Kiss while your lips are still red While he's still silent Rest while bosom is still untouched, unveiled Hold another hand while the hand's still without a tool Drown into eyes while they're still blind Love while the night still hides the withering dawn Целуй — пока твои губы еще алые, Пока он еще молчит. Успокойся — его сердце еще нетронуто, открыто. Держись за руку, пока она еще без оружия, Утони в глазах, пока они еще слепы, Люби, пока ночь еще скрывает рассвет.
© Nightwish — While Your Lips Are Still Red
Прошло несколько дней. За это время Ичиё полностью выздоровела и даже успела совершить несколько вылазок на улицу. В конце концов, невозможно было нормально питаться продуктами, которые покупала Эйка (и как она только жила одна четыре месяца!). Когда в магазине Хигучи доставала кошелек, то неизменно краснела, вспоминая, кто дал ей денег, чтобы она могла спокойно жить, по крайней мере, две недели. И что будет, когда выйдет срок… От Акутагавы ей пришло за эти дни лишь одно сообщение: «В порядке?» Конечно, Ичиё ответила «Да», и на этом разговор закончился. Хигучи расстроилась, но больше ничего отправлять не стала: если Рюноске хочет поговорить, он вполне может позвонить ей. Или пригласить куда-нибудь. Ведь звал же он ее показать набережную… Рюноске Акутагава. Рюноске Акутагава. Рюноске Акутагава! Хигучи изо всех сил зажмуривалась, пытаясь вызвать хоть какие-нибудь воспоминания об этом молодом человеке. Ичиё знала точно одно: они с ним были как-то связаны в ее прошлой жизни. Но Акутагава не ее брат, потому что Эйку девушка вспомнила сразу, как только увидела. Возлюбленным? При мысли об этом Хигучи краснела и жутко смущалась, хотя рядом не было ни единой живой души. Это тоже очень маловероятно. Стал бы Рюноске вести себя так грубо и отстраненно, если бы они были парой? Вряд ли. К тому же, он сказал: «Ты никогда не называла меня по имени» — значит, они не были близки. Что, опять же, никак не объясняло, почему Акутагава помогал Хигучи. Да и вообще Рюноске мало походил на сентиментального, влюбленного молодого человека. Гораздо проще было поверить, что у него вовсе нет сердца. Что ж, отношения между ними могли быть чисто деловыми… Устав искать решение этой странной загадки, Ичиё отправила Акутагаве короткое сообщение: «Мы работали вместе?», но не получила ответа. Девушка просидела двадцать минут, вздрагивая от каждого шороха, но ничего не произошло. Кажется, она вновь потерпела неудачу. Весь день Хигучи ходила мрачная и молчаливая и изредка злобно поглядывала на телефон. Тот молчал, и в какой-то момент Ичиё захотелось выкинуть его в окно. — Пусть не пишет! — возмущалась Хигучи, зверски нарезая на кухне салат, когда день начал близиться к вечеру. — Злой! Равнодушн… «Как самочувствие?» Телефон завибрировал так неожиданно, что Ичиё чуть не подскочила и от удивления легко порезала палец. — Проклятье! — в сердцах воскликнула она, от радости хватая телефон больной рукой и опрокидывая тарелку с только что приготовленным салатом. В замешательстве Хигучи застыла посреди учиненного ей погрома, вглядываясь в сообщение… «Как самочувствие?» Ичиё не успела себя остановить — она уверенно нажала на кнопку вызова и испугалась лишь тогда, когда услышала протяжные гудки. Что же она, дура, делает? А если он не может говорить? А если он не хочет говорить? А если… Но все страхи улетучились, когда в трубке раздался знакомый голос. — Хигучи? Ты чего звонишь? Ответить на этот простой вопрос было ужасно сложно. Она звонит, потому что ей очень этого хочется. Ей важно убедить себя, что его внимание — это не игра, а искренне желание знать, что с ней все хорошо. Чтобы просто услышать этот холодный, пробирающий до костей голос и увериться, что его обладатель на самом деле существует. Ичиё застыла, не зная, что сказать, и уже решила было с позором отключиться, но Акутагава снова спросил: — Так, как самочувствие? — Вроде бы все неплохо, — просипела Ичиё. Хотя, судя по ее голосу, уже можно копать могилу. Рюноске хмыкнул. — Как Эйка? — В школе. — Понятно. И снова этот отрывистый, ничего не