***
Баки курил, оперевшись на дерево. Он ждал Наташу уже добрые пятнадцать минут, она всегда опаздывает, но не по своей вине. — Боже, Баки, я же говорила тебе не курить, — отмахиваясь от дыма, бурчала девушка. — Ой, да ладно, а напомнить тебе, кто меня на это подсадил? — Баки потушил сигарету. — Нам было четырнадцать, Бак, все подростки балуются, — отмахнулась от него девушка, — Но только ты у нас такой особенный, решивший не бросать это дело. — Я не бросаю курить с четырнадцати, а ты не бросаешь опаздывать каждый чёртов день, начиная с десяти. — У меня нет возможности сбегать через окно, — Наташа пихнула его локтём, — Мне приходится проходить пять кругов ада, начиная с «Наташа, думаю, эта помада слишком вызывающая» и заканчивая «Наташа, ты чего так мало поела, не вздумай худеть!». Так что просто потерпи ещё годик. — А почему ты мало ела? — Очень смешно, Баки-а-почему-бы-не-заставить-свою-подругу-на-спор-выпить-три-бутылки-пива-а-потом-пытаться-забраться-в-квартиру-через-окно-в-комнату-младшей-сестры-Барнс. У меня в отличие от тебя бывает похмелье, а ты вон выглядел как блядский мокрый сон восьмиклассниц, так им и остался. — Ого, — присвистнул Баки, — Уже восьмиклассниц? — Не подлизывайся, Барнс, я всё ещё тебя ненавижу, — закатила глаза Наташа, — И господи прости, не свисти так громко, у меня ПОХМЕЛЬЕ! — прикрикнула Романофф, хватаясь за голову. — Так и какие у нас планы на вечер? — пройдя в тишине пару кварталов, спросил Баки. — Что угодно, кроме алкоголя, мистер, иначе я просто умру. — А ещё называет себя суровой русской девушкой. — Да, я суровая русская девушка, — в очередной раз закатила глаза Наташа, — Я могу ударить тебя очень сильно, если начнёшь мне надоедать, я очень устойчива к морозам, в отличие от тебя, мистер-я-замерзаю-в-минус-пятнадцать. Но в мои способности суровой русской девушки не входит отсутствие похмелья. Так что предлагаю просто сходить в кино или кафе. — Фу, Романофф, как банально, — скривился Баки, — Сначала она водит меня в кино, а потом что, познакомит с родителями?! — Не льсти себе, Барнс, мои родители больше не в силах видеть, как ты блюёшь на ковёр бабушки, что отдала нам его перед своей смертью, — усмехнулась Наташа. — Зато было весело. — Но не весело отстирывать его. — Ты выглядела очень привлекательно с моей рвотой на лице. — Господи, Баки! — крикнула Наташа, забыв о своём похмелье, за что пожалела, снова схватившись за голову. — На тебя жалко смотреть, — издевался Баки. — Завались, придурок, — ударила его Наташа сумкой. Они уже подходили к школе.***
На большинстве уроков Баки, честно говоря, пинал балду, ничего не делал, рисовал в тетрадке всякие кружочки, квадратики и треугольнички, а потом ходил тенью за Наташей, умоляя подготовить его к тесту, потому что он ничего не знает, начиная с имени преподавателя. Но на английской литературе лодырничать не получалось вовсе. Учительница посадила его на первую парту, рядом с её столом. Для Баки это было сравнимо с концом света. — Ради всего святого, Баки, хватит ныть, — закатила глаза Наташа, сидя с Барнсом за обедом в столовой, — Это не конец, хоть иногда полезно поучиться, а не хуи пинать. — Романофф! Что! За! Выражения! — прикрыл рот от шока рукой Баки, — Ты что это, материться вздумала? — Очень похоже изобразил мою мать, — усмехнулась Наташа, — Но завались нахер, — кинув в него ложкой, сказала Наташа, — Ты мне лучше расскажи, кому ты будешь писать приятные записочки? — Чего? Какие записочки? — Ты сидишь на первой парте и не услышал, что половину урока объясняла мисс Блант? — подняла бровь Наташа. — Я уснул, — оправдывался Баки, — Так что за приятные записочки? Звучит как какая-то гейская херня. — Да-да, Баки, всё как