Пока цветёт вишня

Прохладных ночной воздух вибрировал от треска кузнечиков в траве. Крохотный осколок луны из-за туч освещал землю, захватывая своим сиянием спящий сад и почти пустую веранду. В тени отцветающей вишни, прямо на деревянном настиле прятались от света двое. Он сидел, свесив ноги с края веранды на землю, она забралась на колени, лицом к собеседнику. — Как твой сын? Нога заживает? — старался поддержать он светскую беседу, скользя губами по её шее. Она некоторое время помолчала и потом кивнула, не сразу вспомнив о необходимости ответить. Ей нравилось сидеть на коленях и не замечать, как он украдкой шарит ладонью под полами её дешёвых одежд. Мягкая и надушенная маслами кожа выдавала в ней аристократку, а сто раз перезашитый наряд выдавал бесстыдницу, украдкой бегающую в старом наряде служанки на свидания, пока ворчливая свекровь почивала в постели. Он улыбнулся, не нащупав под грубой тканью белья. Чувствовалось, что она торопилась и одновременно хотела нарушить несколько правил общественной морали. Вдова армейского офицера, и вдруг расхаживает по городу без нижнего белья. Она смущенно заалела, когда он начал работать пальцами, не отрываясь губами от её груди. Он целовал слишком бесстыдно и даже причмокивал, не сразу ощутив, что она подаётся бедрами навстречу его движениям. Сегодня не хотелось долгих прелюдий, потому что сквозь ткань его брюк уже ощущался желанный жар. Её пальцы нетерпеливо скользнули вниз по его груди, выискивая злосчастные завязки на брюках. Запутавшишь в двойных узлах, она недовольно чертыхнулась возле самого его уха и взволнованно заёрзала в предвкушении. Его ладонь между её бедер уже была влажной, поэтому не удивительно, что бедняжка так торопилась. Наконец, приподнявшись и изогнув спину, она ощутила разлившуюся по телу вместе с толчком волну счастья, заключенную в двух словах. Жарко и влажно. Жарко от его поцелуев и влажно от его движения внутри. Почти ненавидя этого мужчину днём, она не могла справиться с притяжением к нему ночью. Млела от возможности сбежать из дома и всю ночь придаваться безудержному греху в тени вишен на его веранде. После его первого поцелуя в последний год войны она ещё два дня не могла спокойно спать. После того, как прямо во время празднования окончания войны он незаметно от всех гостей увел молодую вдову в кладовку, чтобы осыпать поцелуями её грудь, она месяц не показывалась из дома, чтобы не столкнуться случайно с наглецом на улице. Когда спустя ещё полгода мимолётных поцелуев и ласк, случавшихся почти ежедневно, она собрала волю в кулак и решила раз и навсегда дать соблазнителю от ворот поворот. Уже через пятнадцать минут жарких споров молодая вдова отдалась ему прямо на этой самой веранде. И с того дня её грехопадение повторялось еженощно. Словно мотылёк она порхала навстречу обжигающему огню, но пока что ни разу не получила ожогов. Заметив, что любовница несколько замечталась и замедлила темп, он поднял её с колен. Развернул к благоухающему весной саду, облокотил на один из столбов, поддерживающих веранду и одним резким толчком вдавил в холодное дерево. — Ненавижу тебя, — всхлипнула она от удовольствия. — Ненавижу, ненавижу, ненавижу… Она всхлипывала всякий раз, как ощущала его бесцеремонный толчок, что даже могло показаться, что эти слова правдивы. И в самом деле ненавидела, что не хотел на ней жениться и вынуждал бегать на свидания так украдкой. Свекровь уже трижды прокляла нерадивую невестку за долгий сон по утрам. Но она была безмерно благодарна за его молчание в ответ на все её скандалы, за бережные руки, которые никогда не оставляли на исхудавшем за голодные военные годы теле синяков, и за смелые поцелуи в плечи, хранившие в себе больше любви, чем все воспоминания о короткой супружеской жизни. На горизонте ослепительно полоснула по небу молния, когда она огласила воплем зашумевший в преддверии грозы сад. — Тихо ты, — недовольно зашипел он, зажимая ладонью дрожащие губы. Острые зубки тотчас до крови впились в его пальцы, но благодаря этому она смогла задушить в груди стон ещё более жалостливый и приметный. Мгновение, она обмякла и повисла на его руках, как тряпичная кукла. Он уложил любовницу на веранду и сам растянулся рядом, потянувшись до хруста костей. Её всю потряхивала, а бёдра она сжимала до безумия, боясь, что сладкое чувство внизу живота покинет её слишком рано. Хотелось запомнить его посильнее, чтобы сберечь на все следующие недели. Он уезжал ненадолго, и она ни за что не призналась бы, что просыпается ночью от страха больше никогда не прийти в этот благоухающий сад. — Если ты женишься в столице на другой, я отравлю её ядом кобры из запасов свекрови, — предупредила она, не оборачиваясь. — А мне ты, наверно, откусишь самое ценное, как уже пыталась откусить пальцы, — хохотнул он. Она перевернулась и взяла в ладони его окровавленную руку. И правда глубоко прокусила. На двух пальцах выступили тугие капли крови. Выбрав для начала один, она обхватила палец губами и принялась посасывать, слизывая язычком выступающую кровь. Неприличное чувство возбуждения смешивалось с привкусом металла. Попробовала бы она такое с мужем провернуть. К счастью, она не любила мужа, но с недавних пор не могла побороть любовь к неприличным занятиям. Он впервые за многие месяцы видел любовницу такой испуганной. В её глазах таился почти детский страх быть брошенной и забытой. — Ты ещё хочешь замуж? Она от неожиданности опять куснула его палец. — Чёрт тебя дери! — смачно ругнулся он, не стесняясь женщины. — Оставь мою руку в покое! Но в его ладонь уже впились короткие коготки, а она сама вцепилась глазами в его лицо, стараясь распознать его вечную усмешку, когда в очередной раз удалось посмеяться над доверчивой любовницей. Он был зол из-за пальца, но точно не смеялся. — Хочу, — выдохнула она, смахивая на недоверчивого зверька. Такой в приступе любопытства вытягивается всем тельцем, стараясь обнюхать заинтересовавший предмет, но малейший шорох, и он махнёт тебе хвостом из зарослей. — Через двенадцать недель я вернусь из столицы, и схожу к твоей свекрови… — буднично вздохнул он, словно говорил о покупке кур. И намеренно не договорил, чтобы позлить её. Но она не разразилась очередными проклятьями на его бесчувственное сердце. Подползла чуть ближе, укуталась посильнее в холодные одежки прислуги и уткнулась носом в его мохнатую грудь. От него пахло свежескошенным сеном и жеребятами. — Двенадцать недель. Это очень долго… — Вишня ещё не успеет сойти. Через восемь недель её встретили у ворот её же дома и надолго задержали поцелуем со вкусом вишни.