Venom

Лесть — ядовитый цветок, что манит своей несказанной красотой, искусно скрывая за ней смертельную опасность. Это яд, мгновенно проникающий в кровь и очень мучительно уничтожая здравый рассудок. Лесть — отравленный клинок, с легкостью пронзающий сердце. Это чрезвычайно сложное оружие, которое необходимо использовать с ювелирной точностью. Лесть — искусство, требующее особого мастерства. И самые великие слабы перед этой напастью, как никто другой. Цена власти высока. Их кровь превратилась в яд, а мысль их омрачена темным туманом. Они слепы, однако слух их остр, словно лезвие эльфийского кинжала. — Что-то еще, Майрон? — Вопрошает темный властелин, с трона устремляя свой взор на преданного слугу. Его голубые глаза пронзают насквозь и кажется, словно в тело вонзается целая сотня ледяных осколков, разрывая бренное на мелкие кусочки. Майа подходит к Мелькору достаточно близко, чтобы коснуться его плеча, ладонью повести выше и остановиться на шее, бережно оглаживая тонкую кожу. Во взгляде Майрона нет зла, нет ярости. Он сосредоточен и спокоен. Он гуляет по лезвию ножа. Мелькор вспыльчив и не терпит ни замешательств, ни суеты со стороны своих подчиненных. Он требователен и властен, он привык получать желаемое. — Да, мой господин, — Саурон едва склоняется перед айну, горячим шепотом обжигая заостренное ухо. Мелькор закрывает глаза, не сдерживая довольной ухмылки. Золотистые волосы Майрона пахнут пеплом, а прикосновения его обжигают огнем. Если по венам Мелькора течет яд, то по венам Гортаура течет раскаленное золото. Его дыхание сравнимо со вспышкой солнца. Он осторожно касается губами мочки чужого уха, едва его прикусывая, отчего Моргот глубоко вдыхает и воздух ломает ему ребра. Мелькор позволяет Майрону эту несдержанность, до поры до времени. — Я весь во внимании. — Говорит айну, протягивая руку вперед и касаясь поясницы майа. Он по-собственнически притягивает его ближе, перебирая каскады волнистых прядей, что водопадом спадают с его плеч на грудь Моргота, смешиваясь с угольными волосами Властелина тьмы. Саурон, едва отстраняясь от чужого уха, кончиками пальцев проводит по губам айну и осторожно наблюдает за его реакцией. Майа талантлив, он способен заметить на чужом лице даже мимолетную раздраженность, коей, к его удовлетворению, не последовало. Мелькор перехватывает руку Майрона, едва ее сжимая. Он заинтересованно смотрит на своего подчиненного, целуя кончик каждого его пальца, медленно, точно играя с златовласым. Жар вновь накрывает тело владыки волной. От этого чувства секунду-другую кружится голова и темнеет в глазах. Это особая лесть и Саурон предпочитал проявлять ее в действиях и поступках. Моргот кивает, показывая, что ответ Гортаура его удовлетворил. Он освобождает его запястье, теперь уже свободной рукой касаясь внешней стороны чужого бедра, опуская свою ладонь ниже и осторожно дотрагивается до ягодиц Саурона, очерчивая их. После чего владыка гладит по внутренней стороне бедра, позволяя себе ослабить шелковую мантию Майрона и сбрасывает ту на мраморный пол. Гортаур остается лишь в белой рубашке и штанах. По его телу скользнула легкая дрожь. Стены Ангбанда пропитаны вечным мраком и холодом. Однако под крепостью, где ярким пламенем горели печи и плавильни, где трудились тысячи орков, было жарко всегда. — Продолжай, Майрон. И вновь этот властный тон, сводящий майа с ума. Голос Моргота одновременно приказывает и молит Саурона не останавливаться, не замирать, не думать. И Гортаур продолжит отравлять владыку лестью, он продолжит давать ему то, что тот так страстно желает. Ведь жажда лести так вожделенна. — Величайший из Айнур, мудрейший владыка Арды, — томно произносит Майрон, замечая звериный оскал на губах Мелькора. — Сегодня я хочу служить вам. Сегодня и всегда. Саурон пронзает свою цель с невероятной точностью и яд уже медленно сворачивает кровь жертвы, лишая ту последних капель рассудка. Моргот откидывается назад, вальяжно и непринужденно вскидывая голову вверх — это просьба начать. И лишь Саурон мог видеть в этой просьбе мольбу. Глаза Мелькора полуоткрыты. Айну не желал лишать себя возможности насладиться