ты любишь. — Ой, да пошла ты. — Мисс Блант ради повышения нашей продуктивности повесила на стенку конвертики с нашими имена, туда нужно будет каждый день класть хотя бы одному из учеников приятное пожелание. Ну так кому писать будешь? — Никому? — ответил Баки, почесав затылок, — Это глупость какая-то, как кусок бумаги придаст мне уверенности в себе? — Ой, да ладно, Баки, если бы тебе написали, что сегодня ты выглядишь как ходячий секс, тебе бы не стало приятней? — Было бы немного не по себе… — Кхмпиздаболкхм, — закашлялась Романофф. — А ты бы кому написала? — Ну, однозначно, тебе, — немного подумав, ответила Наташа, — Ну может ещё парочке людей… — Так? Мне стоит начинать волноваться, что мою подругу пытаются увести? — Ну… — Романофф… — Да нет, господи, нет, опасности нет, на твою подругу никто не посягает. — Тогда кто эти «парочка людей»? — не моргая, смотрел на неё Баки. — Сдаюсь, — Наташа подняла руки вверх, — Ванда Максимофф из параллельного. — «Парочка», Романофф. — О чёрт, Баки, не смотри на меня так, — зарычала рыжеволосая, — Я планирую тотально закидывать её приятными записочками. — Как же повезло, что мисс Блант делает это на два класса, а то ты бы тёрлась рядом с ней ещё пару месяцев, — поковырявшись в тарелке, ответил Баки. — Ты знал? — схватилась за голову Наташа, — И молчал? — Не считал необходимым лезть в это, ты девочка взрослая. На самом деле Баки догадывался об этом даже раньше самой Романофф. Желание записаться в черлидеры, каждодневные десятиминутные прогулки у кабинетов, где сейчас проходят уроки параллельного класса не прошли мимо Баки. Он сразу же вынес из списка «потенциальной влюблённости Романофф» Клинта Бартона, потому что тот сам в далёком прошлом признался девушке в симпатии, но Наташа отказала. Не думалось Баки, что её мнение резко могло измениться, он бы точно заметил. Так что в списке остались только близнецы Максимофф. Дальше Баки не сдал напрягаться, просто выловил Пьетро в коридоре: — Если ты по поводу испорченных футболок, то это не я! — сразу же забрыкался парень. — Чего? Да плевать мне, что ты там испортил. — Я ничего не портил! — запротестовал Максимофф. — Моя подруга захаживает в ваш класс каждый божий день, поэтому у меня вопрос… — А, это та рыжая? — перебил Баки Пьетро, — Готов поспорить, что до новогодних праздников она затащит мою сестру в постель, ибо ну ты видел, как она смотрит на Ванду? — Так, стоп, остановись, я не успеваю думать, — потряс за плечи Пьетро, — Наташа смотрит на твою сестру? — Ну, а кого ещё? Не на меня же, приятель, я волк-одиночка! — гордо выпрямившись, ответил Максимофф. — Как скажешь, приятель, бывай, — махнув на прощание, Баки ушёл. В его голове сиреной били два слова: «НАТАША, БЛЯТЬ». Поэтому Баки решил не вмешиваться в это, даже не заикаться, притвориться дурачком, чтобы посмотреть, сколько ещё продержится Романофф, пытаясь не объяснять, почему они так часто слоняются у кабинетов на третьем этаже, и почему Наташа вечно приходит на урок красная, как флаг советского союза. Надо будет, всё расскажет. Баки понимал её, принимал и готов был помочь, ибо сама Романофф в те же тяжкие моменты принятия самого себя была поблизости, но не лезла с нотациями, ненужными разговорами про «любовь она для всех, пол неважен». Баки доверился, а Наташа не подвела.***
