Часть 1
24 мая 2018 г. в 17:06
Вверх-вниз, вверх-вниз — мерная качка куста латука, копны кислоты, провоцирующий фактор его морской, то ли звездной, болезни. Море, звезды, проблемы диких панд, все отходит на второй план. Когда перед глазами зеленый взрыв на макаронной фабрике.
Сынхён словно стоит на кружевном фризе, поджимая пальцы на ногах и глубоко-неритмично дыша, вокруг словно бы свежее туманное утро, а очертания высоток, шедевров архитектуры, торговых центров дождливо-дрожащие, словно бы полотна Пименова. Маячащие плечи с россыпью — созвездием татуировок, бледные и невесомые, а волосы и тату — мозаики Филонова: найди смысл или придумай свой.
Словно бы теплота по пальцам рук и ног, через транзит вен и поры лица.
Обречены говорить. Не понимая.
Не понимая ни слова из взлетающе-воющей речи Джиёна.
Сынхён будет краток: сжав плечи, передавив кровоток, дернув тазом до щелчка в размякшей пояснице, ткнув пальцами в блестящие слюной губы, нажав на клыки, прикусив «young».
Сынхён канет в бездну, вывернувшись назинанку.
Джиён будет краток: то ли тихо взвизгнув от поверхностного экстаза, то ли показав: не может говорить, атрофировалось, возвратилось к первобытному, боль запустила обратную эволюцию, не деградацию; просто тихое упрощение.
Словно бы на разных языках.
Словно бы прохладное свежее утро течет по раскалившимся венам.
Словно бы дракон — гибкая серебристая гадина, такая неповоротливая в лесу шпилей, лезущая вибриссами в полузакрытые форточки и сшибающая шипастыми лапами антенны, срывающая белье с балконов. До страшного гибкая гадина, извиваниями хвоста и переливами чешуи напоминающая пасмурную глубокую реку: только упади — дна не найдешь; дно настигнет везде.
Бутафория ты проклятая, сплевывает Сынхён и выворачивает его мочку уха, ногтями сдавливая сережку, порву ведь, и заражение будет, а знаешь, как умирают от заражения? — долго и мучительно, на трассе сдохнешь, никому ты не нужен…
Ах, простите, неживое же не умирает. Доживает крупицы веков на помойке.
Джиён кусает Сынхёна. Пальцы розовеют, отпечатки зубов белеют.
Словно бы передержал микрофон.
Словно бы по ногам идет пар, словно бы стопы чувствуют, как бьется сердце сцены — ритм песни, каждые три минуты разный. В уши ввинчивается крик уставше-разгоряченной толпы. Сынхён поднимает руки — восторгает толпу, а она знай покрикивает себе. Сынхён не понимает толпы. Слишком громкая. Бесцельная.
Перехватывает микрофон. Поет, не попадая в ноты. У него своя нотная грамота, — драконья, неподвластная иному пониманию, только одному, такому же драконью. Сбоку вторят, дыша посреди слов и цепляясь за окоченевшие пальцы.
Хотят отобрать микрофон.
Сынхён бьет Джиёна. Не сильно, обидно — куда-то между носом и глазами, ткнув кончиком пальца в глазное яблоко.
Джиён вскакивает. Поворачивается лицом. Медленно садится, вцепившись в волосы Сынхёна и глядя в глаза. Пустые, потерянные, будто и не здесь вовсе, будто скомканый целофан.
Не наглей, пожалуйста. Тебе не идет.
Сынхён обхватывает Джиёна за поясницу. Опускает. Джиён кончает.
Словно бы дракон спешно покидает город, своротив несколько кинотеатров.
Словно бы опустевшая сцена.
Словно бы ровняя сертификатом густую белесую горку.