значащий разговор. Хигучи понимала, что Акутагава пытается быть вежливым — спрашивает про сестру. Ведь это же правда знак того, что он хочет поддержать разговор? Она не придумывает? Размышляя подобным образом, Ичиё забывала отвечать. А Акутагава на том конце провода лишь терпеливо сопел, ожидая от Хигучи каких-то слов. — Я скоро приду навестить тебя, — сообщил, наконец, Рюноске, и Ичиё едва не подпрыгнула от охватившего ее восторга. Он сам хочет прийти! — Я буду очень ждать! — тут же выпалила девушка и сразу прикусила язык. Кажется, она сказала лишнее. Еще, чего доброго, Акутагава испугается такой напористой барышни, как она. Рюноске попрощался, и, закончив вызов, Хигучи машинально облизала порезанный палец, рассеянно отмечая металлический привкус крови во рту. Щеки горели (впрочем, как и всегда, когда дело касалось Акутагавы). Да что с ней происходит?! Ичиё чувствовала одновременно эйфорию и дикий страх, надежду и замешательство. Любое воспоминание о странном человеке с именем Рюноске, который носил черный старомодный плащ, вызывало в душе целый вихрь разных чувств и эмоций. Почему так происходит? Ведь Хигучи едва знает его. Девушка еще раз подумала о том, что могло бы быть между ними, если бы они с Акутагавой были возлюбленными. Вот он подает ей руку, когда они проходят через маленький аккуратный мост, гуляя в саду. Вот он легко улыбается ей, и эта улыбка так идет его обычно мрачному лицу. Вот он наклоняется к ней с высоты своего роста и… Хигучи в ужасе помотала головой — нет, о таком лучше не думать! Мысли об Акутагаве дарили лишь щемящую боль в груди и дрожь по всему телу. Наверное, такие, как Рюноске Акутагава, рождаются раз в сто лет, и каждый, кому суждено с ним соприкоснуться, обречен на гибель. Хигучи нервно хихикнула сама себе и усилием воли отогнала внезапно охватившие ее философские размышления. Салат был безнадежно испорчен, но если Эйку еще хоть один вечер кормить чем-то сладким, у нее обязательно кое-что слипнется… Нужно что-нибудь придумать. За домашними делами Ичиё не заметила, как вернулась сестра, а потом, после вечернего сеанса мультиков, кажется, и вовсе забыла о дневном разговоре. Однако, засыпая, Хигучи еще раз представила, как Акутагава медленно подходит к ней, осторожно заправляет за ухо прядь волос и… Нет-нет-нет! Все-таки лучше не думать.***
— Ичиё! Я сегодня иду гулять. Дай мне денег, мы хотим купить конфеты. — Что значит «дай»? — строго спросила старшая Хигучи. — И кто это «мы»? Конфеты нужно сначала заслужить. — Ну Ичиё… — Нет! В последнее время Хигучи начала беспокоить одержимость младшей сестры сладким. Девочка с удовольствием уплетала разные шоколадки, мармелад и вафли, но наотрез отказывалась есть полезную для молодого организма еду. Ичиё могла лишь ограничить карманные расходы Эйки и полностью взять на себя обязанности по приготовлению пищи, но, кто знает, что сестра позволяет себе вне дома… И эти ее постоянные прогулки… Эйка не считала себя обязанной звонить Ичиё и сообщать, где находится. Видимо, она привыкла ни от кого не зависеть за те четыре месяца, что провела одна. И то, что они уже несколько недель живут вместе, в сущности, ничего не меняет. Эйка надулась, всем своим видом выражая обиду, и за завтраком не произнесла ни слова. Однако, Ичиё стойко выносила капризы младшей сестры. Все равно Эйка однажды скажет ей спасибо, если не превратится из симпатичной стройненькой девочки в некрасивую пухляшку. Старшая Хигучи быстро обнаружила в себе способность с терпением принимать вредный характер сестры, несмотря на то, что Эйка превращалась в настоящую катастрофу, когда выходила из себя. Но Ичиё всем сердцем чувствовала, что любит маленькую и непослушную Эйку, а если любишь, то готов стерпеть все, что угодно. Акутагава предупредил, что зайдет ближе к вечеру, когда освободится от работы, поэтому этот день Хигучи встретила с предвкушением чего-то необычного. И даже капризы Эйки не могли помешать мечтательному настроению Ичиё. Ей очень хотелось приготовить какое-нибудь вкусное блюдо, чтобы показать: деньги Акутагавы не