В этот раз Баки не стал ждать Наташу на привычном им месте, а сразу отправился к кинотеатру, где они планировали смотреть фильм. Кино Баки любил, но не любил смотреть его с Наташей, ибо та комментировала каждый момент, шутила, хоть и смешно, но из-за её вечной болтовни Барнс редко понимал, о чём вообще фильм. Поэтому в этот раз повесил выбор фильма на рыжую, ну, а та и выбрала какую-то слезливую мелодраму. Вы не подумайте, Наташа не планировала сидеть и рыдать на плече Баки, сморкаясь в платочек. Она собиралась вдоволь посмеяться с глупости главной героини или клишированности данного фильма. Рыдала Романофф исключительно над мультиками, но Наташа поклялась убить его самым изощрённым способом, если он кому-нибудь проболтается. Думая об этом, Баки проходил мимо домов, когда услышал какой-то хруст, а потом последовал удар. Либо за углом дровосек валит деревья, либо кого-то опять избивают. Не зная зачем, Баки решил вмешаться, ну если это и действительно дровосек, то можно будет рассказать смешную историю Наташе. Но вместо смешной истории Наташе пришлось лечить двух идиотов. — Эй, вы что это тут, на пленэре? Можно присоединиться? — спросил Баки, пнув огрызок карандаша в сторону бочков. — Где? — послышался вопрос в толпе. — Четверо на одного как-то нечестно, даже не по-мужски, можно сказать, — подняв кусок мела, ответил Баки. Они что, избили магазин художественных товаров? Везде были раскиданы карандаши, мелки, листы и, вроде бы, разлита тушь. — Этот малой многое о себе возомнил, — ответил тот же голос в толпе. — Эй, я не маленький, мне 17! — как-то по детски надулся Баки, — А вот пацан, которого вы избиваете, вполне похож на «малого». — Тебе-то какое дело? И кто ты вообще такой? — Я Бэтмен — ответил Барнс. Где-то за спинами хулиганов послышался смешок, а потом Баки получил пиздюлей.***
Закатывая глаза и тяжко вздыхая, Романофф крутилась вокруг друга, пытаясь оттереть его лицо от крови, грязи и цветных мелков. — Ты такой долбаёб, просто сказочный, — ворчала Наташа. — Да-да, это моя горячо любимая подруга Наташа, она всегда поможет в трудную минуту, а ещё она само очарован… ай, — заскулил Барнс, когда девушка сильнее обычного тёрла его щёку. — Стиви, по какому поводу на этот раз к тебе пристали хулиганы? — игнорируя возмущения Баки, спросила Романофф. — Вы знакомы? — удивился Барнс — Баки, у нас со Стивом общая английская литература… — Оу, видимо мне надо меньше спать на уроках. — Всё как обычно, Нат, — усмехнулся Стив. — Я же тебе говорила, что в первую очередь думай о своей безопасности, а потом уже о других, — Романофф уже вертелась рядом со Стивом, заклеивая царапину пластырем. — Ой, вы посмотрите, какая она правильная. А если кто-нибудь скажет в адрес Ванды что-то, она начнёт убивать, не думаю о СВОЕЙ безопасности, — подъебал её друг. — Завались, Баки, — покраснела Наташа. — Ванда? Я чего-то не знаю, Наташ? — Я… планировала рассказать, Стиви, но не знала, как ты можешь отреагировать… — Наташа? — удивился парень, — Я чёртов гей, а ты думаешь, что я разозлюсь, узнав, что ты влюбилась в Максимофф? По Баки эти слова ебанули сильнее, чем тот громила с отвратительной причёской и татушкой на правом плече.***
03:34 Баки лежит на спине, бездумно смотря в потолок. Слова того парнишки набатом бьют по голове. «Я чёртов гей». Как просто, можно сказать, свободно он произнёс это. Без страха быть осуждённым, поднятым на смех, вероятно, даже избитым (а вот тут стопроцентное попадание). Для этого нужно огромное количество храбрости, Баки бы не осмелился. Признайся он отцу… страшно даже представить, что он способен с ним сделать после такого. Так что Барнс выбрал лёгкий путь — молчать. Молчать в тряпочку, как партизан. Молчать, будто его секрет — тайный план по захвату и уничтожению мира. Ну, мир Баки он точно способен уничтожить… По сравнению с ним, с этим Стивом, он просто жалкий трус и ссыкундяй. А на первый взгляд и не скажешь. Подумать только, сколько ещё силы и мужества таит в себе это крохотное и хрупкое тельце. А Баки… Баки просто боится… 05:21 Казалось бы, какой-то парниша не даёт Баки сомкнуть глаз и наконец уснуть. Уму непостижимо. 08:19 Баки готов убить Стива Роджерса.***
