Жажда

Стук. Еще раз. И еще. Саушкин нехотя поднимается с кровати. Еще не открыв дверь, он уже чувствует, кто за ней. — Что? — бросает он грубо, когда распахивает дверь. На пороге именно он — его сосед. Светлый иной — Антон Городецкий. У Антона улыбка от уха до уха, взгляд слегка виноватый, и Костя понимает, что тот пришел к нему не просто так. Опять что-то хочет у него попросить. — Отец дома? — спрашивает Городецкий и, не дождавшись ответа, заходит внутрь, — Или ты один тут? — Один. Вампир сглатывает подступивший к горлу ком. Общение с Антоном всегда давалось ему трудно. Может быть, потому что он из Ночного дозора? Или это из-за сложного характера Городецкого? Но Саушкин догадывался, что это еще не все причины. Антон неуклюже плюхается на деревянный стул, вытягивает вперед ноги, и натужно вздыхает. Как к себе домой пришел. — Чего тебе? — снова задает волнующий вопрос Костя, — Проблемы? Светлый поднимает свой взор, но смотрит как-то вскользь, думая о чем-то своем. И только спустя минуту выдает: — Да, Костя, проблемы. Квартиру мою затопило. Одни лужи кругом, а ночь на дворе, я устал и не могу сейчас прибраться. И я тут подумал, — на этих словах он неловко дергает плечом, — почему бы не воспользоваться гостеприимством соседей? Или ты меня выгонишь? Саушкин закусывает губу. Оставаться один на один с Городецким, так себе перспектива. Нет, он не ненавидит его, и точно не боится. Просто…это странно. Странно находиться с ним в одной комнате больше пяти минут. Словно бы они делали что-то неправильное. Хотя, их общение действительно можно назвать неправильным. Темный и Светлый. Друзья. Такого не должно быть, но Косте плевать, да и Антону, наверное, тоже. И поэтому, плюнув на все предрассудки, Костя тихо буркает: — Ладно. Утром уйдешь. — Конечно, Кость, как скажешь. Вампир присаживается на другой стул, рядом, но в тоже время на комфортном расстоянии от Городецкого. — Можешь занять кровать отца, он вернется только утром. Тебе туда, — произносит Костя, кивнув головой влево. — Угу, — соглашается Антон, но с места не двигается. Саушкин ждет пять минут, десять, но Светлый все еще просто сидит, и явно не собирается отправляться спать. — Я думал ты переночевать пришел, а не глазеть на меня, — язвит Костя, — какого черта, Городецкий? Так и будешь сидеть? — Я тебя напрягаю? — Напрягаешь. Это действительно так. Чем дольше Костя находился рядом с Антоном, тем хуже ему становилось. Сначала он не придал этому значения, подумаешь, с Антоном всегда было нелегко, и что уж обращать внимание на неожиданное раздражение организма? Подумаешь, затрясло немного. Подумаешь, запах такой соблазнительный от Городецкого. Подумаешь, во рту пересохло. Что такого, в самом деле? Вампира трясет, как при землетрясении, а в горле першит, как при ангине. «Какого хрена?», — думает он, вцепившись руками в колени, — «Что со мной? Неужели…?». Костя поворачивает голову, впивается взглядом в Антона. И натыкается на соблазнительную жилку на его шее. Он буквально чувствует, как по ней движется кровь. Это заставляет вампира нервно облизывать губу. «Только не это. Я же не пью…такую кровь. Не пью же! Так почему?!», — лихорадочно вертится в голове Саушкина, и видимо, Антон замечает странное состояние соседа. — Костя? Все нормально? Мне уйти? — учтиво спрашивает Городецкий, наклонившись вперед так, что становится видно всю его шею. Темный стремительно отскакивает в сторону, как от огня, старательно переводит дух. В глазах Антона читается непонимание. — Нет, можешь ночевать. Я сам лучше уйду. В твою квартиру. Мне потоп не страшен, — грубо и отрывисто, произносит Костя, и собирается уже ретироваться от Антона подальше, как тот неожиданно выдает: — У тебя жажда, да? Глаза твои. Горят. Саушкин так и замирает, держа руку на дверной ручке. Надо бы открыть дверь, сбежать поскорее от соблазнительного запаха, сбежать от жажды. Но не получается. Вместо этого, он поворачивается обратно, вновь устремляя взгляд на Городецкого. Костя не видит, но чувствует, что его глаза сейчас опасно-красного цвета. Это легко читается на лице Антона. — Стой, Кость, не уходи. Идея у меня, — выдает Светлый спустя пару секунд, и отворачивается, шарит руками по кухонным ящикам рода Саушкиных. — Чего ты там ищешь? — недоверчиво спрашивает Костя, — Свиная кровь в холодильнике, ее мне дай. — Не думаю, что она тебя насытит. — А ты такой спец, Городецкий? Ты, черт