пропадают зря. Но Хигучи не знала, что он любит, поэтому терялась в догадках — вдруг не понравится? Поглощенная раздумьями о предстоящем ужине, Ичиё мыла посуду, как вдруг вода в перестала течь из крана. Послышалось ужасное скрипение, и в следующий момент кран оторвался, а из образовавшейся дыры с шумом хлынула вода. Хигучи завизжала от испуга и отскочила. Через несколько минут вся кухня оказалась затоплена, а девушка так и не смогла найти способа остановить воду. В панике она бросилась перебирать телефонные номера — может, среди них есть сантехник? Номер она действительно нашла, и вдумчивый, видимо, уже немолодой человек подсказал перепуганной девушке, как перекрыть воду. Хигучи дала ему адрес, и сантехник пообещал приехать через полчаса. Все время до его приезда Ичиё, вытирая слезы, пыталась вымыть кухню. Ну почему это произошло именно сегодня?! Как она будет встречать в своем доме Акутагаву? Вдруг он придет, а она еще не успеет убраться? Девушка чувствовала себя ужасно расстроенной и смогла немного обрадоваться, лишь когда пришел сантехник. Мужчина был невысоким и крепким, с лысой головой. Он добродушно улыбнулся Хигучи, и она поблагодарила судьбу за то, что она послала ей такого понимающего человека. Сантехник справился со своей работой на удивление быстро, и Ичиё даже подумывала успеть приготовить все, что собиралась по плану. — Я оставлю свой номер, — предложил мужчина, когда убедился, что кран вновь работает, — сможете позвонить непосредственно мне, если что-нибудь случится. Хигучи благодарно ему улыбнулась и отвернулась к тумбочке, чтобы достать деньги. Она выдвинула ящик, просунула руку подальше — туда, где решила хранить деньги, но… не нащупала ничего. Ичиё пошарила рукой внутри ящика, чувствуя, как в сердце медленно проникает страх. Куда делись деньги?! Может, этот человек, с виду такой милый, уже успел ограбить ее?! Может, он сейчас нападет на нее?! Хигучи резко обернулась, но наткнулась лишь на непонимающий взгляд. — Что-то случилось? — вежливо поинтересовался мужчина. — Простите… Кажется, у меня пропали деньги, — пролепетала Ичиё. — Что значит «пропали»? — Утром они были здесь… Т-теперь их нет. Что же делать? Как расплатиться с этим человеком? Может быть, он согласится подождать, расплатиться потом? Но, к ее глубокому удивлению, милый, добродушный мужчина резко нахмурился и грубо сказал: — Что значит «нет»? Ищи! Я не работаю бесплатно! Хигучи не на шутку перепугалась. Человек, которому она так наивно доверилась, теперь вполне себе представлял серьезную опасность. А если он решит что-нибудь с ней сделать? Как она его остановит? Ичиё принялась нервно перебирать вещи в тумбочке, проверять карманы одежды, но ничего не могла найти. Она точно знала, что деньги, которые оставил Акутагава, должны лежать именно в верхнем ящике. Но их там не было. — Простите, — пролетепетала Хигучи, — я не могу заплатить вам. — Что ты возомнила о себе, дрянь?! Думаешь, тебе все простят, потому что ты потрясешь парой титек?! Поплачешь и выкатишь свои бесстыдные глаза?! — мужчина неожиданно подскочил к Хигучи и схватил ее за волосы. — Давай, что хочешь! Драгоценности, шмотки! Поняла?! Ичиё чувствовала себя ужасно: она до сих пор знала об окружающем мире так мало! И совсем не представляла, что делать в сложившейся ситуации. Незнакомый мужчина тряс ее за волосы и требовал денег… Хигучи завизжала от боли и не смогла сдержать слез. В следующий момент девушка почувствовала, как затрещали ребра от удара.***