Барнс, конечно, мог позволить себе не торопиться, не бегать по комнате в поисках хоть одной чистой рубашки, но прийти позже Романофф ему не могла позволить банальная гордость. Но Наташа это называла… — Детский сад, Баки! — закатила глаза Наташа. — Ничего подобного! Я взрослый! — возражал парень, поправляя взъерошенные волосы. — Ага, ты, кстати, рубашку наизнанку надел, взрослый мальчик, — усмехнулась рыжая, похлопав друга по плечу. Баки чертыхнулся, стягивая с себя рубашку. Он, конечно, застрял головой. Тупая пуговичка не даёт ни выйти ни зайти обратно. Именно в таком положение Баки ходил по кругу улицы, пытаясь выбраться из душного плена. — Я слышу твой смех, Романофф! Помоги мне! — Я не смеюсь! — сдерживая хохот, отвечает девушка. — Клянусь богом, Наташа, я выберусь из этого ада и первой моей задачей будет убить тебя, — ворчал Баки, дрыгаясь и прыгая по улице под смех рыжей, которая не планировала ему помогать. Но резко смех подруги стих, и она почему-то перешла на шёпот. Баки остановился, насторожился. Пытается прислушаться к тому, о чём говорит Наташа. А потом чувствует, что рядом кто-то стоит. — Не шевелись, пожалуйста, — просит чей-то голос. Ужасно знакомый голос. Голос, из-за которого Барнс провалялся всю ночь в постели, так и не сомкнув глаз. — Стив? — спросил парень, правда очень тихо, будто не веря в то, что он и правда здесь. — Да, доброе утро, Бак. Бак? С каких пор они перешли на сокращения? — Я вижу у тебя тут небольшая проблема, — усмехнулся парень. Ну да, теперь все давайте смеяться над неудачником Барнсом. — Прости, я не со зла, просто… со стороны это выглядит очень забавно, будь ты на нашем месте, оценил бы. А сейчас, как я говорил, пожалуйста, не шевелись. Думаю, тебе хочется выбраться. — Правильно думаешь, — буркнул Баки, но Стив либо решил ничего не отвечать, либо не услышал. Спустя минуту, которая тянулась для заключённого в рубашке Баки, годы, он был освобождён. — Ну вот и всё, — отряхивая штаны от пыли, поднимается Стив, — Ты спа… — замирает парень, глядя на обнажённый торс Баки, — спасён. Ты. Я спас. Тебя. — Ага, — заметив взгляд, Барнсу становится не по себе, поэтому он старается как можно быстрее надеть эту чёртову рубашку. Он краснеет. И пытается это скрыть. Ну что за ребёнок. Кажется, Стив понял, что Баки понял, что он пялился… Когда это всё стало таким неловким? — Эм… в общем, спасибо? — почёсывая затылок и всячески отводя взгляд, поблагодарил Баки. — Ага… обращайся? — Стив тоже отводил взгляд. Их неловкость можно выносить вёдрами. — Ой, ну только гляньте на них, вам комнату снять? — подтрунивает Наташа, подходя ближе? — Романофф! — рычит Баки, надвигаясь на подругу, — Я не шутил! — Ещё хоть один шаг, мистер, и я сломаю тебе руку! — угрожает рыжая. — А я и без руки хорош буду! В итоге Наташа отделалась приступом смеха от настигшей щекотки, Баки получил тяжёлые ранения в виде царапин от ногтей и пинка по коленке. Стив тоже умудрился отхватить, пытаясь развести их в разные стороны, этот ребёнок и вправду думал, что они начали драться. — Стиви, Стиви, — вздыхает Наташа, заклеивая уже другую царапину, на подбородке, — У тебя в крови влезать в драки? — Наверное, — отвечает блондин, поправляя лямку портфеля. — Ты хромаешь? — спрашивает Баки. — А, ну это после вчерашнего, — Стиву всё ещё неловко смотреть ему в глаза. — А за что они тебя мутузили? — Как и всегда, — вздохнул парень, — Отказался дать скатать домашку по английскому, не отдал деньги на обед, не отдал сам обед, посмотрел на них не так, прошёл мимо не так, слишком громко хлопнул шкафчиком… мне продолжать? Я так могу до вечера. — Не