Мар

– Ну, братва, выгружайся! – звучно командует Леха. В его голосе чувствуется почти подростковый азарт и предвкушение вечера. Миша, наш средний, наоборот, серьезен и сосредоточен. Вот и сейчас он выбрался из соседней машины и деловито оглядывает забор и окна на предмет чужого хулиганства. – Мало ли чего, – пожимает он плечами в ответ на наши взгляды. – Как-никак месяц сюда не выбирались. Наверное, именно поэтому все обычно считают старшим его, а не Леху. Братва – баскетболист Макс, тучный остряк Илья и пафосно-интеллигентный Олег в очках Гарри Поттера – уже опустошает багажники. Вот и перед моим носом внезапно появляется пара огромных пакетов из «Перекрестка». Подхватив их, направляюсь к дому. За городом хорошо. Как же хорошо! Здесь не только легче дышится, здесь даже снег скрипит по-другому. А навалило его, кстати, немало. – Лыжню! – обгоняет меня Макс. – Куда несешься, чемпион? – орет сзади Леха. – Ключи-то все равно у меня. – Так какого ты плетешься в самом хвосте? – Потому, что у меня самый ценный груз. Коробка в его руках многообещающе позвякивает. – Не у тебя, а у нас, – поправляет его Олег, держа в руках точно такую же. Говорю же – хорошо. Когда весь багаж разобран, Миха берется разжигать камин в гостиной, а Леха с Максом отправляются на веранду устанавливать мангал. Илья, как всегда, руководит процессом. Я слоняюсь на кухне вокруг Олега и пускаю слюни на обилие запахов. – Ну вы, блин, эстеты, – выуживаю из пакета две палки салями с дымком, банки с икрой, балык, завернутый в многослойный пергамент, еще какие-то деликатесы. – А есть что-то более… эм… человеческое? – Там посмотри, – Олег занят сервировкой. – Это что за «дор-бля»? – вглядываюсь в сине-зеленые вкрапления в остро пахнущем сыре. – Это Рокфор, – педантично поправляет меня Олег, аккуратно добавляя нарезанные кусочки на огромную тарелку, где уже царит фруктово-ореховое безобразие. – О-о-о, и откуда дровишки? - я же знаю, Олежа у нас – источник спецпоставок. – Маман из Парижа привезла. Говорит, в наших магазинах любой сыр приобретает вкус костромского. Я негромко хрюкаю в ответ. Права олежкина мама, ой права. – Темыч, – окликает меня Миха. – Чем возле еды ошиваться, снег бы во дворе почистил. Машины ставить некуда. – Дайте хоть сожрать чего-нибудь, – возмущаюсь я. – Со вчерашнего вечера ничего не ел. Хватаю два куска сыра и, игнорируя соседство гурманских прибамбасов, невозмутимо кладу их на горбушку черного хлеба. – Изыди, нечисть, – добродушно ворчит Олег, восстанавливая гармонию на тарелке. – Ммм, вкусно! – салютую ему бутербродом. – Маме привет! – накидываю капюшон и выхожу на улицу. Морозец чуть щиплет нос, солнце, отражаясь миллионами снежных искр, слепит глаза. Задерживаюсь на крыльце и глубоко вдыхаю. Кра-со-та! С другой стороны дома слышен мат сквозь смех и скребущие металлические звуки. Усмехаюсь. Мангал – дело тонкое, пусть и металлическое. Достаю из сарая широкую деревянную лопату и, запихнув остатки бутера в рот, топаю к воротам. Минут за двадцать расчищаю довольно приличную площадку от ворот вдоль дома. Пока я размышляю, стоит ли расчищать еще, позади раздается шуршание движка и короткий сигнал. Оборачиваюсь, гадая, кто это подрулил к нам на огонек, и неловко застываю на месте. Рядом с «Фордом» Макса аккуратно пристраивается серебристый «Лексус», не решаясь занять расчищенное пространство. – Мар! – из-за дома с радостными приветствиями высовывается три головы. Мар. Марек. Сначала он общался с нашим отцом, в основном по работе, а потом незаметно вписался и в нашу разношерстную компашку. Свою патологическую вежливость и трудолюбие он унаследовал от отца-поляка. А еще охеренную внешность с таким пронзительным взглядом, что… – Паркуйся сюда, – машет рукой Леха в сторону