Безграничная бесконечность

«У Элайджи новая пассия. Опять. Снова. Всё время. Постоянно. Бесконечно. Долбанный замкнутый круг. Сколько бы их не умирало (причём не имело значения как: собственной смертью или с помощью меня, хотя последнего все-таки больше), все сводилось к одному - этот чёртов Элайджа выкапывал где-то новоиспеченную барышню. Ладно. Хорошо. Прекрасно. Это можно было пережить, если бы старший не влюблялся в каждую, АБСОЛЮТНО В КАЖДУЮ, свою девушку. Но нет, ни одна из них не была мимолетным интересом. Ни одну из них он не мог просто вытрахать как следует и бросить. Ни одну он не мог просто сожрать, как истинный вампир, чувствующий вечный голод. Ни одной он не мог скрутить шею за предательство. Да что там шею скрутить, даже царапинку оставить боялся. Не мог, потому что любил каждую очередную суку. Чем они это заслужили? Которая из них спасала Элайдже жизнь или оберегала его целую вечность? Да ни одна эта б... *чёрное пятно сгоревшей бумаги* ... же? Почему? Почему они? Что такого они ему сделали, что... *снова чёрные пятна* ... льно, когда я снова вижу картину, повторяющуюся из века в век. Невыносимо. Так невыносимо, что я готов уничтожить всех. Даже Элайджу. Связать его зачарованными верёвками. Свернуть этой крашеной шлюхе шею так, чтобы он почувствовал боль. Такую жгучую, такую рвущую на части, такую уничтожающую, превращающую кровь в настойку из вербены, заставляющую лить кровавые ядовитые слезы... Да, сделать все на его глазах. А потом... Потом... Когда уже не останется жидкости в организме, когда не будет о ком сожалеть, когда тело иссохнет в древнюю мумию от ужасающего голода, вырвать его сердце. Вырвать и спрятать. Теперь он не сможет вручить его очередной бляди. Ни одна из них не разобьёт его... *прожженная большая дыра с чёрными краями* ... заходит Элайджа и его подружка. Такая красивая, расфуфыренная, с наштукатуренным лицом, в красном обтягивающем платье. С каких пор вкусы старшего так изменились? Но какая, блять, разница. Элайджа улыбается, у него глаза горят жарким огнём страсти. А к кому? К очередной пустышке. К кукле в красивой обертке. Хотя она, возможно, любит его. Возможно сильно. Возможно. Все это только возможно. Элайджа смотрит в мою сторону, а его глаза, мол, говорят: "Посмотри, как я счастлив! Разве ты не рад за меня?" Нет. Я хочу убить тебя. Задушить своими собственными руками. Расчленить да хоть этим тупым ножом для масла. Сжечь. Хотя нет, стоп. Сразу я бы вырвал твои глаза. Ну или выдавил. Чтобы ты не видел свою мразь в последний момент. Потом уже душить, расчленять и сжигать, мучить голодом и вырывать сердце. Я хочу убивать тебя быстро. Я хочу убивать тебя медленно. Я хочу всего. Но ты не умрёшь физически, нет, кому как не мне об этом знать. Ты умрёшь морально. Я знаю, ты стойкий, это трудно сделать, но я смогу. Я все смогу, если захочу. Я убью тебя. Ещё одна такая блядина - и ты сдохнешь вместе с ней, старший братец. Я обещаю. И тогда никто не будет лезть в твою душу. Да и в мою тоже. Потому что тебя не смогут отнять. Но я улыбаюсь и киваю ему, как будто даже не фальшиво. Он садится на диван, а его пассия рядом и обнажает свои белые зубки. Очередная шлюха. Гори в аду. *снова обугленная дыра* ... Элайджа... *пятно* ... Эл... *на этот раз буквы были расплывчаты, как от воды, но от воды ли?* ...мной всегда, но одновременно не... *теперь пятно кровавое* ...и всегда буду. Он никогда этого не узнает. Я никогда не скажу, потому что больной ублюдок - это про меня. Он знает об этом. Вся семья знает. Ублюдок. Выродок. Бастард. Полный уебок. Гореть в аду нужно мне, а не его красивым шлюхам. Мне. Мне и только мне. Но кажется, что я уже горю. Давно горю. Лет так тысячу, не меньше. Почему же я не сгораю? Этот адский огонь не убивает. Он пытает. Хлещет кожаным хлыстом по спине, превращая в кровавый фарш кожу, мышцы и мясо. Раздирает тупой ржавой пилой грудную клетку, обнажая ребра. Вырывает огромными щипцами эти самые ребра по одному. Раз - двенадцатое ребро с мерзким хлюпающе-крошащим звуком падает мне под ноги. Два - одиннадцатое. Три - одновременно одиннадцатое и двенадцатое с другой стороны. Это нереально больно. Но кричать нет сил. Как и плакать. Всё ушло. За тысячу лет, знаете ли, привыкаешь, но... Это мой личный ад. Моя безграничная бесконечность... *обугленное пятно* ... устал, даже слишком. Я не смогу больше так. Да, я привык, но мне просто надоело. Это так блядски бессмыс... *капли засохшей тёмной крови* ... так или иначе я... *тёмное пятно, но уже от чернил* Спасибо...» Элайджа понял. Как только он прочёл последнюю строчку, он понял все, за секунду переосмыслив целую тысячу лет своей жизни. Но уже слишком поздно. Откуда-то сверху раздается душераздирающий крик. Нет, только не это, нет, пожалуйста, нет... Секундное оцепенение длиной в вечность спадает. Пиджак, лежащий