Клинки звенели, и, казалось, ничто в мире не способно остановить их зловещий танец. Озаки била без промаха, и будь Мори чуть менее проворным, то его бездыханное тело уже давно лежало где-нибудь под кустом в живописном садике хозяйки дома. Удары Коё были мощным — совсем не тренировочными, хоть они вначале и договорились, что этот спарринг «дружеский». То есть, в перспективе без тяжелых травм и переломов. Но Озаки (нет, она вытворяла своим клинком нечто невообразимое!) вновь и вновь нападала, не давая Мори возможности ответить. Конечно, силы Золотого демона поддерживали Коё, но все остальное — ее собственное мастерство. И это не могло не восхищать. Озаки нанесла неожиданный удар, и внушающий всем страх и уважение босс Портовой Мафии лишь в последний момент очень неуклюже отразил его. Гравий захрустел под ногами отскочившего Мори, словно шум волн. Коё же грациозно вспорхнула на нижнюю ступеньку лестницы, ведущей в дом. Так они с Озаки и стояли друг напротив друга: Огай, изменяя себе, — в простых брюках и кимоно, а Коё — при полном убранстве. Несмотря на продолжительный бой, из прически женщины не выпала ни одна прядь, ни одна деталь в ее наряде не сбилась. А вот Мори тяжело дышал; волосы прилипли ко лбу и щекам и набились в рот. Он с досадой сплюнул себе под ноги. — Господин устал? Я прикажу подать чего-нибудь выпить, — развернулась было Озаки. — Ничего не нужно, — ответил Мори. Иногда Огай так и представлял себе эту картину: тихий дом с садом, красивая и элегантная жена, рожающая ему прекрасных детей и предугадывающая каждое его желание… Но Коё снова бросилась в атаку, и Мори, чтобы не потерпеть окончательное поражение, пришлось неловко скользнуть в сторону. Они поменялись местами: теперь Огай стоял на лестнице, а его соперница — под раскидистым вишневым деревом. Запоздало Мори почувствовал покалывание во всем теле — Озаки успела шлепнуть его плоской стороной меча по бедру. Ударь она в полную силу, босс Портовой Мафии уже лишился бы ноги. — Хороший был бой, — Коё поклонилась и спрятала меч. — Разве мы уже закончили? — Огай был недоволен, что она решила за него. Только у Мори есть право приказывать, а Озаки нарушает… — Хотите продолжить? — удивленно подняла бровь Коё. В ее взгляде едва читалась дерзкая насмешка, и Огай слишком долго знал свою подчиненную, чтобы этого не заметить. Он усмехнулся, пряча, тем не менее, вслед за Озаки меч. Мори ничего не желал так сильно, как продолжить. Там, за стенами этого дома он был безжалостным боссом Портовой Мафии. А здесь — превращался в мужчину, чей хищный взгляд пугал даже Коё. Несколькими стремительными шагами Мори приблизился к ней. — Прикажи своим слугам убираться вон, — глухо сказал он, вдыхая завораживающий сладкий аромат вишни и персика. — Как будет угодно господину. Легко зазвенел колокольчик, и по застывшему лицу Озаки Мори понял, что его пожелание выполнено. Теперь все, произошедшее в этом доме, останется тайной, как было и раньше. Огай мучительно медленно ухватил ленту пояса и потянул на себя. Коё послушно подалась вперед, и Мори заключил ее в объятия. Весь дрожа от предвкушения, он наклонился и провел губами по ее шее, вдыхая одновременно и сладкий, и кислый, и соленый, но такой притягательный запах женщины. Мори нравилось чувствовать, как начинает быстрее биться жилка под его рукой, если коснуться пальцами щеки Озаки, чувственно очертить губы. Огай не был садистом — ему нравилась власть, принятая добровольно. Мори медленно уложил Коё на гравий, и взглянул на нее сверху вниз. Она лежала под ним, такая идеальная и строгая, и тайну, которая вечно пряталась в ее глазах, не могли убрать никакие его поцелуи или приказы. Озаки никогда не открывалась до конца, и это одновременно заставляло Огая едва ли не ненавидеть Коё и постоянно желать полностью подчинить ее себе. Так было в каждую их ночь, и Мори не мог ничего изменить. Наверное, потому что они оба знали: если Озаки даст ему победить, то все закончится. — Что, прямо здесь? — усмехнулась Коё, когда мужчина принялся резко развязывать оби*. — Да, — Мори откинул пояс в сторону и распахнул кимоно Озаки. — Нам будет холодно, — сказала она, закидывая руки за шею Огая. — Не будет, — уверенно ответил Мори, склоняясь. Коё выгибалась от его движений, но смотрела все так же томно и чарующе — и никогда не отводила взгляд. Позволит ли она когда-нибудь заглянуть за грань? В отчаянии Мори сильно сжал бедро Озаки: ему хотелось оставить след от пальцев, хотелось, чтобы Коё было больно. Она вскрикнула от его грубого прикосновения, потому что он так хотел; она стонала так, как ему нравилось, потому что он так хотел. И Огай был готов убить Коё за это.