И перо возьмут чужие руки, Записать себе присвоив право Хронику чужой тоски и муки
Снежно-еловый аромат впитывался в волосы, щекоча ноздри, создавая то самое «рождественское настроение», ради которого растение и убивают, украшая прекрасным трупом помещения. Роад любила Рождество, несмотря на явный религиозный подтекст праздника. - Время любви, семьи и счастливых ожиданий… - Пальцем по иссохшим кожаным корочкам, взглядом по названиям, детскими ножками скользя по полу, Мечта искала развлечения. - День рождения бога. - Сына божьего. - Многие сейчас больше верят в Христа, милая, - Шерил перегнулся через перила винтовой лестницы, протягивая дочери книгу. - Когда-то давно позаимствовал у старого Историка, разумеется, возвращать не собираюсь, - ответил он на немой вопрос девочки, принявшейся проглядывать оглавление пахнувшей пылью книги. - Сказки Гофмана? - Рождество – время, когда исполняются самые невероятные желания, дорогая Роад, - Ной приобнял её, поцеловав в макушку. – Даже Ноя. Дверь в библиотеку закрылась, Роад забралась с ногами в пухлое кресло, придвинутое к камину. - О, а эту сказку я помню. Мечта прикрыла глаза, глубоко вдыхая уютное благоухание подтаявшей смолы. - Такая наивная и глупая сказка. Очень ему подходит.Есть такие, кто точно помнит, Как все было на самом деле
Еловый запах в черно-белом лесу с багрово-синими тенями душил, скользивший сквозь ветви мертвенный свет луны страшил, заставляя озираться. Храп взбудораженной лошади разрывал оковы мнимой безопасности. Привлекал внимание крыс. Войдя в крутой и скользкий поворот в надежде отбиться от преследователей, Канда впервые в жизни проклял собственные волосы, мешавшие обзору. Улюлюкая вьюгой, скрываясь за толпой деревьев, ветер кидал пряди в глаза, забивал ими рот, колол шею, и тени предательски прятались от путника. Забитые снегом и страхом легкие, воспаленные тревогой глаза – вперед, торопись, нет времени, Канда. Лошадь обессиленно падает, отказываясь подниматься – дальше нужно бежать на своих двоих. Где-то взвизгнули острые свечи, готовые впиться в тело жертвы. Надо только найти его. Канда отчаянно развернулся на каблуках, выхватив Муген из ножен, и вгляделся сквозь пламенно метавшиеся пряди в бело-черную тьму леса. Плевать, что там Нои и у них преимущество перед ним. Он все равно должен успеть.Был когда-то ты мечтой девичьей Был когда-то ты прекрасным принцем Безобразным нынешним обличьем Ты обязан серым злобным крысам
В шраме и седине скрыто лишь полбеды. Нынче о них даже беспокойства не было. Проклятье Маны и проклятье Бога больше не могли уживаться, лишив многострадальное тело своего носителя возможности двигаться. Сутками лежа в полубреду, Аллену не могло не прийти в голову сравнение с Щелкунчиком – старой сказкой, рассказанной кем-то в то время, когда волосы на просвет солнца ещё казались рыже-золотистыми. Мешанина из соболезнований, пожеланий и теорий шумела у него в голове, путая сознание, не давав сосредоточиться в краткие моменты прояснения. Линали, врачи, Комуи, Линали, Лави и Книжник, Линали с Мирандой, снова Комуи, врачи, врачи, врачи, ещё кто-то… Никто не говорил ничего стоящего, лишь обнадеживая для самоуспокоения и предполагая, что с ним могло случиться и как ему помочь. Могли – помогли бы уже, и не надо было б ему лежать тут с начала декабря до самого своего дня рождения. Мысли и чувства путались в паутине дихотомического соперничества истин в пределах одного существа. Ложь, страх, боль, лихорадка, врачи, ещё врачи, запах спирта, карболки, холод мокрой простыни, где Канда, где Канда, где… - Кан…да, - выскользнул из горла сквозь недвижимые губы отчаянный шепот. Линали склонилась над ним, с доброй улыбкой и понимающим взглядом, которые Аллен к этому времени уже начал ненавидеть. - Канда поехал за помощью в Азиатское подразделение. Там велись исследования проклятий, подобных твоему. Держись, он скоро должен быть. Скоро…Обречен игрушкой стать навеки, Ты глядишь без боли и без гнева Сквозь полуразомкнутые веки.
