Дай мне выплакать цветы

Антон любил цветы больше всего на свете с самого детства. Родители особо не разделяли мнение сына, ибо их родственные души погибли и даже такие мелочи приносили боль. Зато в свои детские годы мальчишка часто ездил к бабушке на дачу, где у них был сад со многими цветами. Они подолгу гуляли на свежем воздухе, и маленький, любознательный Тоша расспрашивал ее о каждом растеньице. — Бабуль, а прошлым летом вот этого не было, — сказал Антон, показывая пальцем на клумбу, стоявшую возле фиалок. Белые лепестки, напоминавшие шелковую ткань и только что выпавший, еще не оскверненный грязными ботинками, снег, поразили мальчишку, а маленькие, фиолетовые крапинки заставляли его ликовать. А как его удивляли эти миниатюрные стебельки (ребенок не знал строение растений, так что для него это стебельки), росшие внутри цветка. Он со всей нежностью коснулся одного из этих совершенств, приблизился к нему носом, вдыхая приятный, ласкающий запах. Даже не зная название сие шедевра, Антон понял — этот цветок его любимый. — Тошенька, это лилия, — ответила бабушка, нежно гладя внука по светлой макушке. — Лилия… — больше для себя прошептал мальчик. — Мне нравится. Антон любил цветы больше всего на свете, и, когда он в возрасте тринадцати лет впервые заплакал по вине своей родственной души, из-под паркета начали расти розы. Обычные, ярко-красные розы, с острыми шипами. «Серьезно? Розы?» — была первой мыслью подростка, но позже смирившись с банальным выбором своего соулмейта, он даже полюбил (?) эти растения, (но лилии так и оставались фаворитом)… на какое-то время. Когда бабушка умерла, Антону было семнадцать, и его родители продали ее дом, и уже не маленький мальчик, а парень обозлился на них. Вместо того, чтоб учиться в Воронеже рядом с семьей, он в тайне подал документы в один из университетов Санкт-Петербурга. К сожалению, небольшая квартира в культурной столице России и его частая забывчивость не позволяли содержать не то, что ботанический сад, а даже один маленький, заурядный цветочек. Зато пол наполнен этими уже порядком надоевшими, едко-красными розами. Соулмейт, похоже, нашел Шастуну временную (временную же?) замену, и поэтому парень регулярно плакал. Чаще всего дома, конечно, но бывали случаи и в университете, и на его подработке, за что начальник ругал его, но увидев, как посетительницам нравится наблюдать за этим зрелищем, сжалился над Антоном. «Ну да, как же интересно смотреть на то, как студент плачет из-за того, что его родственная душа с кем-то другим»,  — пролетает у юноши в голове, каждый раз замечая неравнодушные взгляды в сторону его слез. Антона достало срезать их раз за разом, и вовсе забив на это, он начал их игнорировать. К сожалению зеленоглазого, это было краткосрочное решение проблемы. Юноша все больше рыдал, цветы все больше росли, и их стало так много, что от недостатка места шипы начали царапать ноги. Как-то раз даже парень вышел после душа и, поскользнувшись, упал прямо в гущу этих шиповников, истерзав себе все тело. Похоже, чем больше твой соулмейт проводит время с кем-то другим, тем больше цветы разрастаются. А иначе, как объяснить то, что теперь эти растения растут не только на полу, но и на шкафу, на подушке и даже на одежде! Для неуклюжего парня было очень сложно выдирать цветы из его толстовок, чтобы не повредить и не оставить какую-нибудь затяжку или дырку. Шастун теперь старается держаться подальше от еды, когда он плачет, а то не особо хочется есть бутерброд, из которого прорастает роза. Повезло, что они не растут на теле человека! — Вот сука! — одним зимним днем, решив провести войну с красными повелительницами цветов, он позвонил своему лучшему другу, Диме, чтобы тот, помог ему разобраться с такими ненавистными «сорняками». — Шаст, ну ты здесь все запустил. Не квартира, а сказка какая-то, — вздохнув на слова друга, Антон просто дал ему секатор, который он недавно купил в количестве нескольких штук в магазине садоводства. Закончив работу, они уселись на диване, ибо надо отдохнуть после такого «подвига». — Тох, ну что ты собираешься делать? Так и сидеть в своей квартире? В универе каникулы, а ты весь свой отдых тратишь на рыдания в доме. Короткие интрижки не выход! Найди себе девушку, наконец, а не страдай по своей родственной душе, — опять «ругал» юношу Дима. — Тебе