стоит, я понял. Они просто типичные засранцы. — В точку. Остальное время до школы они шли молча, только один раз Наташа прервала тишину, стрельнув у Баки сигарету. Обычно, когда наступала такая гнетущая тишина, Наташа затягивала друга в игру «Что с ним произошло прошлой ночью?». Правила до смешного просты: встречая любого прохожего, они гадали, чем он занимался прошлый вечер. Конечно, ответы были бредовые, но им не важно, они просто веселились. Сейчас начать эту игру ни один из них не решился. Подходя к школе, Наташа пробубнила что-то про то, что ей надо быстренько забежать на английский, сдать там эссе, написать тест и прочие отговорки. Переглянувшись, Стив и Баки поняли, зачем их подруга так стремительно побежала в школу. Первым уроком у группы Ванды Максимофф английский.***
Баки до последнего сопротивлялся Наташе и её чёртовым записочкам. Считал, что он слишком взрослый и серьёзный молодой человек, чтобы заниматься подобной ахинеей. На такой аргумент Романофф засмеялась, уронив голову на плечо Стива. Стив. С каких пор он начал обедать с ними? Не подумайте, Баки не против, может, даже за? Очень даже за. Но признавать в том, что ему, возможно, немножко нравится его новый знакомый, не собирался. Это совсем не входило в его планы. Он не способен любить. — Баки, хватит быть такой букой! — упорствовала Наташа, хмурясь, — Отправь ты уже, чёрт возьми, кому-нибудь записку! Пожелать хорошего дня или отличного настроения у тебя жопа не отвалится! — Зачем мне желать незнакомым людям чего-то хорошего! — Баки не собирался уступать, — Если бы мне кто-то отправил подобное, я запаниковал и вызвал полицию! — Потому что ты дед в теле молодого паренька! Никто не вызывает полицию из-за того, что тебе пожелали что-то хорошее. — Потому что они дураки! И я не дед, Наташа! — Разрази меня Сталин, не отправляй незнакомым людям, отправь мне! Я бы была очень приятна удивлена куску цветного картона с добрыми словами, чем «Наташа, выходи! Пошли в парк на качели!» в два часа ночи! — Ой, не пизди, видела бы ты свои глаза, как только я это предложил. Побежала быстрее меня. — Тебе просто повезло, что я не спала… — Так-так-так, а чем это моя дорогая подруга занималась в столь поздний час? — Баки сделал своё фирменное лицо «говори мне всё, иначе буду ходить за тобой и нудить весь день». Наташа и Стив переглянулись. Он знает! ОН ЗНАЕТ! — Ничем особенным… — Врёшь! — громче, чем следовало, крикнул Баки, тыча пальцем в рыжую. — Хватит орать! — зашипела Наташа, схватив друга за руку, опуская её. — Хватит мне врать! — Ты вообще тему перевёл! Мне тебе прямым текстом, что ли, сказать? ОТПРАВЬ МНЕ КУСОК КАРТОНА, БАКИ БАРНС! — ХОРОШО, РОМАНОФФ, ПОЛУЧИШЬ ТЫ СВОЙ КАРТОН! — сдался парень. — Победа! — улыбнулась Наташа. — Но знай, что эта записка будет написана без любви! — Не ври, Барнс, ты любишь меня, иначе бы давно встал и ушёл, — усмехалась подруга, — Стиви, всё хорошо? — Наташа перевела взгляд на парня, что молча сидел рядом с ними, наблюдая за этой перепалкой. — Ага, просто вы… непривычно громкие, — отвечает блондин, ковыряясь вилкой в тарелке. Стив так и не смотрит Баки в лицо. И это сводит Барнса с ума. Он не может понять, что сделал или сказал неправильно. Проще, разумеется, спросить напрямую и избавиться от нервотрёпки. Но это же Баки. Просто — не для него. Поэтому он просто смотрит на него дольше обычного, что не может не привлечь внимание Наташи. В её голове уже родилась отличная идея. — Стиви, ты же хотел зайти перед химией на математику, разве нет? — Да, ты права, а я чуть не забыла. Спасибо! До скорого! — схватив рюкзак, Стив убегает. — А теперь с тобой, — убирая прядь за ухо, говорит Наташа, — Твои томные взгляды на Стива даже