Рождество проникло даже в больничное крыло, ароматом имбирных пряников подобралось на цыпочках к кровати кукольно-неподвижного подростка. Омела, ель, хоральные пения сослуживцев, музыка – Аллен не мог их винить в желании повеселиться. Требовать к себе внимания эгоизма не хватало. Оставалась лишь дурацкая надежда на то, что вернется Канда с каким-нибудь чудодейственным заклятьем – самым лучшим подарком на Рождество за всю короткую жизнь Уолкера. Скосив глаза, Аллен в ужасе заметил нешуточную вьюгу за окном и надежда едва заметно надломилась, как и его внутренний стержень, скованный из посмертной воли Маны. Дышать становилось все труднее, а движения ребер – кукольнее, механичнее, словно вместо суставов – шарниры. Иглы капельниц перестали чувствоваться. Страх тошнотворно охватил горло. Канда…хоть бы он успел.Приоткрыты двери преисподней Ангелы растоптаны конями И сюжет известный новогодний Переписан серыми тенями
В теле обычного человека около пяти литров крови. Судя по кровавому следу, тянувшему за Кандой, у него все двадцать. Лицо ободрано корой деревьев, во всклокоченных прядях запутались снежинки и еловые иглы. Придерживая левой рукой развороченную правую, стараясь не потерять сознание, направление и Муген, Канда брел сквозь лес, спотыкаясь через шаг. Если бы не разъедающий совесть взгляд серых глаз, только из-за шрама не сливавшегося с подушкой Уолкера, мечник бы уже давно плюнул на ещё одну свою смерть. Разве ему впервой?.. Только восстанавливаться он будет столько, что никаких спасительных заклятий не будет нужно. Это именно то, что называется «слишком поздно». - Куда же ты, принцесса? – ехидный голос сверху. - Зачем торопиться, у нас куча времени, - ядовитое хихиканье позади. Канда рыкнул, подобно раненному тигру, слишком медленно подняв Муген не ведущей левой рукой. Слишком медленно. Так же медленно, как под его ногами скользнул снег, как перед ним возникло бескрайнее мутно-серое небо, как от него удалялся утес, на краю которого стояли и потешались двое Ноев. Муген-таки выпал из руки, теряясь в глубине высоты падения Канды. Волосы, трепеща, закрывали лицо, перекошенное гримасой ненависти к себе и обстоятельствам. Приближавшееся ледяное покрывало реки, в которой черт знает сколько метров до дна, сулило ему жесткое приземление и малую возможность восстановиться. В послевьюжной тиши хруст льда казался оглушающим, бульканье обжигающе, убийственно мерзлой воды, едва теплее льда, оглушало. Холод вынул из разбитой головы последние мысли – о том, сколько сможет двигаться кукольная грудная клетка. Роад хищно улыбнулась, глядя на окрашенный в маковый цвет лед, пока Тики со спокойной совестью на правах победителя уничтожал Чистую Силу в Мугене. - Ножны не выбрасывай, Тики. Нам надо будет ещё их показать юному принцу.И зловещих предчувствий ворох Преподносит тебе на блюде, Как служанка дурная, память
Если вместе сплетутся отчаяние, незаурядная сила воли и тоска по дорогому человеку, то в конечном счете можно будет ожидать всего, чего угодно. Именно из-за этого Аллен смог оказаться на занесенном снегом балконе, медленнее червя и упорнее Сизифа переползая с кровати на пол и оттуда – к забрезжившему рассвету. С балкона он сможет увидеть Канду, когда тот вернется, чтобы обругать Уолкера последними словами и спасти. Парализованные конечности не чувствовали холода и прикосновений зябкого ветра, приоткрытые глаза не щурились от слепящего солнца – человеческого в Аллене осталось лишь дырявое, стремительно колотившееся сердце и имя, вертевшееся на неподвижном языке. - Не надейся, принц, - Тики появился перед подростком неожиданно быстро. – Позвать на помощь некого. В коржик снега поверх каменного покрытия балкона улеглись ножны Мугена, продавив себе идеальное контрастное ложе. Аллену не требовалось больше слов, чтобы осознать – Канда не придет. Спасительного чуда не будет, и не важно, что на улице Рождество и его мнимый день рождения. По неподвижным холодным щекам из равнодушных глаз скользнуло несколько капель горечи утраты – Канды ли или себя? Тиз, торопливо грызущую воздух в нетерпеливом ожидании крови и тепла, к груди приложили почти что нежно. Сердце кольнуло от воспоминания о подобном прикосновении и несмотря на то, что боли почти не чувствовалось, Аллену хотелось завыть – несколькими слезами всего горя, навалившегося на него, не выразить. - Помощи не будет ниоткуда, твоя принцесса умерла, - ехидство в горе всегда растравливает сердце, побуждая Тиз грызть ещё сильнее, мараться кровью и забираться глубже в тело подростка. Безучастно, словно снег пропитывался не его кровью, а брусничным соком, следил Аллен за приближением алого пятна к краю площадки. - Плохой конец, не правда ли, принц? – Роад присела рядом с ним, обмакнув палец в окровавленный снег, и обвела им губы. – Плохая сказка. У сказок должен быть хеппи-энд, чтобы дети не плакали, прочитав их. Давай, мы никому не будем рассказывать, как на самом деле закончилась история Щелкунчика, - шаловливо приложенный к пухлым губам палец был бы очарователен, не будь он измазан в крови. – Маленькая добрая ложь ещё никому не повредила. Щелкунчик её уже не слышал. Капля крови сорвалась с балкона, упав на лоб вышедшей за покупками в город Линали. *** Аллен сорвался с подушки, ненасытно хватая губами воздух. Пот и слезы, смешиваясь, орошали покрытую шрамами грудь и скомканное в руках одеяло. Сон. Растревоженный его прерывистым дыханием Канда невольно повернулся на бок, сонно вглядываясь одним глазом. - Что с тобой, шпендель? - Дурацкий сон, Канда. - Ну, так спи дальше, сопишь тут… - Канда… - Чего тебе? - Я ног не чувствую.«Рождество – время, когда исполняются время, когда исполняются самые невероятные желания, дорогая Роад. Даже Ноя»