на коленях, падает на пол вместе с частично сгоревшим письмом. Уже через несколько секунд старший стоит перед дверью своей комнаты. Ещё секунда - дверь с грохотом слетает с петель. Нет... Всегда идеально чистая комната напоминала помойку. Разбитые вазы и горшки с цветами, раздробленные в щепки стол, кресло и несколько стульев. Сломанные дверцы шкафа. Там и сям валяются тряпки, которые, кажется, являлись когда-то одеждой. Вспоротые подушки и разодранные одеяла. Кровавые следы на стенах, забрызганные красным простыни, лужи такого же цвета на полу. Кровь. Слишком много крови. Среди всей этой вакханалии на полу возле кровати лежит красивое тело в распахнутом шёлковом красном халатике, в изумительном бордовом кружевном белье. Руки разможжены и согнуты под неестественным углом. Кажется, на обоих уцелевших ладонях не хватает безымянных пальцев. Ноги сломаны в коленных суставах. А голова... Боже... Голова покоилась на руках у Клауса, который сидел тут же, совсем рядом с телом, на полу, упираясь в спинку кровати. Он смотрел на перекошенное от ужаса симпатичное личико и гладил её длинные густые смолянистые волосы, все слипшиеся от крови. - Что ты сделал? Клаус поднимает взгляд на уже стоящего перед ним в луже крови старшего брата. - Отправил эту суку в ад, - он опускает взгляд и продолжает гладить голову. - Теперь можешь отправить меня за ней. Элайджа молчит. Даже выражение его лица не передаёт какие-либо эмоции. - Убей меня, - немного тише говорит Клаус. Старший продолжает молчать. - Пожалуйста... - уже на шёпот переходит младший. Элайджа резко вырывает голову из рук Клауса и бросает в противоположную стену. Та быстро встречается с вертикальной поверхность. На всю комнату раздаётся хруст и так переломанных костей черепа и омерзительный булькающий звук, когда она падает на пол. Зрачки Клауса резко расширяются. Он... Только что... Свою девушку... Но такого никогда... Элайджа одним вампирским движением пинает рядом лежащее тело в сторону и садится на колени рядом с братом. Элайджа... Что с тобой? - Уебок... - шепчет старший, хватая младшего за ворот. - Да чтоб тебя... У Элайджи перехватывает дыхание от взгляда Клауса. Равнодушного. С насмешкой. Без блеска жизни. Взгляд одиночества. Клаус улыбается и плачет. Слезы целым градом начинают сыпаться из его глаз, капая на окровавленную рубашку. - Ну же, - шепчет он, захлебываясь солёной водой , - чего ты ждёшь?.. Элайджа все понял, когда прочитал то письмо, которое чисто из любопытства достал из камина, когда оно тлело на еле тёплых угольках. Элайджа понял то, что так боялся признать всю свою жизнь. Элайджа понял себя. - Я знаю, - тихо шепчет на ухо старший и крепко, но с нежностью, обнимает брата. Клауса трясёт как-то неестественно, даже с истерическими нотками. Ему больно. Ему холодно. Он хочет сомкнуть руки за спиной брата, чтобы также обнять, прижаться и не отпускать. Никогда. Возможно, если он всегда так будет обнимать младшего, то тот даже передумает его убивать. Но это тоже только возможно. Но руки не поднимаются. А дрожь во всем теле только нарастает со скоростью геометрической прогрессии. Что он знает? Что? Элайджа осторожно, словно маленького ребёнка, отпускает брата, медленно проводя кончиками пальцев по волосам, шее, плечам, сжимая последние чуть-чуть сильнее, чем просто крепко. Клаус как будто и не замечает такой хватки. Его все также трясёт,а взгляд направлен в полную неизвестность. Старший ещё крепче сжимает его плечи. Посмотри на меня! Подними взгляд, прошу тебя! Клаус вздрагивает, как будто действительно услышал, и медленно поднимает взгляд, скользя по луже крови под ногами брата, по теперь уже испорченным брюкам, по смятой рубашке в пятнах и закатанным рукавам, по линии подбородка, скулам, кончику носа и, наконец, смотрит прямо в глаза. В пустом равнодушном взгляде, кажется, читается что-то ещё. Что-то... Элайджа смотрит в эти родные глаза. Тысячу лет он не замечал таких очевидных вещей. Возможно, на подсознательном уровне он все понимал. Иначе почему все это время был здесь и прощал абсолютно все? Почему?.. - Я люблю тебя, - одними губами говорит Элайджа, смотря младшему в глаза. - Всегда любил. И буду любить... Клаус теряется, ведь он услышал то, что так давно хотел. Клаус тупо моргает глазами, не зная что делать. Клаус не ждал. Вообще не ожидал. Элайджа касается большим пальцем щеки брата и движется к губам, медленно и осторожно. Младший вздрагивает, когда холодный палец очерчивает контур нижней губы. Эл... Я... Ты... Что... Мысли начинают перебивать одна другую со скоростью звука, когда Элайджа касается губ брата своими. Совсем нежно и невесомо. Как-то даже по-детски. - Я тоже... - шепчет Клаус, когда брат как-то неловко отстраняется. - Я же уже говорил, что знаю... * * * У Элайджи новая пассия. Только теперь этой пассией стал его собственный брат.