зрелищем, доступным только для его взора. Гортаур нависает над Бауглиром, легким движением ловких рук оголяя чужой торс, покрытый невероятным количеством шрамов и ожогов. Только в такие моменты Майрон полностью осознавал силу Темного Властелина, терпящего невыносимую боль, что была его вечным спутником день за днем в течении многих веков. И Саурон касается губами каждого шрама, словно пытаясь унять чужую боль, забрать ее себе хоть на мгновенье. Его вело собственное любопытство и желание стать похожим на своего господина. И порой это любопытство заводило майа слишком далеко. Златовласый проводит языком влажную линию от пупка до низа живота, заставляя Мелькора нервно выдохнуть. Нетерпение разрывало тело айну не хуже физической боли, однако тот уже познал наслаждение от этого процесса. Мягкие пряди приятно щекотали бледную кожу, а дуновение ветра в тронном зале Ангбанда создавал невероятный контраст горячему языку Майрона. Это чувство дарило Бауглиру редкие мгновения забвения, которые он ценил больше всего на свете. В такие моменты можно было забыть о пожаре, что эпохами полыхает внутри, медленно сжигая все, что там есть, оставляя лишь голодную бездну и пепелище чувств. От самосожжения нет убежищ — это необратимый процесс, который где-то глубоко в душе ожидает даже Манвэ. Майрон осторожно стягивает роскошные одеяния Мелькора, вновь лицезрея венец творения Моргота в первозданном обличии — его обнаженное тело. Бауглир вновь ухмыляется, протягивая руку своему подчиненному. И Гортаур не имеет права отказать, невесомо касаясь чужой ладони. Мелькор едва тянет майа на себя, заставляя того сесть сверху и у Саурона перехватывает дыхание — айну никогда прежде не позволял тому подобной привелегии. Мелькор широкой ладонью проводит по груди Майрона, ощущая его тепло через одежду. Это забавляло его, но в то же время и безумно заводило. Моргот опускал руку все ниже, пока наконец не встретился с линией чужих штанов и неспешно, в дразнящем тоне, стягивая их. Айну видел в этом своего рода игру, растягивая свое удовольствие и в то же время свою личную пытку. Саурон приподнимается, позволяя избавить себя от ненужных тканей и, наконец, касается Моргота обнаженной кожей. Златовласый вновь покрывается мурашками и Мелькор замечает это, подливая масла в огонь: прильнув губами к чужой шее, айну прикусывает самые нежные участки под подбородком. С уст Майрона срывается тихий вздох, однако Бауглиру этого ничтожно мало. Возбужденная плоть дает о себе знать и айну вновь просит Гортаура приподняться, рукой проводя по чужим ягодицам, раздвигая их. Мелькор слишком долго сдерживал свое либидо и на большее сил у него не осталось. Моргот отстраняется от майа, свободной рукой касаясь чужого лица. Владыка озаряется недоброй ухмылкой и подносит пальцы к чужим губам. Саурон, осознавая помыслы Бауглира, несдержанно касается чужих пальцев языком, обильно смачивая те слюной. Он принимается их вылизывать, даря Мелькору очередное наслаждение от происходящего. Айну позволяет Саурону отстраниться, проводя влажными, от слюны златовласого, пальцами по собственному члену, что уже изнывает от возбуждения. Он направляет его в тугое колечко мышц, проникая внутрь и не давая Майрону привыкнуть, входит до конца. Майа выгибается в спине и закрывает глаза в вспышке немой боли, лишь тяжело дыша. Его сердце готово выпрыгнуть из груди. Впервые за долгое время он понимает, что не в силах контролировать себя. Мелькор делает несколько рваных толчков, после чего принимается двигаться медленно. Это ничуть не легче для Саурона и тот лишь сильнее обхватывает бедра Моргота своими коленями. Властелин не сдерживается, выпуская наружу все свои желания и помыслы, накопившиеся за долгое время, а Саурон разделяет чужую боль, понимая, насколько далеко может завести искусная лесть. Их тела сливаются воедино и пожар внутри Моргота разгорается сильнее, словно Майрон — это ветер, разгоняющий то самое разрушительное пламя. Но лишь в конце осознавая, что сгореть дотла — их единственный верный итог. Казалось, словно дым от тел окутал их, позволяя ненадолго окунуться в драгоценный омут забвения.