Там, где вырождаются цветы, не может жить человек. Гегель Г.Ф.
Саша проснулся посреди ночи от нехватки воздуха. Он попытался вздохнуть и закашлялся. Зажимая рот рукой, парень пошел в ванную. Такие приступы в последнее время стали будить все чаще. Однажды он боялся не проснуться вообще.***
Заболел он где-то месяца три назад. Кашлянул, прикрыл рот рукой, а когда отстранил — заметил на ней белый лепесток ромашки. Саша знал про такое, у него у многих знакомых была эта болезнь, но у всех она проходила более менее мирно и не заканчивалась летальным исходом. Пару недель она не мешала ему жить, а потом активно перешла в наступление и начала буквально раздирать изнутри острой болью. — Казалось бы, любовь — светлое и доброе чувство, но у меня иногда бывает такое ощущение, что она хочет меня убить, — Саша кинул взгляд на воду. — В чем проблема просто признаться тому человеку, которого ты любишь? — Серёжа почесал голову. — Тебе приятно мучаться? — Понимаешь, если все окажется не так, как в сказке, где все «живут долго и счастливо» и любят друг друга, а оно, скорее всего, окажется не так, то я загнусь от этого в ближайшую неделю, и цветы уже будут не внутри меня, а надо мной на красивой могиле. Ромашки только не несите.***
Саша склонился над раковиной и закашлялся, стараясь выплюнуть из себя как можно больше противных цветков ромашки, которая мешала сделать нормальный вдох. За пару месяцев он успел ее возненавидеть. Три целых цветка, изрядно примятых и в крови упали в раковину, за ними посыпалась какая-то каша из лепестков, листьев и крови. На вкус было отвратительно, а по ощущениям — очень больно. Парень наконец то смог вдохнуть, включил кран, умылся и из него же глотнул воды. Мелкие частички цветов утекли в слив, а крупные ромашки лишь отмылись от крови и стали белыми и мокрыми. Саша оперся на пол в ванной и закрыл лицо руками. — Сука, как же заебало, — он прикрыл глаза и уткнулся в колени, обхватывая их руками. Из-за цветов у него начались проблемы с дыхалкой, и в недавно прошедшем концертном туре на сцене он едва не задыхался, но виду не подавал, в нужные моменты его всегда подхватывал Дима. А после концерта, в гримерке, за сценой, он всегда обнимал Сашу, и дышать становилось на пару секунд легче. Дима вообще был хорошим другом, диджеем, битмейкером и именно он являлся причиной, по которой Саша почти каждый день выкашливал из себя ромашки. Парень поднялся с пола в ванной, выкинул три цветка в мусорное ведро и ушел досыпать остаток ночи, потому что завтра с утра он должен был идти в клинику, в которой ему должны были сказать, сколько ему еще осталось жить и выписать обезболивающие.***
— Я видел ваши снимки, — врач залез в какой-то ящик и достал оттуда большой синий лист, на котором изображались Сашины легкие, — результат не такой плачевный, как я ожидал, но в то же время, совсем не радует. Смотрите, — он приклеил снимок на доску и включил подсветку, — вот это цветы, а это — часть здоровых легких, — на этих словах он обвел карандашом достаточно маленькую площадь. — Все не так уж и плохо, но если ничего с этим не сделать, ромашки начнут разрастаться дальше, на внутренние органы, а это может привести к скоропостижной смерти, — врач выключил свет и сел обратно. — Трудности с дыханием испытываете? — Периодически, — Саша закусил палец. — Аллергия на пыльцу, конкретно на ромашку есть? — Нет. — Как часто болит? — Достаточно часто. Врач промычал что-то себе под нос, доделал пометки в карте и начал выписывать рецепт. — Смотрите, вот этот препарат — это от боли, вот такой — для облегчения дыхания, а вот этот — купите на всякий случай, это если совсем плохо станет. — А жить мне много осталось? — спросил Саша, когда уже почти выходил из кабинета. — Максимум — полгода. Тут я уже ничем не смогу помочь, все в ваших руках, — врач вздохнул. Саша кивнул и покинул кабинет, накидывая на плечо рюкзак. Полгода все равно лучше, чем две недели. Материала много, ещё успеет записать.***
