Тихий час

Они сбегают с тихого часа и прячутся в тени старых домиков. Тут нет солнца, высокая трава и приятная прохлада. Легкий ветер колышет их белые футболки, а с лагеря ничего не слышно. Они тут одни. — Здесь хорошо, — говорит Артём со смешным акцентом и играет с серьгой в ухе. Отец наконец-то разрешил ему сделать это! После долгих уговоров (почти полгода с шестнадцатилетия) его маленькая мечта исполнилось, и теперь в ухе блестит серебряное колечко. Артём садится на землю и опирается спиной о деревянную стенку домика. Сдувает челку с глаз и отряхивает шорты. — Да, — просто соглашается другой парень и садится рядом, легко касаясь своим плечом плеча друга. Это Артур — самый старший в их отряде, ему уже семнадцать. У него дорогие часы на руке, которыми он очень гордится, и короткий ёжик волос. Он громко смеётся и рассказывает иногда странные, но в целом классные шутки, а ещё заботится об Артёме с того момента, как они познакомились пару лет назад. — Поверить не могу, что у старших отрядов есть тихий час, — бормочет Артём. — В конце концов, нам уже семнадцать! — Ну, а тебе-то нет! Пуссишка, — беззлобно смеётся Артур, и его тут же пихают локтем в бок. Они шуточно дерутся, пачкая футболки в траве и оставляя на ней зеленые, грязные разводы. А потом растягиваются на земле и смотрят в небо. — Ты запачкал мне очки! — возмущается Артём, протирая их краем футболки. Ах да. Ещё кое-что. В прошлом году у него сильно упало зрение, и теперь ему приходится носить очки. А у Артура каждый раз сердце пропускает удар, когда Тёма жмурится, подставляя лицо лучам солнца. — Как ты думаешь, мы ещё встретимся после? — вдруг спрашивает Артём, и Артур хочет спросить о каком «после» идёт речь, но он и так знает: что будет после лагеря? их последней смены вместе? А самому езжать-то и не хочется. Хочется остаться здесь, лежать рядом с Артемом и чтобы никогда этот момент не заканчивался. Но признаться честно, Исмаилов не ожидал такого вопроса от друга. Несмотря на то, что они провели вместе семь смен и стали друзьями, Артём не любил говорить о себе, о будущем или ещё о чём-то таком. Ему просто не нужны были слова, чтобы выразить сожаление, страх или счастье, но тем не менее медленно впустил Артура в свою жизнь, поделился тайнами и приоткрыл занавесу перед главным — своей душой, ну или что там было у них внутри. Артур же понимал, что их дружба существует только внутри лагеря. Они не переписывались в социальных сетях, не знали номеров друга друга и даже просто адресов, чтобы написать письмо. Они долго и крепко обнимались на прощание, когда предстояло время уезжать, и каждый раз уходили с надеждой, что другой окликнет и спросит никнейм в Инстаграме. От таких мыслей становилось обидно, потому что на самом деле, хоть Артур долго это и отрицал, ему хотелось большего: касаться друга совсем не по-дружески, сопливо держаться за руку и спать вместе. Но в конце концов, Артуру всего семнадцать, он ещё ребёнок, чтобы он ни говорил, и ему хотелось таких вещей: глупых, юношеских, переполненных эмоциями. — Не знаю, а ты хочешь? — спрашивает Артур, а самому страшно повернуть голову и услышать ответ. Артём долго молчит, и, кажется, ответом и правда будет «нет». Но потом он закрывает глаза, делает глубокий вдох, и Артур чувствует касание к своей ладони: робкое, аккуратное, такое тёплое. Он поворачивает голову, но Артём демонстративно не смотрит на него и пытается глубоко дышать. Артур мягко ощупывает его взглядом: нос, губы, нелепую щетину, подбородок. Задерживается на серьге, блестящей и манящей, темных волосах, оправе очков, девчачьих и нелепых. Артур все ещё чувствует прикосновение к своей руке и сжимает пальцы Артема, отчего тот вздрагивает и, кажется, вообще перестаёт дышать. — Тём, — тихо зовёт Исмаилов, приподнимаясь на локтях, а затем полностью садится, с сожалением выпуская чужую ладонь из своей. Он готов поспорить, что следующий за этим вздох Артёма был до невозможности тоскливым и грустным. Артур трёт руками лицо, чешет затылок и понимает, что оставлять это просто так нельзя. Он хочет сказать что-то, потому что сделать это надо, ведь неловкость, повисшая в воздухе, тяготит и душит, но не может вымолвить и слова. — Да, — нарушает тишину Артём. — Я хочу этого. В этом коротком признании гораздо больше, чем они сказали друг другу за все смены, проведённые вместе. Здесь больше чувств и искренности, потому что оба знают, что вот-вот всё кончится. Артур молча ложится обратно на траву и сам берет друга за руку. Сжимает её в своей ладони, ощущая мягкость тёплой кожи. — Мы совсем как пусси какие-то: лежим тут, за ручки держимся, — шутит Артур, и они оба смеются. Напряжение немного спадает, а Артур поглаживает кончиками пальцев чужую ладонь. — Нам осталось провести здесь ещё три дня, а потом закрытие смены. Как долго ты собирался тянуть? — Вообще-то я рассчитывал, что ты сам всё поймёшь, — отвечает Артём, и на его щеках играет розовый цвет. А перед глазами Артура яркой лентой фотографий проносятся их лета вместе и те моменты, которые особенно запомнились ему. Вот они купаются с Артёмом на речке, и он впервые замечает россыпь родинок у него на плечах. Вот они тайком пьют