легко говорить. Судьба не распорядилась сделать тебя «особенным», и ты можешь жить без этих заморочек соулмейтов, — да, Позов был одним из тех людей, которым не обязаны были родственные души, и сейчас он встречался со своей однокурсницей — Катей. — Не могу я найти себе кого-то! Совесть не позволяет! Пропустив слова друга мимо ушей, Дима предложил зеленоглазому прийти на посиделки к Сереже (знакомому очкарика), чтоб тот, наконец, выбрался из своей картонной коробки. Закатив глаза, Антон все же согласился. Ничего плохого же не случится? *** — Дим, а, Дима? Ну может я не пойду? — отнекивался в очередной раз студент. Что-то ему подсказывало, что это вовсе не просто «посиделки», а еще он был уверен, что сегодня его соулмейт решит оторваться и провести шикарный вечер со своим спутником или спутницей. Парень довольно хорошо запомнил «распорядок недели» родственной души, да и тем более сегодня пятница. Кто будет в пятницу сидеть дома? А плакать перед друзьями Позова, ой, как не хотелось! — Ты мне пообещал. Если ты не придешь, то тебе не жить. Понял, шпала? — Ну Ди-и-и-м, — не унимался Шастун. Чего-чего, а упрямства в нем больше, чем в баране. — Не беси меня! — и гудки… «Сбросил, урод» — с такими мыслями парень поплелся к шкафу подбирать себе подходящий наряд. Родственная душа парня, которая целуется сутками напролет, заставила юношу снова пролить слезы, что значит одно — злосчастные розы. Пусть они с другом и прочистили весь дом, за пару дней они успели разрастись снова. Руки были все в царапинах, и у него дома уже стало не хватать пластырей, чтоб заклеивать их. Именно поэтому, на руках красовалось столько ранок, что считать их устанешь. Цветы мешали Антону передвигаться по квартире, будто бы специально перехватывали ноги, как те дьявольские силки из «Гарри Поттера». А перед тем как выйти, он обронил ключи в эпицентр этих розовых кустов, куда ему пришлось лезть голыми руками. Снова. Благо, кольца пусть немного, но защитили тонкую кожу пальцев. *** Стоя перед дверями Матвиенко, Антон долго держал руку поднятой, не решаясь постучать. В голове воображаемые часы раздражали своим «тик-так, тик-так», и этот звук казался настолько реальным, что парню стало не по себе. Он и так опаздывал, но смелости войти не хватало, пока его кто-то не позвал. — Эй, ты чего здесь стоишь? — спросил парень лет на семь старше юноши. Он только что вышел из скрипучего лифта, обнимая какую-то брюнетку за плечи. Голубые глаза незнакомца нагло разглядывали Шастуна, оценивая его, от чего студент нервно сглотнул. — Я тут… как бы… к другу, — проговорил Шастун. «Соберись Антон! С незнакомцами не разговаривал?», пытался подбодрить он себя. — К Сержу что ли? — голубоглазый с прищуром посмотрел на сжавшегося от страха студента, — Не помню тебя. Паренек, не надо мне тут врать, — «А я не вру! Мудак», пронеслось в голове, но вымолвить это вслух, не хватало смелости. — Вали по-хорошему. Мы тут чужих не любим. — Да, пожалуй, пойду, — пискнул мальчишка, радуясь, что он сможет пойти домой, но как бы нe так. Дверь сзади него открылась, и Дима, завидев своего лучшего друга, радостно воскликнул: — Тоха-а-а! Приперся, всё-таки. Заходи, швабра, — пропустив обреченно вздохнувшего парня, Позов обратил внимание на сладкую парочку, — О, Арс! Давно не виделись. — И тебе здравствуй! — и, улыбнувшись своей обворожительной улыбкой графа, тоже зашел в квартиру вместе со своей пассией. *** В достаточно большой гостиной сидело около десяти человек, разговаривая обо всем, и только один из них сидел поодаль, стараясь не заплакать. Родственная душа Антона нехило развлекается со своей парой, прямо как тот, как оказалось, Арсений, который слился в поцелуе вместе со своей девушкой. Парень сел поближе к окну с бутылочкой пива, просто наблюдая за народом, пока кто-то из них (кажется, его зовут Паша) не предложил сыграть в правду или действие, и мальчишку тоже начали звать в игру. — Я предложил, я первый и загадываю! — проорал Воля, начиная крутить бутылочку. Как назло, она показала на Антона, и тот, закатив глаза, гневно буркнул «правда». — Антошенька, — парень слегка поморщился от приторно-сладкого прозвища, — ты очень молчаливый и отрешенный парень, но что-то мне подсказывает, что это неспроста. Чего ты себя так ведешь? — Шастун заметно напрягся. Он начал глазами