***
Он не спит. Крохотная полянка в ночном лесу и маленький костерок на ней. Но, если приглядеться, это вовсе не ночь, а сумрачный день, не твердая земля, а трясина, и этот костер никого не греет. Прямо среди воды, выступившей из-под ила, трепещет призрачный синеватый огонь. Болотный газ со свистом вырывается на поверхность и горит над сумеречной топью тошнотворным бледным пламенем. Тяжелая ладонь накрывает огонек. Но зловонный газ булькает под пальцами, просачивается между ними и снова вспыхивает синим. Гаррук с трудом выпрямляется и плетется прочь по бедра в густой тине, выбирается на берег и уходит в чащу. Заболоченный лес следит за Гарруком негаснущими огнями — блуждающим свечением, гнилушками, чьими-то зелеными глазами среди ветвей и луной в вышине. Луна ужаснее всего. Ее уход и приход возвещает новые мучения. Проклятие овладело Гарруком. Когда луна закатывается пережидать день, и тьма в лесу превращается в сумрак, Гаррук бредет и бредет, не останавливаясь, наворачивает круги по чащобе, растаптывая бледную поросль, пугая змей и давя грибные гроздья на земле. На ходу он перехватывает то умирающую водяную крысу, то несколько едких ягод, и съедает их. Не останавливаясь, он зачерпывает в горсть воду из-под своих ног и пьет. Стоит ему задержаться на одном месте хоть на несколько мгновений, как вены на его теле начинают вздуваться лиловыми протоками. На коже его рук и ног открываются десятки отверстий, похожих на крохотные жадные рты, и жилы его тела выползают из них и устремляются в гниль под ногами, в черную воду, в сырую древесину. Его плоть всасывает через них отвратительную сущность гиблой земли — вонючую, водянистую грязь. Остановка в монотонном выматывающем пути грозит Гарруку врастанием в лесное болото. Каждый раз, останавливаясь, чтобы не терять человеческого подобия, справить нужду, он потом силой выдирает свои вены из-под коры и из-под кочек, и они с ноющей болью, разбрызгивая темную жижу, медленно втягиваются обратно под кожу. Дни страшны, но ночи еще страшнее. Луна выбирается обратно на небо, на болото падают лучи ее сияния, и Гаррук чувствует страшное плотское желание. Он готов идти дальше, но не может — ноги тяжелеют, и он не способен сделать ни шага. Его вены успокаиваются, но тяжкая кровь приливает к бедрам, в ушах шумит, и лунный свет меркнет в глазах. Он избавляет себя от напряжения непослушными руками, и его тело исторгает из себя всю ту же отвратительную черную жижу, которая, возвращаясь в болото, днем снова попадет в его кровь. Всю ночь Гаррук терзает себя снова и снова, не находя настоящего удовлетворения. В те мгновения, когда водянистая болотная гниль мучительными толчками проливается на землю, он страдает не только от болезненных спазмов, но и от собственной памяти. Помимо своей воли бывший охотник как наяву видит обнаженную бледную кожу, покрытую узорами, упавшие на лицо пряди темных волос, из-под которых чуждой магией мерцают глаза... Гаррук не подходит к своей лесной хижине, огибая ее за много десятков шагов. Он давно прогнал прочь Зверя, и тот нехотя ушел, то и дело озираясь на лесного человека и цепляя рогами ветки. На грани ночного и дневного безумия, в мгновение просветления, Гаррук вспоминает, как в самом начале своего недуга он пришел в город к магу-всезнайке, и как тот оказался последним, кто не боялся его. Если это когда-нибудь кончится, они встретятся снова.***
Двое не спят. Крохотная полянка в ночном лесу и маленький костерок на ней. Гаррук никогда не разводит большой огонь, чтобы не случилось лесного пожара. Иной раз он прекрасно обходился и без костра, в те времена, когда еще не был проклят. Сейчас же, когда черные чары развеялись, его тянет к теплу живого пламени. Джейс, вернувшись из Иксалана, впервые по своей воле проводит ночь в лесу, и держится на удивление спокойно. В чаще ухает сова, в кустах шуршат обитатели подлеска, на траве выступает роса, но это не идет ни в какое сравнение с кошмаром джунглей. Это обыкновенный лес, он не враждебен, и здесь есть, с кем погреться у огня. Двое магов сидят бок о бок на бревне и смотрят на огонь. Чуть поодаль от них прилег Зверь, изредка фыркая и ворочаясь. Зверь решил присмотреть за шлемом и топором лесного человека, которые сложены у бревна и сегодня ему не понадобятся. Рядом небрежно брошен потрепанный синий плащ. Зверь принюхался к нему и понял, что эта вещь ничем не страшна. Гаррук шумно отпивает пару глотков из глубокой плошки и передает ее Джейсу. Посудину, казавшуюся в руке охотника совсем небольшой, маг разума вынужден принимать обеими ладонями. При свете огня Джейс видит, что в мутной жидкости плавают полуразжеванные дикие ягоды. В нос ударяет кислый запах бражки. Джейс старается не думать, как Гаррук готовил это угощение, но понимает, что тот делится лучшим, что есть в его доме. Зажмурившись и не дыша, он двумя руками подносит плошку ко рту и пьет. Но на вкус напиток оказывается не таким уж отвратительным, лишь немного щиплет язык. Гаррук одобрительно кивает. И голова, и ноги мага разума вскоре становятся одновременно тяжелыми и легкими. Он опускает посудину на колени и приваливается к Гарруку. Тот качает головой и забирает у мага разума плошку. Но Джейс уже дремлет, уткнувшись в его плечо. Охотник встает и легко берет Джейса на руки. Проклятие еще не до конца покинуло его тело, и он боится, что причинит боль городскому магу своими объятиями. Но он просто входит в свою хижину у полянки, опускает заснувшего Джейса на широкую лежанку, застеленную шкурами и грубыми одеялами, и сам ложится рядом. Зверь следует за ними и устраивается дремать у постели. Джейс во сне берется за ладонь Гаррука и подсовывает ее себе под голову. Гаррук еле дышит и не шевелится, чтобы не разбудить Джейса. Он пытается уснуть и сам, но ему не спится под крышей. Тогда он осторожно высвобождает руку и хочет поцеловать мага разума на ночь, но не решается. Вместо этого охотник подносит к губам лишь свою собственную ладонь, пахнущую волосами городского мага, и целует ее. Джейс безвольно раскинулся на лежанке. Он спит. Охотник бережно накрывает Джейса одним одеялом, а другое выносит на полянку. Костер почти догорел, но возле него все еще тепло. Гаррук стелит одеяло на землю и похлопывает себя по колену, зовя Зверя. Зверь появляется в дверях хижины, но медлит. Гаррук, подумав, машет ему рукой и укладывается. В разрыве лесного полога над полянкой видны огромные звезды и отсвет луны, которая больше не пугает Гаррука. Он спит. А Зверь возвращается на нагретое место у постели чужака. Стереги, передал ему лесной человек, но Зверь не смог понять, нужно ли стеречь незнакомца или стеречь от незнакомца. Так Зверь и слушает сонное дыхание гостя, и до рассвета одним глазом спит, другим бдит.