виде и осознаю, что я был во всём не прав, что я остался один. Крик снаружи. Будто из глубокого колодца меня вмиг выкинуло назад, в реальность, из застывшего в одном времени места в живой, движущийся мир. Люди надо мной. Они меня победили, они — мои враги. Тобирама, этот злобный альбинос … он лишил меня брата. Его же брат, Хаширама, когда-то в детстве подарил мне надежды на то, что мирная жизнь возможна и мы в силах её подарить людям… И сейчас они обсуждают мою судьбу. Они, те, что впервые одолели меня. Те, что толкнули меня прямо во Тьму, чтобы она пролила свет на моё бесконечное одиночество, на кровавые полосы, тянущиеся за моими шагами, на засохшие следы, идущие далеко от меня. Кто они такие, имеют ли право?! Тобирама, бездушный, ещё больше поглощённый ненавистью к врагам, нежели я, почему он сейчас хочет отправить меня почивать в ад? Он не тот, кто заберёт у меня жизнь, которую так хотел сохранить мой брат. Я уже проиграл, меня уже вовсе не осталось, но он, он ещё более ничтожен! И пускай это только моё мнение, я всё равно так желаю ему смерти, как никому другому… А вместо этого я просто лежу. Меня защищает брат… жаль, что не мой, а его. Жаль, что он мой враг. Может быть, если бы не фамилия, я бы не остался один в этом мире, не стал бы таким незначащим… Не лежал бы тут, прерывисто дыша и разрываясь между желанием жить и убивать и желанием поскорее покинуть этот мир, чтобы не чувствовать себя так плохо от гнетющего понимания своего одиночества. Одиночества! А ведь он меня не бросает, он спасает меня от собственного брата и клана. Что же, неужели за всем этим ужасным, чёрно-кровавым слепящим светом, излучаемым темнотой, я не увидел протянутой руки в мою пропасть… Я слеп, абсолютно слеп! Может, он ещё помнит меня? Того меня, ещё не изувеченного войной? Или может, и его сердце прогнило насквозь, как прогнивает у каждого, убивающего людей сотнями, и он, уже с гнилью в груди, просто хочет мной воспользоваться, унизить меня? Предлагает мир… О, Хаширама, ты ещё веришь в эти детские мечты? Ты веришь в то, что такой, как я, способен прекратить воевать? Я же один. Тебе уже некого бояться. Мой клан слишком уставший и измученный бессмысленной бойней, они не пойдут за мной. Единственный враг твоего клана сейчас перед тобой, лежит, чуть сам себе не вырывая руками могилу. Правильно, Тобирама, правильно. Меня легче убить. Но пускай это сделает Хаширама, не ты. Я ведь знаю, он предложит мне сразиться. И я сражусь. Я не умру, брат. Выживу и докажу, что я… Что… Что я докажу? Ведь у меня теперь никого и ничего не осталось. Почти никого, но… Почему же, Хаширама, ты веришь в меня? «Убей себя или своего брата» — сорвалось с уст. Да, ты ни за что не согласишься. Ты амбициозен и мечтателен до мозга костей, ты слишком любишь своего брата. Поэтому ты ни за что не сможешь оборвать ни его жизнь, ни свою. Ты же не дурак, Хаширама, ты видишь, что я сейчас не представляю для тебя угрозу… Впервые. Но… что же ты делаешь?! Почему ты снимаешь свои доспехи, зачем ты направил на себя лезвие? Нет, Хаширама, дурак, не себя, не себя же… Дурак, какой же дурак! Ты не посмеешь сделать этого, ты не оборвёшь последнюю ниточку, что связывает меня с людьми, ты не лишишь меня руки, что поможет мне заново начертить себя… Я успел. Ты будешь жить, Хаширама. Ты искренен, ты не изменил своим мечтам и остался со мной. Я хочу тебе верить. Я хочу, чтобы твои мечты стали явью и осветили мне своим чистым, праведным светом путь в будущее. В такое будущее, о котором мечтал Тот я и которое едва ли не забыл я сегодняшний.

