Простить невозможно убить

Линчеватель попался. Жаль, что не в лапы полиции. Оливер предпочел бы почти уютные стены знакомого полицейского участка, усиленную охрану, камеру-одиночку и жесткую тюремную койку броской роскоши особняка давнего врага. Оливер чувствует досаду на самого себя. Так глупо попасться. Знал ведь, что Слэйд Уилсон жив, что следует быть осторожнее. Слишком увлекся выслеживанием очередного крупного наркодельца, а когда понял, что на шахматной доске не один, в шее уже торчал опустевший дротик со снотворным. Самоконтроль дает крупную трещину почти сразу. Оливер больше не контролирует мимику, на его лице отражается полный спектр его эмоций: сперва шок, затем неверие, попытка найти происходящему другое, более здравое обьяснение, следом ужас от осознания, что это именно то, о чем он подумал, и наконец его захлестывает паника. Оливер отчаянно дергается, пытается освободить скованные над головой руки даже ценой перелома, но наручники мягкие и одновременно надежные, подобранные профи специально под его навыки, плотно обхватывают запястья и не дают ни малейшего шанса освободить руки или навредить себе. Оливер старается не смотреть вниз, но его опытный взгляд всё равно подмечает детали: расстегнутая верхняя пуговка безукоризненно-белой рубашки, слегка ослабленный галстук, которым Куин охотно бы придушил мерзавца, ухоженная борода, темный прожигающий взгляд Слэйда направленный прямо в лицо и уверенная улыбка на миллиард. Оливер ловит себя на том, что его собственные колени дрожат, когда обжигающе-горячие ладони заклятого врага осторожно подхватывают его ноги под коленями и разводят шире. Оливер пытается свести колени, отодвинуться, но добивается только звона натянутых цепей и очередной несходящей, показательно-дружелюбной усмешки Слэйда. - Тише. - снисходит до диалога ублюдок, касаясь губами левой коленной чашечки Олли. - Я не хотел бы случайно сделать тебе больно. Будь хорошим мальчиком, лежи смирно, мы немного развлечемся и никто не пострадает. По крайней мере, не сегодня. Когда упругий мокрый язык на пару с чувственными губами всерьез принимаются за его беззащитное колено, Оливер снова пытается отодвинуться, но Слэйд такой же непомерно сильный, как и осторожный. Удерживает на месте, как капкан. Попытка освободиться терпит очередное фиаско. На глазах Оливера выступают слезы от злости и собственной беспомощности. Последние крупицы самоконтроля летят к чертям. Оливер кричит и дергается, будто его безжалостно режут. Паника - не то состояние, в котором есть место рациональному мышлению. Рациональное мышление подсказало бы Оливеру, что Слэйд сверху, усердно вылизывающий его колено, большая роскошная постель и отсутствие на Оливере одежды, - куда лучше, чем Слэйд, жмущий руку его сестре, подставляющий щеку под поцелуи матери, разгуливающий по семейному особняку Куинов и рассуждающий об искусстве. Но Оливер сейчас не способен на рациональное мышление. Он дрожит, всхлипывает и задыхается, пока язык медленно Слэйда, выводя узоры, неотвратимо ползет вверх по внутренней стороне его бедра. - Видел бы ты себя сейчас. - торжествует Уилсон, оторвавшись, чтобы посмотреть в его мокрое от слез лицо. Оливер готов поклясться, он не хочет плакать, соленые слезы сами текут по щекам, касаются уголков рта, ощущаются привкусом поражения на языке. Давно такого не было. Слэйд несколько раз целует его в живот, прежде чем продолжить. - Напоминает нашу первую встречу. Расслабься, Олли. Папочка не сделает плохо. Обещание милости из этих хищных губ Оливера ничуть не успокаивает. Он обмякает на кровати не поэтому. Он не спал больше суток, пережил значительный стресс, очнувшись без одежды под невменяемым убийцей, и чертовски устал от всего. Ему уже всё равно, что Слэйд, заметив эту перемену, шепчет что-то одобрительное. Лишь бы этот кошмар поскорее подошел к концу. Капюшон не станет заявляться в полицию и подавать заявление об изнасиловании. Он вставит в подонка целый колчан, если понадобится. Прикончит Слэйда, чего бы ему это ни стоило. Оливер не сразу осознает, что протяжный стон удовольствия, разнесшийся по спальне и утонувший в барельефах стен, - его собственный. Он снова недооценил противника. Если вообще возможно дооценить Слэйда в его извращенных понятиях о мести. Оливер снова ерзает, слышит собственное слишком шумное дыхание, из раза в раз прерывающееся стонами, и ненавидит, ненавидит, ненавидит. Мастерски изображать бревно не выходит, когда влажный язык вторгается туда, где языку совсем не место, - в тесную ложбинку под яйцами, извивается и вибрирует внутри, задевая такие чувственные точки, о существовании которых Оливер до этого момента знал лишь в теории. Оливер задушенно скулит и судорожно впивается пальцами в оковы, когда плотный язык проникает в него до упора. Он больше не способен терпеть. Он готов пасть в собственных глазах ещё ниже, пусть только это кончится прямо сейчас. - Нет! Прекрати! Пожалуйста, хватит! Слэйду приходится оторваться от него, чтобы ответить. Грязный подонок сыто улыбается, рассматривая возбужденный член Оливера. - Ты умоляешь меня? - Да. - Мне это нравится. Продолжай, парень. Оливер совершенно теряется во времени. Ему кажется, будто он попал в замкнутую и поставленную на бесконечный повтор жесткую временную петлю. Слэйд истязает его, как сытый хищник, жрущий добычу не ради удовлетворения голода, а ради удовольствия. Трахает умелым языком(и где он только такому научился?), вылизывает яйца круче всех дорогих шлюх, что побывали в постели развязной юной до-островной версии Оливера Куина, отсасывает до темных пятен перед глазами, играя с ним пальцем, заставляет умолять и метаться, доводит до грани, но не дает кончить, оставляет без внимание тяжелый возбужденный член Оливера, упоенно вылизывает заалевшее от засосов колено и, едва возбуждение притупляется достаточно, возвращается к паху Оливера и продолжает чувственную пытку. * * * Оливер Куин резко подхватывается в постели, готовый убивать, но перед лучником нет ни лука, ни стрел, ни цели. Он сидит на постели один в собственной спальне, укрытый пышным одеялом по пояс. Солнечные лучи, проникающие сквозь шторы, сообщают, что обед давно прошел. Оливер у себя дома, проснулся в привычное со времен юности время и был бы спокоен, если бы не едва заметные розовые следы от наручников на запястьях. Он отодвигает одеяло. На левом колене обнаруживаются яркие засосы, значительно похожие на синяки. Когда он подымается, его сковывает противное ноющее чувство между ягодиц. Оливер, стараясь не делать резких движений, добирается до столика, выпивает оставленный ему стакан минералки, находит среди груды деловых бумаг свой мобильник и делает звонок. Трубку берут на первом гудке. - Фелисити. Отмени все встречи на сегодня. Вчера кое-кого выслеживал, трос оборвался, неудачно упал с крыши. Ушиб поясницы. Нет, помощь не требуется. Мне надо отдохнуть, пару дней побуду дома. Ничего удивительного, решил прислушаться к твоему совету.