расчищенной площадки и меня, стало быть. А я, как последний мудак, стою с лопатой в руках и не знаю, что делать. Блин, думал, прошло. Это было лет восемь назад. Я тогда в пятом классе учился. Он отбил меня от толпы хулиганов и привел домой. Пока мать кудахтала над моим разбитым лицом, они с отцом успели познакомиться и разговориться. Он тогда натурально приворожил меня. Да что меня – всех нас. Я сломя голову бежал его встречать, когда он приезжал к нам. С тех пор, как он устроился на практику к моему отцу, а потом писал диплом по его предприятию, они много времени проводили вместе. Марек стал не просто хорошим знакомым, он стал другом семьи. При этом ему одинаково легко удавалось найти общий язык с любым из нас, независимо от возраста. Когда я впервые понял, что испытываю к нему нечто большее, чем простую детскую привязанность, мне стало страшно. Я урод? Больной? Страх вылился в агрессию. Я мысленно винил его в собственных чувствах, старался не попадаться на глаза, а при случайной встрече бурчал невнятное приветствие и скрывался в своей комнате или вообще сбегал на несколько часов из дома. В конце концов, мы почти перестали общаться. Семья недоумевала, но не вмешивалась. Видимо, списали все на мой переходный возраст, не знаю. И вот ОН! Все такой же – молодой, успешный, безумно красивый, ухоженный и приветливый, каким может быть только уверенный в себе и самодостаточный человек. Его энергетика притягивает людей как магнит, и я, конечно, не исключение. Только вот я прекрасно помню свой подростковый страх и потому изо всех сил сопротивляюсь его обаянию. – Я рано уеду, у меня рейс на завтра, – он с улыбкой смотрит то на парней, то на меня, – так что свои первыми загоняйте. Макс уже направляется к своему «Форду». – Тёмыч! Загонишь тачку? – Леха собирается кинуть мне ключи. – Сам! – огрызаюсь и иду к сараю вернуть лопату на законное место. – Че сказал?! Я не отвечаю. Нашли мальчика «принеси – подай – иди на хер, не мешай». Все! Если кто-то еще приедет, будет за воротами стоять. Надоело! * * * Я, наверное, с час гуляю по поселку. Дороги здесь широкие, чистые, с красивыми аккуратными домиками по бокам. Вот удивительно, почему за городом все идеально расчищено, а в городе вечно буксуешь во дворах? Парадокс какой-то. Упершись в тупик, поворачиваю обратно. Мельком оглядываю башенки замка с параллельной улицы. У хозяина замка за забором, кажется, целый гектар земли, напичканный по периметру камерами и сигнализацией. Ошиваться в непосредственной близости чревато наездом неприветливой охраны, так что любуюсь исключительно издали. Возвращаюсь уже прямиком к столу. Обалденный запах шашлыка пропитал, кажется, весь двор, и мой живот еще на подходе начинает издавать нетерпеливые звуки оголодавшего зверя. Поэтому я спешно раздеваюсь, тут же на кухне споласкиваю руки и ныряю в гостиную. Очень люблю эту часть дома: огромный диван, огибающий стол, удобные кресла, в которых можно не только сидеть, но и лежать, высоченный потолок с деревянными балками. А еще камин! Чего еще надо для счастья? Эту лаундж-зону спроектировала года полтора назад лехина подружка – дизайнер по профессии и уж точно по призванию. Правда, через пару месяцев она была уже бывшей подружкой, ибо братец мой Алексей – тот еще кобельеро – пока ни разу не задержался возле одного декольте дольше полугода. По телеку, кстати, идут какие-то велогонки. Не то чтобы все такие фанаты спорта, но бывает интересно. Это как с пожаром, водой и работающим ближним. Пока я смотрю, как участники гонки змейкой струятся по трассе прямехонько друг за другом (каждый раз представляю, что будет, если один споткнется), Илья с усмешкой протягивает мне полстакана виски: – Будешь? Или маленький еще? Братья ехидно посмеиваются. Черт, взять