***

Мерцающий свет, весёлые, умиротворённые и просто обычные люди. Они не в боевых костюмах, они без оружия и свитков с печатями, многие из них никогда не использовали ниндзюцу. Они просто ходят и наслаждаются вечером, ждут праздничного фейерверка или просто прогуливаются многочисленными красивыми парками. И никто не сторониться меня, не избегает. Я растворился. Может быть, потому что начал завязывать свои отличительно длинные, чёрные как смоль волосы, а может быть, потому что теперь разгуливаю без клинка. Не знаю. Но мне иногда так уютно и тепло, среди этой толпы безликих незнакомцев. Будучи молодым, я никогда не чувствовал себя так расслабленно даже в клане. Это одновременно приятно и удивительно… Кажется, меня признали. И пускай всё-таки очень много кто из бывших убийц и заговорщиков с ужасным презрением относиться ко мне, а клан и вовсе отстранился от собственного главы, я думаю, что это пройдёт. Я хочу так думать. Ведь я уже не в пропасти, я наверху. И пускай я неуверенно стою у самого её края, рискуя сорваться вниз, меня туда не столкнуть, ведь у этой пропасти я уже не один. Это ли то будущее, которого я так хотел добиться в детстве? Сейчас я могу ответить «да», но наш мир так уязвим. Эту идиллию слишком легко разрушить, при том даже не нужно затевать войны с другими деревнями и странами. Мы сами можем разрушить абсолютно всё, что построили, всё, чем так дорожим… А дорожим ли? Хаширама определённо дорожит. Но на каждый грамм золота найдутся тонны грязи. Но сейчас я не хочу об этом думать. Сейчас всё хорошо, слишком хорошо… Я хочу запомнить эти замечательные чувства. Я хочу отправить письмо себе в прошлое, где напишу, что за последние несколько месяцев я никого не убил и ни разу не подрался до крови и ссадин с Тобирамой, что за последний год я смог своими глазами узреть весь жизненный цикл вишни и яблони… А главное, что я смог отпустить. Отпустить и смириться с тем, что из моей семьи остался только я. Ведь, как говорит Хаширама, семью можно создать самому. Он говорил, что я могу прийти и поговорить с ним о брате. Но я так и не приходил. Думаю, поминать нужно в одиночестве, даже если есть те, кто разделяет с тобой это горе. Всё же, для каждого смерть близкого это что-то личное, особое. Но в некотором роде я так и оставался одинок. Наверное, я просто не умею общаться с людьми. Тобирама говорит, что это высокомерие, я же считаю, что это избирательность. Иногда мне приятнее гулять среди совсем чужих людей, чем среди знакомых и таких непонятных личностей. Они совсем не признают моих эмоций и интересов, некоторые из них и вовсе ограничивают свой кругозор одними бессмысленными разговорами о выпивке и женщинах. Скучные, отвратительно скучные. Я же, с тех пор как заключил мир с врагами, начал интересоваться всем вокруг. Я как будто вернулся в детство, не в то, которое у меня отняла война, в нормальное детство, в котором всё вокруг кажется невероятным и волшебным. Я-то вернулся, а все остались в своём сером и тесном мире. Все, кроме Хаширамы, который, как я думаю, и вовсе никогда не взрослел душой. Как же я не замечал этого раньше? Всё из-за битв? У нас не было в юности ни одного момента, чтобы просто встретиться и спокойно пообщаться, узнать что-то новое. Мы помнили друг друга как людей лишь детьми, более взрослыми мы стали исключительно врагами. Это на самом деле ужасно, что такой замечательный человек всё это время был рядом, но так далеко. Мне жаль, что только сейчас у нас появился шанс друг друга понять. Первые разговоры были невнятными и скомканными, мы подолгу молчали: я из-за гордости, он из-за стеснения. Но потом я понял, что он — тот, кому хочется открыться, тот, кому можно высказать свои самые безумные идеи и предположения. У меня не возникает вопросов, когда дело касается тех, кто меня ненавидит. Ведь у них есть на это право, я понимаю, что так просто стереть следы крови с рук не удастся никому. Но Хаширама… он всегда на моей стороне. Я понял, что он действительно от всего сердца хочет мне лишь добра. Иногда я думаю, что всё это неправда. Что я где-то грубо оступился и сейчас, на самом деле, уже давно мёртв, или, чего хуже, у меня окончательно сломлен внутренний стержень и я стал безвольной марионеткой. Иногда мне кажется, что люди, не обращающие на меня в толпе никакого внимания, на самом деле просто не видят там никого, ведь меня действительно не существует в их мире. Мне становится грустно, так больно сжимается сердце и хочется выть. Бесшумно выть, чтобы не нарушить ничей сон в этом уютном месте. А изредка, когда боль начинает выматывать, я иду к Хашираме. Он успокаивает меня, поднимая нас на прогулку или просто рассказывая свои нелепые, а иногда захватывающие истории. Я тоже иногда ему что-то рассказываю, то, что где-то услышал или помню из детства, и вижу, как он рад этому, каждый раз. В такие моменты