возьми, не знаешь моего голода! Антон молчит. Видимо, обдумывает, что ответить на резкий выпад Кости. — Нечего сказать? — ехидно спрашивает вампир, но замирает с открытым ртом, когда Антон поворачивается к нему с ножом в руках. С кровавым ножом. С порезом на правой руке. — Т-ты, т-ты что…? Полоснул себя? — Давай Кость, разок можно. Вот — пей. Давай, иди сюда, — с наивной улыбкой шепчет Городецкий, подзывая вампира к себе. — Ты ебанулся?! Ты что творишь?! Я же могу тебя…! — Не сможешь. Я тебе верю. Ты меня не укусишь. Антон говорит все это с такой убежденностью в своих словах, словно знает Костю сто лет. Хотя Костя даже сам себя не знает. Откуда в Городецком такая уверенность? Что Саушкин не вонзит свои клыки в его шею? Косте хочется сбежать, выломать дверь, выпрыгнуть в окно — хоть как-нибудь избежать этой ситуации! Только бы не испить крови Антона. Но вампирская сущность сильнее, и Темный против воли направляется к Светлому. Падает перед ним на колени, завороженно смотрит на окровавленную кисть. И раскрывает рот, обнажая ослепительно белые клыки. Антон заносит свою руку, осторожно нажимает на порез, и алая струя крови, потоком льется прямо в горло Саушкина. Костя глотает жадно, словно в последний раз пьет, хотя, на самом деле, это первый раз, когда он пробует кровь человека. И не какого-нибудь, а Светлого. Антона Городецкого. Почему-то, от осознания этого факта, сносит крышу. Хочется большего, еще и еще, выпить досуха, не оставляя ни капли. Но Антон верит ему, верит, что тот не сорвется. И эта вера, единственное, что удерживает его от сумасшедшего желания. Поэтому, когда порез начинает затягиваться, Костя напоследок проводит языком по нему и отступает. — Ты как? — спрашивает Городецкий, после минуты неловкого молчания. — Лучше… спасибо, — так тихо произносит Саушкин, что приходиться поднапрячь слух, чтобы разобрать слова. — Я же говорил, — с улыбкой произносит Антон, и Косте хочется врезать ему за это по наглой роже, но вместо этого… Вместо этого, вампир рывком встает с колен, и резко прижимает Антона к стене, вжимается носом в шею, вдыхает сводящий с ума запах, проводит языком по манящей жилке. Городецкий не сопротивляется, не шевелится даже. Это еще сильнее выводит Костю из себя. — Ну, ударь меня! Оттолкни! Чего ждешь?! — рычит он ему прямо в ухо, — Сделай хоть что-то! Я же себя не контролирую! Но Городецкий не отталкивает, наоборот, прижимает дрожащего от возбуждения вампира к себе. — Знаю, Кость, знаю, — шепчет Антон, запуская руки под футболку вампира, — Не могу только, прости. Я тоже себя не контролирую… Голос Антона одурманивает, заставляет сильнее вжиматься в него, проводить губами по шее, с трудом удерживаясь от того, чтобы не куснуть его. Руки Антона успокаивают, осторожно гладят по спине, изредка переходя на плечи. Губы Антона мягко накрывают вампирское ухо, слегка покусывают, сводят с ума. У Кости, из-за всего этого, вырывается низкий стон, а в штанах, становится невыносимо тесно. — Черт, Антон, зачем ты это делаешь, — лихорадочно шепчет Саушкин, зарываясь рукой в волосы Городецкого, — я же…мы же…мы сейчас… — Мне остановиться? — так же сбивчиво произносит Антон, потираясь промежностью о колено вампира. — Ты же не можешь? — Не могу, но если ты хочешь… — Не хочу. Нет, я не хочу. Я хочу…хочу чтобы ты… — Чтобы я что? Костя замирает, отклоняется назад, заглядывает в широко распахнутые глаза Городецкого. Антон, такой же возбужденный, как он, а еще раскрасневшийся и растрепанный, вызывает только одно единственное желание. Которое гораздо сильнее, чем жажда. — Чтобы ты взял меня, — на выдохе произносит Саушкин, и Городецкий отвечает ему развязным поцелуем. Переплетая языки, не отрываясь друг от друга, они доходят до спальни, где Городецкий бесцеремонно толкает Костю на кровать, нависает сверху, впивается зубами в бледную шею Темного, оставляя красную отметину. — Вампиром себя возомнил? — со смехом спрашивает Костя, стягивая с Антона футболку, — У тебя неплохо получается. — Ну, так, учился у лучшего, — так же весело отвечает Антон. От одежды они избавляются стремительно, в основном благодаря вампирской скорости и неизмеримому желанию. И теперь, их обнаженная, разгоряченная плоть соприкасается друг с другом, вызывая у мужчин дрожь в коленях. Костя сбивчиво стонет, когда Антон, наконец, обхватывает рукой его член, прижимает к своему. Тогда