меня на понт – плевое дело. – Кто здесь маленький? И вот уже опустошенный стакан звякает о столешницу, а я, еле выдохнув, оглядываю тарелки с закуской, тяну руку наугад и хватаю ароматный, еще горячий кусок свинины. Ммм, вкуснятина. Я периодически сматываюсь наверх. Там в мансарде инет лучше, а у меня «Assassin’s Creed» качается. Каждое мое возвращение к столу отмечается стаканом виски, кем-то предусмотрительно наполненным, поэтому скорость моих реакций, наконец, сравнивается со скоростью проклятого захолустного интернета, и тормозное скачивание перестает нервировать. – Мар, ты когда тачилу сменишь? – Леху давно занимает этот вопрос, и он задает его с завидной регулярностью. – Ты никак за себя ее сватаешь? – ухмыляется Марек. – Завидуй молча, – Миша, наполняя стаканы, шутя пихает брата. – Да не в этом дело! – Леха аж подпрыгивает. – У него в салоне такие тачки стоят, а он! Непрестижно! – Не у меня в салоне, – замечает Мар. – Пока. И к тому же, – он хитро щурится, – я друзей не меняю только потому, что они прибавили в возрасте. – Пошел ты, философ! – ржет Леха. – А чем тебе Лехус не угодил? – встревает Олег. – Нормальная тачила, и комплектация хорошая. Для таких тачек семь лет – пфф, вообще не проблема. – И ездит она получше тех новых, что под стеклом стоят, – добавляет Мар, – поверь мне. – Правильно, – вставляет свои пять копеек Илья, у которого вообще-то ни прав, ни машины. – Ладно-ладно, – сдается Леха. – Не понимаете нихрена, ну и хрен с вами. Куда летишь-то? – В Женеву, – Мар улыбается. – Про фотки помню, всё сделаю. Даже видео тебе накатаю. – Ы, – довольно лыбится Леха. От крутых тачек он без ума. Илюха протягивает мне самокрутку: – Курнешь? Делаю затяжку, и в голове сразу пустеет. Пацаны ржут, обсуждая то рабочие моменты, то анекдоты, и из их разговора уже сложно понять, где заканчивается анекдот и начинается реальность. Собравшись вновь подняться наверх, внезапно покачиваюсь и тяжело опираюсь о стену. Что они там курят, что меня с одной затяжки?.. Или третий стакан виски догнал? Пока поднимаюсь по лестнице, мысли возвращаются к Мареку. Он походу трезв, хоть и пьет вместе со всеми. Почему-то вспоминаются детские шалости и подростковые желания, страх за себя и обида на него… Мельком глянув на монитор (окно загрузки издевательски показывает 35% и оставшееся время, исчисляемое даже не в часах), возвращаюсь к столу и уже машинально опустошаю очередной стакан. И чего это нам, ну, то есть мне, собственно, прятаться? Мы, Артемий I, не трус! От слова «вообще» и «ни разу». О! Икорочка – то, что надо. Бутерброд с икрой шлифуется косячком. Илюха! Наркодилер, блин. Телек уже давно никто не смотрит. Макс травит байки со своих последних сборов, все ржут в голос и звякают стаканами. Поигравшись с пультом, останавливаюсь на «MCM Top». Прикольный канал, и музыка незаезженная. – Ты как? Может, кофе? – на меня смотрят практически трезвые глаза. Мар. Его рука сжимает плечо. – Не, нормально все, – я пытаюсь подняться. – Еще по одной? – Илья вновь протягивает мне самокрутку. Я молча, с вызовом, беру косячок и с чувством затягиваюсь, глядя, впрочем, не на него, а на Марека. В отличие от Илюхи тот не лыбится, лишь внимательно следит за моими действиями. Плотная струя дыма на миг разделяет нас. Не отрывая от него взгляда, возвращаю Илье косяк и с достоинством удаляюсь поближе к камину. Если мою неровную походку можно назвать достойной, то я сейчас неподражаем. Падаю в кресло и понимаю, что хрен я отсюда встану без посторонней помощи. Ну и ладно. Скоро возле камина становится жарко, и меня начинает мутить. Черт, как отсюда встать? Ноги. Вот они. Целые и невредимые. Значит, встать смогу – не овощ. Мутит все сильнее. Надо умыться, может, полегчает. С трудом