искать Позова, чтоб найти помощь в нем, но тот лишь хитро улыбнулся и пожал плечами. — Бля, можно другой вопрос? — попытка не пытка, верно? — Нет. Нет. И нет. Отвечай, длинный, — девять пар глаз уставились на Шастуна в ожидании ответа. Особенно, пара голубых глаз, которые так заинтересовали этого таинственного мальчика. После долгой паузы, Антон все же начал: — Ну… у меня как бы соулмейт есть. Он, кажется, бурно проводит ночь, а я сижу тут и сдерживаюсь, чтоб не заплакать. Вот и сижу подальше, — вышло даже короче, чем думал русоволосый. — А какими цветами ты плачешь? — резко спросил Попов, на которого все мигом обратили внимание. — Тебе уж точно не расскажу, — хмыкнул юноша. А какого хрена он должен все и сразу рассказывать? Тем более этому самодовольному брюнету. — А ты можешь заплакать? — попросила девушка по имени Оксана, но поняв, что это личное, замолчала. Не желая продолжать неловкую тишину, Арсений торжественно заявил: — Игра продолжается! И игра действительно продолжилась. Антон чуть больше раскрепостился, и один раз даже загадал Сереже станцевать стриптиз, на что тот, сексуально сняв резинку с волос, начал крутиться возле свободного стула, при этом рыча, как тигр. Когда бутылочка снова показала на Антона, её крутил Арсений, и после неуверенного «действие», Попов сверкнув глазами, сказал ему, чтоб парень не сдерживал свой плач. — Нам всем хочется посмотреть на твои цветы, Тошенька, — подхватил его идею Паша, как и остальная часть группы. Голубоглазый самодовольно улыбнулся, и чмокнул в губы свою девушку. Юноша только хотел возразить, что не знает когда его соулмейт соизволит поцеловаться, но… 3… 2… 1… И по бледному лицу парня начали стекать прозрачные слезы, которые со звоном упали на ламинат, из-под которого в тот же миг начали расти розы. Чертовы розы. — Арс, ты чего напрягся? — шёпотом спросил хвостатый, наблюдая за реакцией друга, а потом вспомнил, что красные розы любимые цветы Арсения Попова. Любимые с его первого выступления в школьном театре, где самый первый цветок брошенный Арсению была одинокая, огненная роза. — Чего вы так смотрите? Знаете, я эти розы уже не выношу. Ходишь по дому, а они ноги все царапают и царапают. И руки вон, тоже исцарапал, пока за ключами лез! — жаловался, словно маленький мальчик русоволосый. — А розы мои любимые цветы, так что не трогай их! — запротестовал Попов, на что Сергей тихо сказал: «Арс, не пались». Только вот, никто не обратил на слова голубоглазого никакого внимания, так как все думали, что он нашел свою родственную душу. — Ну и забирай свою розу! — вырвав ее, Шастун протянул ему растение. — Ну и заберу! — схватил цветок Арсений, а после резко выбросил его, нечаянно уколовшись об шипы. — А я о чем говорю? У меня такое каждый день, — вздохнул зеленоглазый, грустно поглядывая на розу, лежащую на полу. — Как же я тебя понимаю, с этими цветами так устаешь, — сказала Ира, у которой буквально через несколько секунд из глаз начали течь слезы и, упав на ковер, из них выросли розовые лилии. Высокие, изящные лилии, но розовые. Антон завороженно посмотрел на них, едва прикасаясь к ним кончиками пальцев. Он смотрел на них с такой нежностью… и горечью, вспоминая бабушку. На глазах снова начала накапливаться влага, за долгое время не по вине соулмейта. — Лилия… Лет сто не видел их вживую, — на автомате произнес парень, а потом, поняв, что он сказал, дернулся в испуге. — Не удивляйтесь. Антошка просто очень любит этот тип цветочков, — вставил Дима. В этот раз, дернулся Арсений, только никто этого не заметил, кроме Матвиенко естественно. — Может тогда ты моя родственная душа? — в шутку произнесла Кузнецова, улыбаясь уголками губ. Безусловно, парень ей понравился, но она знала, что не он ей удостоен судьбой. — Тогда я, похоже, с воздухом поцеловался. Тем более, не очень люблю розовые. Мне по душе белые, с… — Фиолетовыми крапинками? — встрял Попов, внимательно следя за парнем. А что если…? — Д-да. Как ты догадался? — нервно сглотнув, Шастун ждал ответа мужчины. «Нет, нет, нет. Неужели… он?». — Недавно только такие видел, когда Аленке цветы для букета выбирал, — как ни в чем не бывало, сказал брюнет, но в голове понимая, что вот он — его соулмейт. Только как убедиться в этом? — Продолжим? После Димы, рассказывающего о своем первом сексе, и Стаса звонящего своей