Цветы синего лотоса

☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼ ☼

       Чанёль глубоко вздохнул и поджал губы: он уже написал отчёт и краткую докладную по сегодняшней операции, а Бэкхён, всегда успевающий раньше его, медленно водил ручкой по бумаге и изредка вытирал испарину со лба. Чанёль прищурился, рассматривая Бэкхёна, анализируя.        Он знал, что анализировать родных и близких очень сложно, когда привыкаешь и притираешься, многое ускользает от взгляда, укрывается, и вычислить, что же не так во всём происходящем и характере, кажется нереальным, но Чанёль не зря был одним из лучших детективов на протяжении семи лет.        В позе Бэкхёна сквозила напряжённость, будто ему было дискомфортно находиться здесь или что-то его беспокоило. Испарина на лбу выступала с завидной регулярностью, даже ручка в длинных пальцах подрагивала, и Бэкхён делал пометки непривычно кривыми буквами, хмурил брови, сосредотачиваясь на письме, и поджимал губы. — Ты закончил? — спросил Чанёль у откинувшегося на спинку кресла Бэкхёна. — Да. — Давай сдам твои и свои документы, — Чанёль смахнул со стола отчёт Бэкхёна, всмотрелся в пляшущие строки и нахмурился, отмечая бледность напарника. — Кофе? — Не откажусь, спасибо.        Бэкхён прикрыл глаза и стиснул зубы так, что заиграли желваки. Чанёль напоследок оглянулся и скрылся за дверью, размышляя над событиями сегодняшнего дня. Да, перестрелка вышла совершенно неожиданной, но благодаря Бэкхёну обошлось без жертв и ранений. Чанёль свёл брови к переносице. Неужели этот засранец поймал пулю и промолчал?        Крови на рубашке не было, за это Чанёль ручался и мог голову дать на отсечение. А вот получив ушиб от попавшей в бронежилет пули, Бэкхён мог и промолчать. С него станется. Упрямый и гордый. Чанёль рассеянно поздоровался с начальством и положил отчёты на стол. — Ты что такой взъерошенный? — поинтересовался Минсок, пробегая глазами по отчётам, и удовлетворённо кивнул. — Да ничего такого. — Угу, охотно верю, да, — Минсок приподнял бровь и кивком головы указал на кресло.        Чанёль не мог не подчиниться не только потому, что Минсок был их начальником, выше по званию и положению, но и потому, что доверял ему свою шкуру, ведь начинали они вместе. А человеку, прикрывающему твою спину, либо доверяешь жизнь, либо никогда больше не поворачиваешься спиной. — Идиоты. — Почему? — поднял глаза Чанёль, пытаясь вникнуть в смысл сказанного. — В отчёте накосячили? — Да нет, просто достали, — вздохнул Минсок, откидываясь в кресле и скрещивая руки на груди. — Вы сколько будете мучить друг друга и ходить вокруг да около? — Не понимаю. — Господи, — Минсок потёр лицо руками и сложил их на столе, перенося вес. — То, что от вашего нереализованного желания вокруг всё искрит, даже у руководителя следственного комитета До Кёнсу при вашем появлении любимые фикусы вянут, ни о чём не говорит? — Какого желания? Не понимаю… — Бесите. На пару, — отчеканил Минсок, прикрывая глаза. — Ты его спину видел вообще?        Чанёль открыл рот, чтобы в очередной раз ляпнуть «не понимаю» и застыл. Он давно не видел спину Бэкхёна, хотя после смены душевую Бэкхён никогда не пропускал. Он был чистоплотным и придирчиво относился ко всем скверно пахнущим людям, выискивая причины столь странного нежелания следить за собой.        Он задумался, перебирая в памяти, когда в последний раз они были в душевой вместе, и понял, что минимум три месяца назад. Но причём здесь спина Бэкхёна? Денёк выдался непростым, и Чанёль соображал к ночи совсем туго, но так и не понял, к чему ведёт начальник. Он потёр глаза, борясь с накатывающей дремотой, и поднял непонимающий взгляд на Минсока. — И это один из лучших полицейских, — вздохнул Минсок. — Посмотри на его спину, сам поймёшь. А сейчас скройся, сил моих нет.        Чанёль пожал плечами и поднялся с кресла. Минсок или говорил загадками, или уставший мозг Чанёля не работал напрочь. Он направился в кабинет, когда вспомнил, что обещал Бэкхёну кофе, пришлось возвращаться к автомату и выбирать из десятка баночек самую подходящую к концу смены и состоянию.        