он начинает тереться, заставляя вампира буквально извиваться, как змея, стискивать руками скомканную простыню, и выстанывать имя Светлого. — Антон, — возбужденно шепчет Костя, еле удерживаясь от того, чтобы не кончить до начала основного действа. — Что? — невозмутимо спрашивает Городецкий. Его голос тоже звучит как-то странно, необычайно низко и томно, вызывая волну мурашек по телу Саушкина. — Не заставляй меня кончать вот так, я хочу, чтобы ты… — Вошел в тебя? — перебивает Антон, и из его уст это звучит невероятно сексуально, — Уверен? Ты точно хочешь, чтобы я… — Да, сука, Антон! — изнывая от желания, взрывается вампир, — Я тебя умолять должен?! — Ну, было бы неплохо… — Городецкий! — Ладно-ладно, шучу я, — со смехом отвечает Светлый, и целует взбесившегося парня в грудь, — я просто волнуюсь за тебя, сначала же будет неприятно. Вот я и хотел. Удостовериться. — Удостоверился? — хрипло спрашивает Саушкин, — Давай уже, прошу тебя… я уже тебя умоляю, черт возьми… Этих слов оказывается достаточно, чтобы уговорить Антона действовать. И Городецкий, предварительно смочив разгоряченную плоть, осторожно входит, вызывая протяжный стон Кости. — Не больно? — тихо спрашивает Городецкий, когда почти входит полностью. — Нет, м-мне очень… ах, блядь! — Кость, больно? Остановиться? — взволнованно спрашивает Антон. Ему хочется уже вовсю трахать парня, с силой вдавливая его в кровать, заставляя захлебываться в стонах, но переживания, оказываются сильнее этого желания. Меньше всего на свете, Городецкому хотелось причинять боль Косте. Вот только, Косте не больно. — Не вздумай останавливаться, Городецкий, — прерывает Саушкин, обвивая ногами тело Антона, — Только попробуй, я убью тебя. — Как скажешь, — с усмешкой отвечает Антон и, не дождавшись очередного язвительного комментария от Темного, входит до конца. Саушкин чуть ли кончает от первого толчка. С силой закусив губу, он сдерживается, и тихо поскуливает, когда Антон начинает наращивать темп. Городецкий, сначала осторожничавший, вскоре плюет на всякую осторожность, начав двигаться так быстро, что даже Косте кажется, что Антон обрел вампирскую скорость. Другого объяснения ему в голову не пришло. Ну, кроме того, что это был его первый сексуальный опыт. Саушкин не знает, сколько это продолжается, но ему кажется, что целую вечность. Томную, сладкую вечность, которой мало. Но всему хорошему приходит конец. И когда терпеть уже становится невозможным, Костя кончает, практически одновременно с Антоном, и тот, устало заваливается рядом с еще сильно возбужденным вампиром. — Ты как? — еле ворочая языком, спрашивает Светлый, прижимаясь к боку Темного, — Понравилось? Костя устало смеется, даже сейчас, Городецкий умудряется переживать о нем. — А ты как думаешь? — вопросом на вопрос отвечает он, повернувшись к нему. — Ну, судя по твоей ехидной роже… думаю да, понравилось. — Иди ты, Городецкий, в задницу. — Мне кажется, я там только что был. Я, конечно, знал о быстром восстановлении сил у вампиров, но чтобы настолько быстром… Костя смеется, и Антон тоже. Умеет же Городецкий, мастерски подкалывать, ничего не скажешь. — Знаешь, мой отец скоро вернется, не хочу, чтобы он застал нас в таком виде. Понимаю, ты спать хочешь, но я в принципе не сильно устал, так что пошли, уберу твою квартиру от воды, — поднявшись на локтях, произносит Костя, и уже собирается встать, но Антон резко хватает его за руку. — Нет-нет, я сам справлюсь. — Антон, ты устал. По тебе видно, еле дышишь. А с моей вампирской скоростью… — Да ладно тебе, хочешь на ночь глядя убираться? Я могу в мокрой кровати поспать, не страшно. А утром уж я все… Костя замирает, смотрит прямо в глаза Городецкому, и видит там явную ложь. И прежде чем Антон успевает договорить, он резко вырывается и, используя свою хваленую быстроту, влетает в квартиру Светлого. — Уберу… ой, — договаривает Антон, понимая, что сейчас получит. Потому что не было никакого потопа. Потому что там все в порядке. Он просто пришел к Косте, без причины. Антон чувствует, что безнаказанным ему теперь не уйти, да и бежать бесполезно, от вампира убежишь разве? Все оказывается именно так. Потому что спустя несколько секунд, разъяренный Костя возвращается обратно, и с горящими от злости глазами, он выкрикивает всего одного слово: — Городецкий! И Антону приходится только надеется, что Костя будет трахать его так же осторожно, как он.