Таблетки Саше слегка помогли, но полностью не убирали ни боль, ни проблемы с дыханием. Все чаще он кашлял, все чаще давился горькими ромашками и просыпался по ночам от кашля и нехватки воздуха, иногда весь в цветах. Однажды ему было так плохо, что он посреди ночи вызвонил Серёжу и попросил приехать, попутно задыхаясь и пытаясь откашливаться. Парень приехал и нашел его в ванной, вокруг везде валялись цветы, листья, лепестки и кровь. — Идиот, — сказал Серёжа, стоя на пороге. — Не трогай только, я сам. Заразишься, — послышался хриплый голос Саши с пола. Он приподнялся, умылся и стал убирать мусор с пола. — Вот и все ваши «светлые добрые чувства», — злобно сказал он, выкидывая очередной цветок куда подальше. Сережа вздохнул и ушел на кухню, заваривать чай. — Дима знает, что у тебя ханахаки, — он протянул Саше чашку. — Ты сказал? — Он догадался. Говорил, были как-то с ним на пати, смотрю, а Санёк кашляет в ванной. Зашёл после него — а там цветов полная мусорка. — Блять, — Саша хлебнул чая. — Он не знает, что это из-за него? Ты не говорил? — Не должен. Сколько тебе осталось? — Четыре месяца. Успею записать альбом и откатать тур. — Блять, не проще сказать-то? Совсем ебанулся, помирать он тут собрался? Саша отодвинул чашку и уронил голову на руки. Умирать, конечно, не хотелось, но четыре месяца все ещё казались более удачной перспективой чем две недели. — Таблетки лучше дай, они на полке лежат. Только те, которые не белые, а красные.***
Намечался концерт в столице, первый в большом туре по России. Дима и Саша едва не с утра приехали в клуб на проверку звука и отстройку аппаратуры. Саша ещё с утра закинулся таблетками-подавителями, чтобы на всякий случай, внезапно на сцене не начать умирать, потому что выступать ему долго, дышать надо много. Ещё и для Димы делать вид, что вот, смотри, живой, здоровый, помру всего через три месяца, а ты так и не узнаешь, что из-за тебя. Саша стал выглядеть болезненно, кожа слегка побледнела, были заметны круги под глазами и синяки на ребрах. На концертах он забывал об этом, ловил энергетику зала, прыгал, читал треки, а после тихо сваливал в туалет в гримёрке и едва не выплевывал лёгкие. Они выстраивали звук, когда Саша почувствал, что больше не может находиться на сцене, что вдох сделать все сложнее, а в горле противно ощущалась пыльца. — Ты куда? — Дима кинул на него взгляд из-под очков, забирая микрофон. — Сейчас приду, — он старался сделать голос убедительнее и без хрипа, но получилось плохо, и Саша быстро удалился, откашливаясь. Он понял, что что-то явно идёт не так, когда еще не успел открыть рот, а из него уже посыпались цветы, перемешанные с кровью и листьями. Грудь резко сдавило болью, Саша аж вскрикнул и снова закашлялся. Цветы стояли поперек горла, мешали сделать вдох и казалось, не собираются заканчиваться. Изо рта потекла кровь, смешиваясь с белоснежными цветами. Парень осел на пол, сжался в комок и продолжил давиться цветами, листьями, лепестками и собственной кровью. В какой-то момент он понял, что не может сделать вдох. — Сука, ты, блять, ебанутый нахуй! — сквозь пелену услышал он голос Димы после хлопка дверью. — Оно заразно… — прохрипел Саша из последних сил. Он почувствовал как Дима поднимает его с пола, опирает об стену, а затем руками начинает выскребать у него изо рта цветы. — Кашляй давай, жить надоело? — Дима поднял его и устроил над раковиной. Саша почувствовал, словно цветов стало меньше, набрал воздуха и вытолкнул из себя остатки ромашек, заляпанных в крови. Он затрясся, прижался к Диме спиной и постарался отдышаться. — Ну все, все, тише, — Дима обнял его, носом уткнулся в голову. — Умойся, а то выглядишь так, будто ты тут мне руку откусил, а не задыхался только что. Саша посмотрел на себя в зеркало. Его рот и правда выглядел жутковато, как у всяких монстров из ужастиков. — Ты дальше