маме, чтоб оповестить ее том, что он беременный, горлышко бутылки показало на ту самую Иру. — Ир, а поцелуй-ка ты человека, который тебя здесь больше всего привлекает, — и девушка не задумываясь, повернулась к рядом сидящему Шастуну, увлекая того в мокрый, едва наполненный чувствами поцелуй. Парень, ошарашенный таким поворотом событий, первое время не отвечал, но позже закрыл глаза, углубляясь и проникая языком в рот. — Вау, это было кру… — хотел было сказать юноша, но, посмотрев на Попова, рыдающего чертовыми лилиями, белыми лилиями с фиолетовыми крапинками, замер. Народ, как и он, замолчал, переводя взгляд то на Арсения, то на Антона. Окружавшая тишина съедала зеленоглазого изнутри, заставляя его сердце биться быстрее. И снова «тик-так», только в сто раз медленнее. Тягучее, заполняющее все пространство и действующее на нервы «тик-так». «Ты же должен радоваться. Твоя родственная душа здесь. Перед тобой. Смотрит на тебя. Что не так?» — парень резко вскочил, направляясь к входной двери, и, захватив куртку, вышел на улицу. Хотелось курить, курить, курить и кричать. Кричать от злости. Где-то позади послышались крики Димы, но Антон никак не обращал на них внимания. В голове только мысли о заветных сигаретах. *** Димон 18:02 Тох, ну чего ты как маленький? Поговори с ним. Он какой день спрашивает твой адрес

Вы 18:04 Пусть спрашивает

Антон уже несколько дней подряд сидел в своей квартире, (почти) не обращая внимания на многочисленные сообщения Димы и еще каких-то номеров. Ему, конечно, звонили, но парень давно поставил телефон на беззвучный, дабы его не досаждали. Он и сам не понимал причину своего поведения: вроде нашел соулмейта, но тот, к огромному антоновскому сожалению, оказался мудаком, которого парень и знать не хотел. Ему просто нужно было время подумать, а этого времени ему никак не давали. За эти пару дней, Антон ни разу не плакал, но это никак не уменьшило количество красных сорняков. Они так и остались расти на кухне, в гостиной и других комнатах. Натыкаясь на их острые шипы, — они уже в кровь разодрали ему ноги, — парень не реагировал на них. Ну кровь, и что такого? Он вовсе не находился в какой-то меланхолии, просто реально, он привык к этому. Спустя час в дверь начали тихонько стучаться. Потом, настойчивее, а спустя несколько минут уже пинали ее. Чтобы не слышать этих глухих ударов, парень, врубив на всю мощность музыку в наушниках, (что даже начало приносить боль,) решил покурить прямо в квартире. Подумают, что я не дома, и успокоятся. Действительно, так и вышло: неизвестный ему человек перестал стучать. Тогда Шастун с удовольствием снял «затычки», которые, кажется, взорвали ему перепонки. Он продолжал сидеть в небольшой кухне-столовой, пока снова не постучались. В окно. — Какого… Блять, Арсений, — на улице шел проливной дождь, капли разбивались об окно и… об голову брюнета. В спешке он стал открывать окно. — Блять, блять, блять. Ты же заболеешь, — Антон начал затаскивать Попова в теплую квартиру. — Ты как забрался сюда? Я живу на пятом этаже. — Я прямо как Ромео, забрался к тебе в замок, — хихикнув, Арсений низко поклонился Антону, целуя его руку, но заметив строгий взор парня, — Через пожарную лестницу, — фыркнул. — Молодец, а теперь вон. — Что? — На выход. Вон. Ариведерчи, — говорил парень, попутно выталкивая ошарашенного гостя за порог. — Ты же был счастлив, с как ее там… Аленой? — Аленой, — сам не зная зачем, подтвердил Попов. — Ну вот. Иди к ней. — Не хочу я к ней. — А с кем ты хочешь? — Сложно догадаться? — Очень. — С тобой. — А я не хочу. — А мне все равно, — и, наплевав на все нормы, Арсений втянул Антона в томный и нежный поцелуй. Легко сминая губы парня, так и не соизволившего ответить, брюнет зарылся в мягкие волосы, закрыв глаза. Какое-то тепло разлилось в легких парней, сжигая все насквозь и распространяясь по всему телу, и остановилось в районе запястий, где начали вырисовываться перекрещенные лилия и роза. Тогда-то Антон притянул Попова к себе за талию, углубляя поцелуй, но воздуха категорически не хватало. — Я… Я не гей. — А я, кажется, люблю тебя, — на выдохе произнес Арсений и… чихнул. — Я же говорил, что заболеешь! — разгневался парень, утягивая мужчину обратно в квартиру, дабы напоить того чаем и никогда-никогда не отпускать. — И я, кажется, тоже. — Что? — Люблю тебя.