слепой увидит. Так что-либо пались меньше, либо не медли и пригласи его куда-нибудь! — В том-то и дело, Наташа, я не знаю, что мне делать, — вздыхает Баки. Вообще-то Романофф ожидала, что придётся препираться с другом, но, видимо, Барнс и сам порядком заебался. — Ох, милый, ты боишься, это нормально, сам прекрасно знаешь. — Да, но это Стив. Я боюсь не то что поговорить с ним, пройти мимо, — Баки сдаётся, кладя голову на стол. — Поговори с ним, — отвечает Наташа, гладя по волосам. — Он боится меня! — возражает Баки. — А кто сказал, что надо говорить в живую? — улыбнулась Наташа, — Записки, Баки, записки.***
Прошло три! ТРИ! часа. Вокруг Баки образовалась целая гора смятых бумажек, а подходящей записки для Стива всё нет! Нужно как-то уместить все свои мысли, чувства и эмоции в один клочок небольшой бумажки. Баки готов стучать в бубен, вызывать духов, продать душу Сатане, лишь бы в голову пришли правильные мысли. Для него всё это странно. Влюбиться так быстро, привязаться к практически незнакомому парню, но ведь это Стив! Да, это аргумент. Побудьте с ним рядом буквально 20 минут, и вы поймёте Баки. Ещё ему очень страшно. Во-первых, потому что это для него впервые, за все 17 лет жизни, он не знает, куда девать себя и рвущиеся чувства. Хочется кричать от радости (ведь он понял, что способен любить и отдавать любовь, но не ту, что Наташе, а что-то совершенно иное. Что-то прекраснее.) и плакать от ощущения ненужности (спасибо отцу за это). Во-вторых, а если его чувства взаимны? Что дальше? Он не знает, как надо вести себя. Что говорить? Что делать? Вопросов куда больше, чем ответов. Но все они перекрываются Наташиным: — Ты поймёшь, — вещает её голос через монитор. — Пиздец как понятно, — злится Баки, стуча ручкой по столу. — Я серьёзно, Бак, поверь мне. — Верю. Но что мне писать? — А что ты хочешь ему сказать? — Много чего! Что он первый человек, давший мне ощущение той самой любви. Что я очень сильно хочу дотронуться его, дотронуться до той родинки на шее. Может быть… поцеловать его? Обнять? Уткнуться носом в его волосы и вдыхать, вдыхать, вдыхать этот запах, пока он не заполнит меня всего. Смотреть на него во время вдохновения. Ставлю все свои деньги, это потрясающе. Хочу отмывать его прекрасное лицо от мазков гуаши. Хмуриться, когда он решает не надевать шарф в прохладную погоду. Отдать ему свой шарф. Провожать его до дома после долгих прогулок, по темноте, целовать его в тёмных переулках, пока никто не видит, смотреть как он ворчит, говорит о том, что мы, вообще-то одногодки, и его провожать не обязательно. Смотреть на только что проснувшегося Стива. Думаю, у него по утрам волосы гнездом. Футболка помята и заляпана акрилом, шоколадной пастой и виноградным соком. Хочу взять его за руку, посадив перед собой, и сказать всё это в лицо, а не через клочок бумажки. Но мне так страшно, Наташа… — Я знаю, Бак. Думаю, ты должен объединить всё, что сказал мне сейчас в одно предложение. Даже, в одно конкретное слово. Ты знаешь, какое? — Думаю, да… — Тогда я оставлю тебя одного, Бак. Тебе нужно собраться. — Наташ… — Да? — Ты же знаешь, да? — Да, — улыбается девушка, — Я тебя тоже, — экран пустеет.***