Мысли о спине Бэкхёна заполонили сознание, что с ней было не так, что Минсок так настоятельно спрашивал? Неужели Бэкхён влюбился безответно и на его спине появились цветы? Чанёль знал, что чем безответнее любовь, тем крупнее бутоны. Спустя время раскрывшиеся цветы убивали владельца от боли либо полностью исчезали, когда на любовь отвечали взаимностью.        Надо бы бить тревогу, но у Чанёля взыграло природное любопытство, без которого он бы вряд ли стал полицейским. Какого именно цветка бутоны? Сколько их? Какого они цвета и размера? Последний пункт озадачивал особенно, ведь от этого зависело многое: как давно Бэкхён влюблён в свою вторую половинку, и главное — сколько времени в запасе?        Чанёль закусил губу, ощущая тонкий укол ревности. Неужели он не думал, что такой привлекательный парень, как Бэкхён может быть один? Да ещё и не может влюбиться безответно? Конечно, думал, они же взрослые люди, а не подростки какие-нибудь. У каждого своя личная жизнь, которую, тем не менее, могли обсудить за бутылочкой пива, не называя имён и мест.        Хотя последнее время Бэкхён не говорил ни о чём, лишь отнекивался, ссылаясь на усталость и желание попросту поспать после смены, а не тащиться на другой конец города, чтобы покувыркаться. Да, полезно для здоровья, да, необходимая разрядка, но сил не было. «Старею!», — смеялся Бэкхён, и на этом обсуждение его личной жизни сходило на нет. Чанёль не перечил, мало ли, вдруг на самом деле у Бэкхёна всё серьёзно и он не хочет сглазить? Либо же элементарно не было времени крутить шуры-муры.        Но раз Минсок несколько раз сказал о спине Бэкхёна, значит, что-то не так. Значит, он видел, он знает что-то, только Чанёль не в курсе. Даже обидно. И совсем чуточку ревниво, Бэкхён слишком привлекательный и классный. Повезло его девушке заполучить такого завидного мужчину.        Вопрос лишь в том, как заставить Бэкхёна раздеться. В голове вспыхнула идея, и Чанёль плотоядно ухмыльнулся, он преступников колет, как орехи, неужели напарника не расколет?! Или всё или ничего. Или он узнает правду любым способом, или же он не Пак Чанёль. — Твой кофе.        Чанёль поставил баночку на стол перед Бэкхёном и усмехнулся, видя, как вздрогнул задремавший Бэкхён. Он потянулся за кофе, открыл баночку с характерным шипением и чпоком и припал к напитку, закрывая глаза. Чанёль же отставил свой кофе, вглядываясь в Бэкхёна и раздумывая, как лучше раздеть напарника, чтобы убедиться в словах Минсока. — Ты такой напряжённый, — вздохнул Чанёль, заходя Бэкхёну за спину. — Давай я помассирую.        Но лишь только пальцы Чанёля легли Бэкхёну на плечи, он дёрнулся, обливаясь кофе и шипя сквозь зубы. Чанёль и не думал отпускать почти попавшуюся на крючок рыбку, сжал пальцы на плечах, чуть отводя большие ниже. Бэкхён с размаху всадил бы локтём в пах, но Чанёль ожидал чего-то подобного, потому локоть прошёл вскользь по бедру, ничего особо не задев. — Показывай, что там у тебя, — сказал Чанёль, удерживая Бэкхёна на месте, но тот крутился ужом, словно Чанёль попал по болевой точке. — Всё у меня в порядке, — прошипел Бэкхён, высвобождаясь из захвата. — Бэкхён! — Немного зацепило, рёбра целы, отвечаю. — Показывай!        Бэкхён сник, опуская голову. Таким напарника Чанёль видел впервые, но любопытство было слишком сильно, и он не заметил этой странности, лишь краем сознания отметив непривычное согласие. Пока Бэкхён расправлялся с пуговицами рубашки, Чанёль стоял, сложив руки на груди. — Твою налево, Бэкхён!        Чанёль сначала оценил багровый след на груди и боку, кровавым цветком раскрывающийся на коже. Теперь понятна стала реакция и вся напряжённость, с которой Бэкхён двигался после задержания, во время допроса и написания отчёта. — Успокоился? — Со спиной что? — А что у меня со спиной? — зло выплюнул Бэкхён, запахивая рубашку. — Нормально у меня всё. — Бэкхён, — рыкнул Чанёль.        