Военная хитрость

Взгляд, конечно, очень варварский, - но верный. (с) Бродский        Могущественный кхал Дрого плохо владел языком Вестероса, и не слишком серьезные письма для него писал Джорах Мормонт, чью руку сразу распознавали вестеросские корреспонденты кхала, готовясь к добрым новостям и хорошим историям. «Друг Роберт! – гласило давнее письмо, которое встретило короля и его десницу после въезда в Королевскую гавань. – Как у вас новеньких разыгрывают? А то мы тут отъехали конины пожарить, а Квото, мой кровный, говорит моей жене, что по нашим обычаям беременная должна съесть сердце жеребца сырым, чтобы ребенок родился здоровым и крепким. Мы все сидим, в усы усмехаемся – а она подошла, взяла и съела. Весь кхаласар потом полдня ходил с глазами по пятаку и только головами мотал. Могу теперь сказать тебе, что звук миллиона колокольчиков образует великолепную степную симфонию. И кстати, жена моя не из дотракийцев, зовут Дейнерис – говорят, ты ее знаешь». - Ну вот что, что теперь делать? – говорил тогда Роберт Эддарду, отсмеявшись и утерев глаза. – «Знаю» я ее. Я всю ее семью «знаю», поубивал бы всех. А теперь как – только подумаешь про них, выползней драконьих, и слышишь звон миллиона колокольчиков, и кхаласар с глазами по пятаку как живой перед тобой встает. Вместо мести и смертоубийства только хохот получается. - Вспоминать про новеньких, что делать, - советовал Эддард. – Меня вот в детстве, пока я спал, за одежду к матрасу пришили, а потом брат как рявкнет над ухом «Проспал!», я так из комнаты с матрасом на спине и выбежал. - А мне отец настоящий меч подарил, когда мне четыре года было, - припомнил Роберт. – Я меч схватил двумя руками, бился с ним, бился, так толком и не поднял. Батя смеялся так, что даже мой прадед Лионель, который был тогда уже туг на ухо, услышал и пришел посмотреть, что творится. - Ну это, небось, и дотракийцы знают, - рассудил Эддард. – Я слыхал, у них на свадьбе невесте, бывает, лук дарят, который она сроду не согнет. Не, давай что интересное придумаем. Скажем, спящего на улицу вынести. - И в ясли к лошадям положить, пусть они его разбудят! – придумал Роберт и тем, сам того не зная, немало досадил Визерису. Важные и серьезные письма кхал писал сам, и Роберт, год спустя получив такое письмо, приготовился разбирать ломаный почерк кхала и расшифровывать его малопонятный язык. «Дурак говорил: продал тебе сестру, - писал кхал. – Дурак говорил: дай мне воинов. В Вейс Дотрак нельзя пролить кровь. Я бил в печень, душил дурак, крутил ему яйца. Говорил: не пролить кровь, так убью. Потом жена говорит: дай мне воинов. Я ей не обещал, никогда не обещал. Я рабыня не покупал, блядь не покупал, я жениться хотел. Дурак говорил: ты купил жену – я бил дурак. Жена говорила так – я горе имел, тоска имел». - Понимаю, что дурак – это Визерис, - говорил Старку король. – Остальное как-то не совсем. - Серьезное дело, похоже, - задумчиво отвечал Старк, крутя письмо кхала и так, и этак. – Видно, Дрого женился на его сестре, а Визерис думает, что продал сестру кхалу, и теперь кхал должен ему войско в оплату. - Он не только дурак, но и скотина, - подвел Роберт промежуточный итог. – Небось, еще сказал это при всех в каком-нибудь их святилище. Кхал правильно сделал, что его избил – надеюсь, до смерти. - Думаю, ты понимаешь, зачем дураку войско, - добавлял Эддард. – Интересно, Дрого понимает? - Надо было все-таки заказать этих змеенышей, - сожалел Роберт, перечитав письмо. – Жалко ж мужика, что они ему мозги за косичку крутят. - Как не жалко, - соглашался Эддард. – Кому приятно думать, что с ним спят из государственных или каких еще шкурных соображений? Меня, помню, боги миловали, как-то все само разрешилось, а Аррен долго мне потом писал, у него не ладилось совсем. - И чем все это кончилось? - напомнил король. – Ну, до такого мы доводить не будем. Давай-ка введем его в курс дела. Я быстро совет какой дам, а ты напиши толком, ты у нас беспристрастный.        