пиво, украденное у вожатых, а затем хмель ударяет им в голову, и они обнимаются до полуночи, и кожа горит в местах соприкосновения. На ещё одной фотокарточке у Артёма вновь смущенный вид, когда они оказываются нос к носом. Артур думает, что он просто полный дурак, который не заметил очевидных знаков внимания, потому что слишком был занят тем, что сам пытался не спалиться, а просто насладиться близостью Артёма. — Ты, может, и не помнишь, — вдруг как-то тихо говорит Артём, словно признаётся в своей маленькой тайне, — но ты поцеловал меня в щёку несколько дней назад, когда нас угостили вином. Мы тогда ещё сидели в одном гамаке, и ты травил свои несмешные байки. Я думал об этом все эти дни и понимал, что если не сейчас, то уже никогда. Но Артур помнит всё помнит: и босые холодные ступни Тёмы, и полоску его загоревшей кожи из-под задравшейся футболки, и улыбку, искреннюю и счастливую. А ещё он совершенно точно помнит, как поцеловал его после бутылки вина. Щека у Тёмы была гладкая, пусть он и пытается отрастить бороду, мягкая и тёплая. В тот момент Артур невольно подумал, какие у него губы, и ему срочно пришлось думать о чём-то другом, потому что ещё не хватало ему светить стояком перед другом. Они всего лишь подростки с бушующими гормонами, но некоторые вещи всё-таки лучше хранить в тайне, какими бы вы друзьями не были. — Я помню, — хрипит Артур и поворачивается к Артёму лицом, чуть не сталкиваясь с ним носом. Тот смотрит прямо, чуть щурится, а в глазах какая-то маленькая надежда или вера — Артур не разбирается в этом, но он знает, что если хочется и тебе за это не грозит тюрьма или там драка, то надо идти и пробовать. Идея, суть которой заключалась в том, чтобы целоваться с Артёмом, оказывается на практике такой же ахуенной, как и в теории. Тёма целуется немного неумело (хотя Артур знает, что тот точно целовал несколько девчонок до этого, ну или, возможно, всего двух), а ещё очки вечно мешают им. Они неловко стукаются зубами и улыбаются друг другу в губы. — Иди сюда, — шепчет Артур, очень уверенный в себе, но на деле у него самого дрожат коленки как и у любого девственника, дорвавшегося до своего объекта вожделения. Но Артём слушается, приподнимается на локтях, а затем и вовсе ложится на него сверху. Артур кладёт руки ему на талию, гладит и прижимает ближе к себе. Целоваться с Артёмом невероятно приятно, круто и тепло, а главное — спокойно. Несмотря на прохладу в тени, им вскоре становится жарко, и приходится оторваться друг от друга. У Тёмы блестящие от слюны губы, съехавшие на бок очки и совершенно, до дури счастливый взгляд. Он сидит сверху на Артуре, нарочито ерзает несколько раз, хитро улыбаясь, за что тот готов его прикончить прямо на месте. — Надеюсь, это всё-таки твой телефон упирается мне в бедро, — шутит Артур. Это глупо, совершенно несмешно и нелепо, но Тёма все равно смеётся, откидывая со лба уже надоевшую челку, и слезает с него. — И что теперь? — А чего хочешь ты? — Тебя, — отвечает Артур и тянется целоваться. Весь оставшийся день состоит из поцелуев, касаний и разговоров: о доме, семье, о них. Они обмениваются номерами и другими контактами и обещают обязательно встретиться, а в голове все равно вертятся мысли о том, что это все пустое и, выйдя отсюда, они не найдут дорогу друг к другу. Но у Артёма просто ужасная улыбка, и Артур не может перед ним устоять и раздаёт обещания: я приеду, я найду, мы встретимся. Он выполнит их — обещает он себе. Их находит вожатая Маша: невысокая девушка лет двадцати пяти с темными волосами и заразительной улыбкой. Она нравится им обоим и не зря: увидев мальчиков, она натыкается на взгляд Артура, подмигивает ему и лишь губами говорит, чтобы вечером они были. Артуру будет благодарен ей до конца жизни и сходит нарвёт для неё миллион ромашек. На вечерней свечке они, как обычно, сидят рядом, и Артур обнимает своего парня за плечо, накинув на них обоих плед. Артём приваливается к его боку, щурится, потому что оставил очки в домике, и тайком, украдкой гладит его по колену. Они отказываются от слова, когда неяркий огонёк свечи доходит на них, но Артём всё равно почти с минуту держит свечку в руках. У него на лице играют блики светло-жёлтого цвета, и он кажется очень красивым в этом свете. Артём по-детски загадывает желание, улыбается чему-то и отдаёт свечку Артуру. Они соприкасаются пальцами, и это ещё одно любимое воспоминание в их копилке. Когда все расходятся по домикам, они вдвоём идут умываться. Свет нескольких фонарей тусклый, но тёплый и мягкий, а луна на небе почти полная, белая и сияющая. Вода в кране еле тёплая, и они немного брызгаются ею, отчего Артёму вздрагивает, потому что очень не любит холод. — Прекрати! Ну Артур! — возмущается Тёма, когда по пути обратно Артур стряхивает на него капли с рук. — Бля, хватит, ну правда, — он дует губы и скрещивает руки на груди, дойдя до их домика и остановившись перед дверью. Артур смеётся на это безобразие, а затем подходит, закидывает ему полотенце на шею и притягивает к себе. Целоваться с Артемом приятно до одурения. Он вкусно пахнёт, мягкий и тёплый, а ещё у него сейчас привкус пасты. Артур считает себе донельзя счастливым этой ночью.