поднявшись, неровно шагаю в ванную и, опустившись на пол, сую голову под холодную воду. Стою так, пока голова не начинает промерзать. Длинная челка мокрым хвостом болтается перед глазами. Поднимаюсь с пола и, глянув в зеркало, обнаруживаю позади себя довольную рожу Ильи. Мгновенно оборачиваюсь: – Чего надо? – Хороший ракурс, – он пошло усмехается. – Понравилось. – Отвали, – отмахиваюсь от него и пытаюсь протиснуться в дверь, но он вдруг с силой толкает меня к стене и наваливается сверху. Хрипло охаю от неожиданности и с отвращением ощущаю толстые пальцы на своем теле. Они шарят по бокам, сжимают задницу. – Блядь, придурок, слезь с меня! – с перепугу я моментом трезвею. – Че ты орешь, – брезгливо кривится его рот, и я оказываюсь на свободе. – Пошутить нельзя. Выбравшись из ванной, ошалело оглядываюсь. Меня запоздало начинает трясти. А еще Мар пристально смотрит на меня из гостиной. Крики услышал? Вот я придурок! Возвращаться сейчас туда мне вообще не улыбается. Споткнувшись о порог, выхожу в полутемный коридор, туда, где выход на веранду, со второй попытки открываю окно и судорожно вдыхаю морозный воздух. Волосы мгновенно леденеют, и я обхватываю себя дрожащими руками. Но лучше дрожать от холода, чем… – Простынешь, – на мокрую голову укладывается полотенце, а у меня мурашки по спине от того, что ОН сейчас стоит позади. – Тём, что случилось? – Нормально все, – изо всех сил стараюсь, чтобы голос был спокойным. – Пойдем, – он берет меня за руку и ведет наверх, в мансарду, подальше от голосов. Ладонь у него крепкая и горячая. Я бессильно опускаюсь на узкий диван и замираю под его руками, старательно вытирающими полотенцем мою голову. Запах парфюма и алкоголя обволакивает, и мне вот прямо сейчас вдруг хочется уткнуться головой в его живот. Что я и делаю минутой позже. Его руки неуверенно замирают, а потом возобновляют манипуляции с моими волосами. Мягкий кашемир свитера и горячее тело под ним… Мне вдруг становится не по себе. – Уже высохло, – я поспешно встаю. – Спасибо, – и замираю, глядя в его серьезные глаза. Они не отпускают, и я никак не могу сделать шаг. Он убирает с моего лба растрепанную челку: – Мы давно не виделись. Я лишь пожимаю плечами. Что на это ответить? Что я бежал от него все это время? От него ли? – Ты изменился, – улыбается. – Повзрослел. Алкоголь, выкуренная сдуру трава и недавний выброс адреналина сносят к чертям все внутренние барьеры, во мне вдруг вскипает вся гремучая смесь испытанных к нему чувств. Они давно перепутались, как нитки в затерянном клубке, и я сам запутался в любви и пренебрежении, обидах и радости, страхе и влечении. Резко подаюсь вперед и целую его, ткнувшись в упругие губы. Отпрянув, порываюсь сбежать, но он хватает меня за руку, прижимается сзади, ведет носом по загривку, отчего шея покрывается гусиной кожей, а из горла вырывается нечленораздельный хрип. – Ты избегаешь меня. Я тебя обидел? Слабо мотаю головой. Я еле стою на ногах от ощущения его рук на животе и от того, что сейчас недвусмысленно упирается мне в зад. У меня и самого стоит. – Мне не хватало тебя, знаешь? Не знаю. Не хочу знать. Этот момент не раз пытал меня долгими ночами. Я нетерпеливо вжимаюсь в его пах, и его руки мгновенно оказываются на пряжке моего ремня. Он чуть подталкивает меня вперед, к дивану, пока я не встаю на него коленями. Джинсы тут же сползают вниз, лишенные поддержки. Трусы неспешно отправляются туда же. Марек не торопится, ведет ладонями по бедрам, прижимается щекой к спине, а когда его язык касается шеи, меня продирает разрядом тока. Раздается шуршание, и треск рвущегося пакетика. Тихий звук раскатывающейся по члену резинки. Я вздрагиваю. Тише, – он беззвучно смеется мне в ухо, выуживая из кармана джинсов еще один пакетик – со смазкой. Холодные скользкие капли растекаются по моей заднице, Мар аккуратными движениями пристраивается сзади. Но не это мне нужно. Толкаюсь назад, резко, до конца. И вскрикиваю от острой боли, не успев зажать рот. – Дурак, зачем? – шипит он в ухо, рывком запрокинув мою голову, и тут же, словно спохватившись, целует в шею. – Тише, тише, сейчас пройдет. А я не хочу, чтобы проходило. Эта боль выбивает из души сгустки той другой, застарелой боли, того страха, одиночества, чувства ненужности, что поселились во мне после гибели родителей. Как часто я представлял себе это. Слишком часто. Его руки ласкают так умело, что я на мгновение вскипаю приступом ревности, но тут же забываюсь в болезненном удовольствии. Он что-то сбивчиво шепчет мне в шею на смешном польском, я не понимаю слов, но от них так хорошо. Боже, как же хорошо. Тянусь рукой к себе, но он отстраняет: – Нет, это мое. Мне остается лишь сдавленно сопеть в кулак и впиваться пальцами в спинку дивана, принимая его ласки. Комната плывет перед глазами, и вот-вот… еще немного… Я начинаю дергаться быстрее, и Мар ускоряется, с глухим рычанием прикусив мне шею. – Тём, – выдыхает он, наконец, когда к нам возвращается способность дышать. – Мар, – отвечаю мысленно. Я не помню, как это – говорить. Он отстраняется, напоследок проведя вспотевшей ладонью по моей спине. Спина тоже мокрая. Мар протягивает мне полотенце. Почему-то я не решаюсь посмотреть ему в глаза. Вытираюсь, натягиваю джинсы и осторожно сажусь на диван. Ноги не слушаются. Мар снимает с меня мокрую футболку, надевает что-то сухое. Голова становится просто неподъемной, стоит мне опустить ее на подушку. – Отдохни, – он укрывает меня пледом, задерживает руки на плечах. Как он уходит, я уже не слышу. А когда просыпаюсь, солнце уже вовсю светит в незашторенное окно. Тяжело поднимаюсь, охаю от боли в причинном месте. Ну конечно, больной головы мне ведь мало. Осторожно встаю и иду к окну. Под окном стоят чуть припорошенные снегом машины. Две… Ну да, а чего я, собственно, ждал? Что мы проснемся в обнимку? Презрительно хмыкнув от такой нелепой мысли, подхожу к компу. Игра загрузилась, но почему-то уже не вызывает вчерашнего энтузиазма. Спустившись вниз, обнаруживаю, что Леха и Макс еще похрапывают в креслах возле камина, а Олег и Илья пьют кофе, сосредоточенно наблюдая за фигурным катанием по телеку. – Хорошо смотритесь, – хмуро ухмыляюсь, – такой слаженный дуэт, такая сосредоточенность. – Иди ты! – отмахивается Олег. – Кофе будешь? Кофе… – Буду. Да сиди ты, сам налью. Олег кивает и отворачивается к экрану, а я топаю к кофе-машине. – А где Миха? – говорю негромко, хотя храпящих у камина вряд ли разбудит мой голос. – С Маром уехал, – оборачивается Олег. – На работу вызвали. Мар… Наваливаю себе полную тарелку вчерашних деликатесов, кидаю в кружку с кофе три куска сахара и тащу свою добычу наверх. Хоть поиграю. Но вместо этого подключаю к телефону наушники и падаю на диван. «Mercy Street» Питера Габриеля сменяет «Hurt» Джонни Кэша, а в башке гулкая пустота, лишь ощущение ЕГО рук по телу. Фантомная боль. * * * Когда Брюс Спрингстин хрипит мне в ухо свою «The River», ногу, свесившуюся с дивана, кто-то легонько пинает. Открываю глаза – Леха. Вопросительно приподнимает брови. – Чего? – тяжело выныриваю из своего омута. – Ничего, – отвечает, а в голосе слышится «это ты чего?». – В баню пойдешь? Пацаны протопили. Когда успели? Сколько я тут рефлексирую? – Прямо сейчас? – Хочешь четвертым, можешь прямо сейчас. – Не хочу. А ты? – Потом пойду, если эти оболтусы всю воду не истратят. Михан позднее вернется. – Один? – А тебе с кем надо? – Ни с кем, просто… Я с тобой тогда пойду. – Лады. Он уходит, а я никак не могу вернуться к реальности. Но надо. И жрать