Кхал Дрого читал на языке Вестероса получше, чем писал, а потому ответы на все свои послания прочитывал сам. Но над длинным свитком, полученным от Старка, Дрого морщил брови так долго, что у него чуть не заболела голова, и к кхалу был затребован его обычный толмач Джорах Мормонт. - Отсюда читай, - приказал Дрого по-дотракийски, ткнув пальцем в середину свитка. Мормонт увидел внизу печать с лютоволком и поморщился. - Не любишь Старка? – спросил кхал, который и на родном языке был немногословен. – Почему? - Он забрал у меня все, что я любил, из-за нескольких заеденных блохами браконьеров и своей драгоценной чести, — с горечью ответил сэр Джорах. - Ты убил их? – с некоторым сочувствием спросил кхал. - В рабство продал, - признал Мормонт. - У вас можно в рабство продавать? – поинтересовался кхал, и Мормонт помотал головой. – Тогда дурак. Зачем? - Из-за женщины, - сделал вывод кхал из молчания Джораха и слегка усмехнулся в усы, но Мормонт продолжал сердито молчать. - «Не слушать баб, которые вечно тянут нас в какой-то блудняк», - процитировал кхал на вестеросском языке запомнившуюся ему строчку из дошедшего и до Эссоса завещания Роберта, и Мормонт от неожиданности подавился смехом. – Отсюда читай. «Рейгар был благородным человеком и отважным рыцарем, - прочитал кхалу Мормонт, на ходу кое-как переводя на дотракийский. – Но он не годился в короли. Будь он простым рыцарем, он мог бы отсидеться от безумств Эйриса в своем замке, соблюдая в чистоте свою честь и справедливо правя своим уделом. Но он был принцем, и не замечать несправедливостей короля не имел права». - «Был хорошим рыцарем, но плохим королем», - повторил Дрого. – Хорошо сказал. Старк умный. Читай далее. - Что он неправильно написал? – спросил кхал, когда Мормонт дочитал рассказ Старка, закончившийся падением династии Таргариенов и гибелью семьи Рейгара, и сэр Джорах был вынужден признать, что Старк написал обо всем прямо и верно, не очерняя врагов и не обеляя друзей. - Старк справедлив, - подытожил кхал. – Буду с женой говорить, а потом дам ей читать. А ты пока пиши. Джорах Мормонт взял бумагу и перо, собираясь записывать ответ кхала Эддарду Старку, но записывать ему пришлось другое. - Пиши, - велел кхал. – «Справедливый и милостивый лорд Старк! Я, Джорах Мормонт, признаю, что нарушил законы Севера по глупости и из-за несчастной любви, и уповаю на ваше милосердие...» - Пиши-пиши, - подбодрил кхал, увидев, что Мормонт нахмурился, и слегка пригнул его бычью шею к бумаге своей могучей рукой. – Старк могуч и милостив, он простит. А жена моя, как расскажу ей, что ты раньше на Вариса работал, не простит. Она молода и не знает цену прощения. Как допишешь, дай мне, я за тебя перед Старком походатайствую. Напишу, что ты хороший, но слабохарактерный.        Кхал Дрого изучал язык Вестероса без какой-либо системы, нахватываясь слов то тут, то там. Часть его словаря была поэтому необычной для грозного воина: после того, как кхал по совету друга Роберта выделил молодой жене три тысячи воинов и предложил ими покомандовать, не завоеваний ради, а во имя торжества благородства и справедливости, Дейнерис увлеклась новой затеей со всем пылом юности, и младенец Рейго порой часами напрасно звал свою мать. - Почему кричит? – строго спрашивал кхал, заходя в шатер жены, ибо глотка у Рейго была уже здоровая. – Что не так? - Не вели казнить! – кидались в ноги кхалу служанки-дотракийки, а Дореа, более наглая служанка из Вольных городов, сообщала суровому кхалу, что его сын просит сиську. - Вестеросский язык? – спрашивал Дрого. – «Сиську просит». Так и скажу. - Мормонт! – окликал Дрого в другой день своего неофициального толмача. – Как в Вестеросе называют человека, что интересуется девочками, которыми еще рано интересоваться? Мормонт проглатывал опасную для жизни шутку, что такого человека называют кхал, потому что и сам был грешноват и, будучи куда старше Дрого, посматривал в сторону четырнадцатилетней жены кхала и ее молоденьких служаночек. Мормонт думал, чесал бороду и лысую голову и наконец вспоминал нужное слово. Нужное слово кхал сразу пускал в дело, выловив своего непутевого шурина Визериса. Мудрый Старк убедил кхала, что войско сильно настолько, насколько сильна самая слабая его часть, и кхал занялся боевой подготовкой шурина, а заодно и его моральным обликом, расспросив об оном жену, а через друга Роберта – еще и королевского пленника Иллирио. - Мэрзавэц, - с чувством говорил кхал, возвышаясь над уже умотавшимся к полудню Визерисом. – Педофил. Маленькая сестра трахнуть хотел. Тебе надо письку отрэзать. А потом хуй. Визерис пытался возражать, чувствуя, что ситуация серьезная, но могучий кхал несколько раз встряхивал его за шиворот и переходил к лекции о международном положении. - Роберт друг, - говорил кхал. – Роберт великий рыцарь. Он будет делать