Баки ощущает себя вором. Прям как в каком-нибудь шпионском фильме. Только вот он не ворует. Он отдаёт. Жертвует. Вероятно, собой. Поживём — увидим. В кабинете темно, ничего не видно, приходится передвигаться по памяти. Сбивать что-нибудь не особо хочется, потому что это повлечёт за собой объяснения с охранником, что он забыл в школе в 6 утра. До занятий 3 часа. Но Баки не хочет рисковать, не хочет попасться любой живой душе, даже коту, что уже 5 год живёт у школы. Найти конверт Стива не составляет у Барнса труда, ведь он заранее изучил его местоположение несколько раз. Сердце стучит так сильно, что, кажется, начни взрывать бомбы, он ничего не услышит. Трясущимися руками он вытаскивает голубой, как безоблачное небо, как разбитая мамина ваза, как васильки, что Баки рвал ей на день рождения, как его рюкзачок в первом классе, что они покупали все вмести, ещё целые… Голубой, как глаза Стива. Он никогда не умел вырезать. Он это понял по снежинкам в детском саду. Они всегда получались кривые, рваные, все дети над ним смеялись, но мама говорила, что они просто завидуют его технике. Каждое рождество на окнах их квартиры красовались Бакины снежинки. Да, кривоватые и неровные, но Бакины! В эти моменты он был горд собой как никогда. Но сейчас, смотря на кривое голубое сердечко, гордости оно как-то не вызывает. Он хочет побыстрее бросить его и убежать. Спрятаться в комнате на неделю, закрыться от всех, лежать под одеялом и ждать своего конца. Но конец, кажется, решил наступить раньше. Кто-то находится с ним в одном кабинете. Кто-то включил свет. Баки не придумал никаких ходов отступления, отговорок, надеясь, что пронесёт, что его не спалят… — Бак? — именно этот голос Баки мечтал услышать больше всего на свете, но, чёрт возьми, не сейчас, когда он стоит с косым картонным сердцем для него. Для Стива. — Стив, — опускает голову Баки, поворачиваясь к парню — Ты не подумай… — взгляд Барнса цепляет картонка в руках Роджерса. Тоже сердечко. Только ровное и красивое. И фиолетовое. Любимого цвета Баки. — Не подумай что? — Стив прерывает мысли Баки. — Ничего… я тут просто… — Мимо проходил? — улыбнулся парень, переминаясь с ноги на ногу, — Я тоже. — Я… в общем, это тебе, — Баки протягивает ему сердечко, поднимая наконец на него взгляд. Стив смотрит на него. Прямо в глаза. Баки готов умереть прямо тут и прямо сейчас. Стив всё ещё смотрит ему в глаза, забирая из его рук голубую картонку. А потом протягивает свою, фиолетовую. — А это — тебе, — лицо Стива начинает краснеть, а Бакино решило не отставать, — Пожалуйста, прочитай, — почти шёпотом просит Стив. — Ты тоже, — отвечает Баки, пытаясь улыбнуться. У обоих неимоверно трясутся руки, пока они пытаюсь, разворачивая сердечко, прочитать написанное для них. Размашистым, немного неуклюжим и грязноватым почерком было выведено: «I found love where it wasn't supposed to be right in front of me»* Стив перечитывал это дважды, не веря своим глазам, думая, что это шутка, и сейчас выпрыгнет Наташа со словами «РОЗЫГРЫШ!», но никого нет, кроме Баки. Баки, что смотрит на него, пытаясь прочесть в его глазах хоть какую-то реакцию. Стив вздыхает. Жуёт губу. Теребит записку пальцами. Он не знает, что делать. Его ноги словно прилипли к полу, намертво. Без шанса сделать хоть один маленький шажок в сторону Баки, чтобы обнять. Ох, как хочется сейчас обнять его, сказать, что он нужен, нужен ему! Любой. Побитый, грустный и молчаливый. Для Стива не важно, какой. Важно лишь одно. Кто. Баки. Поэтому, замечая в его глазах грусть, вперемешку с болью и разочарование, ноги Стива снова становятся подвижны. Они делают два небольших шага и Роджерс встаёт на носочки, обнимая Баки за шею. — Я тебя тоже. Очень. Очень сильно, — ещё чуть-чуть и Стив начнёт плакать, а это последнее, что ему нужно. Баки выдыхает резко, ноги подкашиваются, и вместе со Стивом он оседает на пол, сильнее прижимая к себе парня. Он утыкается ему в плечо, тихо плача, даже не пытаясь скрыть своих слёз. Стив гладит волосы, шепча, что всё хорошо, всё будет хорошо. Теперь уже всегда. Ведь его любят. На фиолетовой, аккуратно вырезанной картонке, тоненьким, каллиграфическим почерком написано: «Please just take me with you and you go. Or let me follow!»**