хочется. Неспешно опустошаю тарелку, запиваю давно остывшим кофе, и вроде становится легче. В гостиной уже разливают коньяк, и пахнет разогретым шашлыком. Раскрасневшаяся после бани братва безмятежно развалилась на диване. – С легким паром, – бросаю им. – Спасибо, – лениво машет рукой Макс. – Ты давай тоже. Леха уже там. – Ага, – беру свежее полотенце и уматываю по морозцу прямиком в баню. Вдоль расчищенной тропинки – помятые сугробы. В одном из них кто-то голой жопой делал бабочку. Хрюкнув от смеха, ныряю в жар бани. Леха уже вовсю парится, кряхтя от удовольствия. А у меня уши в трубочку сворачиваются – настолько жарко. – Шапку надень, – командует он. Беру с крюка войлочную ковбойскую шляпу с красной надписью «Красавчик» и залезаю наверх. Жарища. Тело моментом высыхает и только через несколько минут начинает потеть. В общем, сижу, потею. – Ну как? Терпишь еще? – Леха неотвратимо приближается ко мне с веником. – Как сказать. У тебя такое выражение лица, будто ты собрался меня запарить до смерти. – И запарю, - лыбится Леха. – Ложись, доширак. Выливаю на лавку ковшик холодной воды и укладываюсь на живот. Березовый веник в лешкиных руках – пытка и блаженство в одном флаконе, поэтому возмущаюсь исключительно про себя. – Ну вот, – довольно произносит Леха, – готово мясо, – и, шлепнув меня напоследок веником по заднице, выгоняет мыться. Помывшись, усаживаюсь в предбаннике и присасываюсь к бутылке с минералкой. – У тебя нормально все? – Леха, вытирая мокрый лоб, садится рядом. – Ты какой-то странный весь день. Сказать ему? «Ты знаешь, меня тут трахнул наш общий друг, которого я хочу с детства, но никак себе в этом не признаюсь. Теперь он улетел в Женеву на эту чертову выставку, и как бы все норм, но почему-то нихрена не норм». Так что ли? – Нормально все. Башка только тяжелая. – Так нехрен всякую дурь в рот совать, – усмехается он. – Ну да, – соглашаюсь, лишь бы закончить этот допрос. – Ладно, пошли, а то без нас все сожрут. Обмотавшись полотенцами, спешим обратно в дом. По пути Леха пихает меня в сугроб, но я успеваю вцепиться в него мертвой хваткой, так что в снег мы с диким хохотом валимся оба. Навстречу нам из дома выходит Миха, раздраженный и мрачный. – О, приехал! А ты чего такой? – А, – он только зло отмахивается. – Задолбали, работнички херовы. Сейчас напарюсь и напьюсь. И пошли все в жопу. – Ну и правильно! – Леха хлопает его по плечу. – Там им самое место. * * * Обозначенные три часа отдыха незаметно растягиваются до пяти. Глядя на то, как Макс достает из сокровенных запасов очередную банку с безалкогольным Amstel, а Олег потягивает кофе, легко догадаться, кто сегодня сруль. Миха честно исполняет обещанное, обнявшись с бутылкой коньяка. Хорошо, хоть нам не забывает подливать. Наконец, собрав себя, вещи и мусор, загружаем машины в обратный путь. Миха заплетающимся языком руководит: проверить выключен ли свет, закрыты ли двери, а что там с баней? – Спи уже, начальник, – ворчит Олег. – Все проверили. В машине надеваю наушники, прячусь в капюшон и всю дорогу смотрю в окно, где мелькают сначала загородные, а потом и городские пейзажи. А дома ловлю на WhatsApp сообщение. Безымянный номер телефона бросается в глаза знакомой комбинацией цифр - «4715» на конце. Сердце пропускает удар, а потом начинает бешено колотиться. И только потом до меня доходит, чей это номер. Несколько раз перечитываю слова. Его номер я помню наизусть еще с тех времен, когда он хвастался первыми визитками. Одна из них до сих пор кочует из книги в книгу в качестве закладки. И не то чтобы я специально… Хотя, черт его знает… «Мне не хватало тебя, знаешь?» Тупо смотрю в экран, пока буквы не начинают расплываться, а потом печатаю в ответ короткое слово. Одно-единственное. Самое короткое.