сможешь? Ещё не поздно все отменить, — Дима отпустил его и сам умыл себе лицо. — Я скорее умру, чем отменю сегодняшний разъеб. — То, что ты можешь умереть, это я уже понял. Нам надо бы прибраться здесь… — Дима оглядел помещение. — Это я сам. Сваргань мне лучше чего-то теплого. — Я боюсь тебя оставлять, — парень нагнулся и начал собирать цветы. — Вдруг ты опять решишь задохнуться? Дальше они молча превращали туалет в клубе из логова людоеда — флориста в обычный туалет. В гримёрке Дима так же молча заварил Саше чай и так же молча сел напротив. — Давай, скажи, что я идиот, который не следит за собой, который заразился, влюбился, а теперь умирает, я жду. — Ты не идиот, Саша, ты, блять, конченный долбаеб. Я видел твой ебаный диагноз, ты загнешься, блять, через три месяца, ты просыпаешься каждую ночь от ебучего кашля, у тебя в груди растут ебучие ромашки, тебе на худой конец, больно. Сука, ты точно ебанутый, блять, — Дима вскочил, схватился за голову и начал нервно ходить по гримёрке. Саша внезапно почувствовал, что снова начинает задыхаться, только в этот раз цветок, кажется, пророс где-то в горле и так просто его оттуда не вытащить. — Дим, я боюсь невзаимности, — говорить стало труднее, но он старался не подавать виду. — Ты наверное, знаешь, что в случае этого я загнусь в мучениях спустя неделю. Так что прошу, проживи со мной нормально последние три месяца, а потом… — Саша закашлялся и схватился за горло. Эта ромашка определенно решила его убить, потому что, казалось, росла наружу, а не вверх. — Блять, — прохрипел он. — Позвони Серёге, — Саша отпустил руку, разжал рот и попытался подцепить этот цветок, но он был слишком глубоко внутри. — А он то что сделает? Дыши давай, — Дима обхватил его за грудь и прижал к себе. — Думаешь, я не догадался, почему так происходит? И кто во всем виноват? А ты в курсе, что это в обе стороны работает, а врач, к которому ты ходил, шелуха кремовая, и выписал тебе какую-то хрень? — Дима достал из заднего кармана блистер с желтенькими таблеточками. — Глотать можешь? Саша лишь кивнул, забрал таблетку и проглотил. Ромашка почти сразу же перестала давить на горло и он смог сделать нормальный вдох, без хрипа. — Ты точно идиот. Да и я тоже идиот, один Серёжа умный. Что, думал сдохнуть без меня? Нет уж, мы сейчас либо сдохнем вместе, либо будем жить долго и счастливо! — Не кричи, — прошептал Саша, прижимаясь к Диме. — Ты тоже кашляешь? — Я таблетки нормальные пью. Ты как? — Порядок, — Саша прикрыл глаза. — Что ты там имел в виду, что мы либо сдохнем вместе, либо будем жить долго и счастливо, и про то, что это в обе стороны работает? — Ханахаки работает в обе стороны, когда ты в кого-то влюбляешься. Мир не настолько беспощаден, только в очень серьезных случаях. Человек, которого ты любишь, начинает кашлять цветами, только в меньшей степени, а потом, постепенно влюбляется в тебя. Так что не все так плохо. — Я понял, к чему ты клонишь. Но мне все равно страшно. Знаешь ли, умирать все равно не хочется… — Саша хотел было продолжить фразу, но Дима его перебил. — Я люблю тебя. Повисла тишина. Саша внезапно почувствовал, как дышать стало ещё легче. — Не молчи, пожалуйста, я не хочу помирать через неделю, — Саша улыбнулся и приподнялся. — Блять, так это правда из-за меня? Нет, ты точно ебанутый. — Вот за это я тебя и люблю, — Саша развернул голову и поцеловал Диму. Поцелуй отдавал кровью, ромашками и чем-то сладким. Парень улыбнулся и прижал Сашу к себе, рукой обнимая за шею. Обоим стало легче дышать, цветы больше не ощущались так, будто хотят убить, их вообще словно не было. — Наконец-то! — Серёжа в дверях аплодировал. С дивана послышался смех. — Извините, что прерываю, но концерт через пару часов, а вы тут решили устроить взаимный самовыпил и самосейвинг. Репетировать пойдёмте, вас организатор обыскался уже. Саша слез с Димы, поднял его с дивана и они вышли вслед за Серёжей, держась за руки.