великая война за весь мир, бить ледяной людь. Ты не можешь в кулаки, ты не можешь в мечи. Ты говно. Стыдно. - Я дракон, - немного нерешительно возражал Визерис. - Ты гандон, - урезонивал шурина кхал, еще не догадавшись о том, что Дореа, служанка его жены, раньше была проституткой, а потому не все узнанные от нее слова являются пристойными и необидными. – Буду жечь большой костер. Буду сажать тебя в костер на яйца. Если ты дракон, не повредит. Визерис взглядывал в глаза кхала, смотревшие на него со звериной серьезностью, и в страхе пускался наутек, вскочив на своего коня. - Ай, ай! – кричал кхал ему вслед, припоминая подходящие вестеросские слова. – Хорошо скакай! - Кохолло! – окликал Дрого своего кровного, когда Визерис удалялся от него на четверть мили. – Как еще столько отъедет, скачи за ним. Видишь, как гонит, а ты говорил, лентяй. Догонишь, дашь ему тупой аракх, потом скажешь: возвращайся, костер разводим – он будет храбро сражаться. - Ранить его по-прежнему нельзя? – недовольно спрашивал Кохолло. - Нет, - слегка усмехался Дрого. – Будет раненый валяться, лечиться, лениться. Только-только на человека стал походить.        Жизнь постоянно ставила перед кхалом задачи, превышающие его вокабуляр, и его письма к королю Роберту по-прежнему выглядели экзотически, хотя и прибавили во вразумительности. «Друг Роберт, - писал кхал. – Дать жене армия не вышло хорошо. Говорила: твой армия мародер, насильник. Отвечал: дели сама хабар на три тыщи, заебись. Говорила: в городах рабство, рабство плохое. Отвечал: бери свой армия, иди приступ. Думал, понимал: не умеем приступ, учиться. Догонял, ругал, потому что пошла. Имею кхаласар беглый рабы, рабы получал письмо от моя жена, кхал дает свободу. Сам получал письмо из городах: смутьян, не давать провиант. Рабы запахал степь, рабы говорил: сами растить, помогать кхаласар. Бляди не хотел работать, тоже хотел помогать. Скандал. Я говорил жена: хватит, ты еще Безупречный писька обратно пришей. Отвечала: какой Безупречный? Выходило: делать ничего, идти пришивать писька». Иногда Дрого все же сдавался и призывал Мормонта, пока тот не уехал в Вестерос повидать семью, и с помощью Мормонта письма выходили более гладкими. «Друг Роберт, - писал кхал. – Будешь во второй раз жениться, бери все же немного постарше. У меня теперь два ребенка, Рейго и Дени. Рейго ходить начал, кто остановится напротив шатра – он подковыляет, подпрыгнет, цап за стремя. Всадник тронется, Рейго прыгает за ним, летит, смеется, я всаднику кричу: «Балда! Стой, парня верни!» Знак придумать надо, чтобы у шатра не останавливались». - Знак это толково, - говорил Роберт Старку. – У дотракийцев теперь будет, а у нас что? Понавяжут своих кобыл где не то, позасрут все. Нед, займись. «Дени солдат воспитывает, - читал дальше Роберт, - всех их благородными рыцарями хочет сделать. Солдаты над ней смеются, она мне жалуется. «Что, говорю, все три тысячи наказать? Разбирайся сама, тебя уважать должны. Не за красивые слова, а за доблесть». Черт меня за язык дернул, через неделю она снова на солдат разобиделась, я в степи был, ко мне скачут: кхал, твоя жена сама себя сожгла! Я прискакал, чуть коня не загнал: волосы на ней сгорели, одежда на ней сгорела, как сама цела осталась – одни боги знают. И ползают по ней какие-то ящерицы с крылышками – чем их хоть кормить теперь?» - Визерисом можно, - ворчал Роберт, складывая письмо. – Порезать только его помельче. Нед, ты Дрого про первого Эйгона писал? - Я только про Эйриса писал и про войну, - отвечал Старк. – Надо, действительно, посмотреть где, чем драконов кормят. Хорошо, что они в надежные руки попали. - Девственницами их кормят, - начинал веселиться король. – Боюсь, в кхаласаре-то подохнут зверушки. Дрого, впрочем, скоро выяснил, чем кормят драконов, и быстро подрастающие ящеры стали почти членами семьи. Дейнерис драконы любили, и любовь была взаимной. Рейго тоже любил драконов и частенько таскал их за хвост, что драконы переносили стоически, чувствуя, что с ребенка взять нечего, и отыгрываясь на Визерисе. - Ай-ай! – приговаривал кхал, сидя у своего шатра и практикуя на шурине вестеросский язык. – Наездник на драконе! Нет – дракон на наезднике! - Снимите их с меня! – орал Визерис, извиваясь всем телом и тщетно пытаясь избавиться от ползущего по его спине тезки Визериона. – Что им от меня нужно?! - Ты дракон, - ухмылялся кхал. – Дай им сиську.