я забываю, о чём таком ужасно печальном думал часами ранее. Заслужил ли я этого? Заслужил ли я внимание столь хорошего человека?.. Я спросил это у него. И он ничего не ответил. Только улыбнулся ласково и похлопал меня по плечу. Раньше я бы это счёл как намёк на то, что мной в наглую хотят воспользоваться. Но я понимаю, что он просто не знает, как меня переубеждать. Ну и не надо, мне не обязательно всё объяснять. Я понимаю. Сейчас уже понимаю. В голову полезли очередные мысли эгоиста. Мне почти безразлично мнение других людей, главное, чтобы я не чувствовал себя среди них совсем одиноко и чуждо. В один день я понял, что не могу без него. Я чувствую себя опустошённым, когда долго с ним не вижусь, я чувствую себя уставшим, если давно с ним не прогуливался и не тренировался, чувствую себя старым, когда он долго не заваливается ко мне со своими идиотскими выходками с моим обязательным участием. Словно слепой, что когда-то давно видел солнце, я ищу свет в кромешной тьме. И нахожу его в этом человеке. Я просто хочу видеть мой свет рядом. Я сказал это ему. И он вновь ничего не ответил. Он лишь взял меня за руку и чуть-чуть отвернулся, смутившись, и слегонца сильнее улыбнулся. Пожалуй, я и не ждал слов в ответ. В такой момент они вовсе не нужны… Жизнь продолжилась, не сбившись со своего ритма. Для окружающих я всё ещё оставался закрытой книгой, но внутри меня поселилось что-то живое, что-то, чего раньше здесь не было… Оно такое маленькое, светлое и хрупкое, но так согревает душу. Оно пришло, потому что меня поняли и не отвергли. Наверное, впервые. Спустя время я начал замечать, что Хаширама стал ещё более внимательным и заботливым, больше проводит со мной времени и пытается ещё больше посвятить меня в его философию о круговороте жизни. Пускай, Хаширама, это ведь чудесно. Это прекрасно, но в тот же миг это меня смущает. Да, меня что-то смущает. Странно. Когда я признавался ему в своих чувствах, мне не казалось это чем-то трогательным или незаурядным, я прямо высказал то, что чувствую. Естественно, я никогда не сказал бы что-то настолько личное кому-то, кроме него. Когда он изредка, незаметно начал целовать мне руку, меня это вводило в дрожь. На самом деле я не знаю, как на это реагировать. У меня никогда не было отношений, я просто не знаю, каково это. Иногда я отвечаю уж очень своеобразно, из-за чего порой краснею ещё больше, чем от самого поцелуя. Однажды я даже скинул его со стула… Но чёрт с этим! Важно то, что мне жутко страшно… Я боюсь отношений. Но в то же время неимоверно хочу быть нужным. Со временем его редкие поцелуи стали настигать меня в самых неожиданных моментах. Даже Тобирама пару раз это видел, хотя и ничего не сказал. Это видел Тобирама! Мне, откровенно говоря, абсолютно не интересно его мнение, но почему-то это самое неловкое, что я за свой недолгий век переживал. А он, этот мой улыбчивый и добродушный… Друг, он постоянно так ласково и малость наивно смотрит на меня после этих поцелуев, словно ждёт ответных действий. Разбежался! Хоть сдаётся скучной жизнь без него, меня так просто не подчинить. Я тебе, Хаширама, не барышня. Я всё-таки один из сильнейших людей в мире, если не самый сильный. Меня бояться надо! Не тебе, конечно, но проявлять уважение стоило бы чаще. Но всё это мелочи. Себя не обманешь. Я мог бы возмутиться, когда он ночью пришёл ко мне в дом, на мою постель. Я мог оттолкнуть его, когда, покрывая всё моё тело поцелуями, зарываясь руками и тепло выдыхая в мои волосы, снимал с меня одежду. Я мог бы его остановить, когда просил позволения. Я не сделал этого. Голову вскружило и я поддался порыву, откинув свою неприступность, отдался ему, терпя мимолётную боль и наслаждаясь его вниманием, шёлковыми волосами, красивым телом, его умелыми движениями. Я отдался столь доверчиво, полностью, как мог отдаться только Хашираме. Я слишком сильно благодарен за то, что вернул меня. Вернул меня из той тьмы, в которой я рисковал окончательно забыться, потеряв признание клана и самого родного, близкого, единственного брата. Благодарен за то, что верит в меня, что увидел во мне человека. За то, что вновь открыл мои, словно ослепшие глаза, вместе со мной сотворил место, где все могут жить мирно и беспечно. А ещё показал мне любовь. Да, то маленькое хрупкое существо, что нашло приют у меня в сознании, и есть любовь. Она ещё такая неуверенная, жалкая. Но я её не потеряю, не отпущу и не предам. Она заполнит моё одиночество, лишит меня следов, пропитанных кровью, следов отчаяния и ненависти. Ты заполнишь моё одиночество, ты удержишь меня от падения в пропасть, Хаширама. Когда-то я воочию встретился с Тьмой. Тьма эта — понимание того, что я остался совершенно один. Но сейчас, в этом многогранном и всеобъемлющем мире, я не один. Теперь есть кому окликнуть меня по имени, и, надеюсь, будет кому провести меня в последний путь.