От такого тона обычно кололись все задержанные, выкладывая грешки, раскрывая свою жизнь. Мало кто знал, что злой полицейский на самом деле не он, а дотошный и вдумчивый Бэкхён, который молча анализировал или задавал странные, несвязанные со следствием вопросы типа: «Какой пирог вы любите? Закрытый или открытый?», а потом делал выводы и указывал на истинного преступника. Сейчас же Бэкхён опустил плечи, кривя губы. — Да катись ты, — фыркнул Бэкхён, разворачиваясь к нему спиной и сбрасывая рубашку с плеч. — Теперь доволен?        Чанёль застыл, забывая, как дышать. И не разворот плеч, который не был так заметен, когда Бэкхён был в форме, не небольшие ямочки на пояснице, не впадина позвоночника, словно продавленная пальцем невидимого скульптора, не неожиданно крепкие мышцы поразили Чанёля. Прекрасные синие лотосы с золотой сердцевиной распустили лепестки, заполоняя почти всю спину.        Лишь правая лопатка, на которой расползался синяк от попавшей в бронежилет пули, был чист. Но к ней крался тонкий, словно острие ножа, бутон нераспустившегося лотоса. Последняя стадия безответной влюблённости, пожирающая, невыносимая боль должна была свалить Бэкхёна на больничную койку, а он умудрялся не только стоять перед ним, но и проводить задержания и допросы. — Господи, — прошептал Чанёль, прикрывая ладонью рот. — Ложись, я намажу синяки. — Есть ли смысл? — усмехнулся Бэкхён, оборачиваясь. — День-второй и мне конец. Важен ли синяк. — Ложись.        Сердце Чанёля разрывалось от боли, но разве она была той, что поедала Бэкхёна столько времени? А он молчал, не признавался, молча работал, изматывая себя. Молодец, ничего не скажешь. Да и Чанёль хорош. Напарник и друг называется. Не заметил, не узнал, не помог. Бэкхён лёг на диван в кабинете и замер. Чанёль подошёл ближе, разогревая тюбик с мазью в руках. — Не думал, что всё так. Как её зовут? — С чего ты взял, что это она?        Чанёль запнулся, не зная, что ответить. Он знал, что Бэкхён би, но не думал, что он может влюбиться в парня. Почему-то думал вот так по-дурацки, отбрасывая варианты и возможности. Почему-то мысль, что парень нужен Бэкхёну чисто для удовлетворения сексуальных потребностей не давала покоя. Казалось, что он может влюбиться только в девушку. А теперь выходит, что в парня. Прав Минсок, никудышный он полицейский.        Повисшая в комнате тишина нарушалась лишь внешним шумом офиса, криками вырывающихся задержанных и сотней звонков. Не скажешь даже, что на дворе поздняя ночь, норовящая перерасти в раннее утро. Чанёль думал о своей чистой спине и, разглядывая цветочное великолепие на спине Бэкхёна, не понимал, почему Бэкхён молчал.        Он умный, привлекательный, талантливый полицейский, он за пояс заткнёт половину их отдела по раскрываемости и закрытию дел, на соревнованиях по отжиманию победил, лучший в обороне, разве что вся стена грамотами не увешана, как у Чанёля. Но Бэкхён слишком скромный, грамоты кучкуются в нижнем ящике стола вместе с наградами. Он душа компании и в то же время надёжный друг. Неужели он может не понравиться и не получить взаимность? — Ты говорил ему? — Нет, — покачал головой Бэкхён. — Мазать будешь? — Почему?! — игнорируя вопрос о мази, спросил Чанёль. — А если он не против быть с тобой? Ты совсем сдурел? Ты же умрёшь!        Бэкхён отвернулся к стене и протяжно выдохнул. Внутри Чанёля клокотало негодование, непонимание и неприятие. Как можно быть таким глупым? И как тот, в кого влюблён Бэкхён, может быть так слеп? Идиот! Оба идиоты! Терпеть невероятную боль, которая преследовала его, — а ведь половина заполнения цветами спины многих укладывала под капельницы с опиатами, — ходить на работу и не желать признаться объекту любви, подходя к краю каждую минуту.        Чанёль выдавил мазь на пальцы и коснулся багряной кляксы на спине, медленно втирая мазь. Он хотел придушить Бэкхёна за его глупое решение, он не понимал, почему он так безалаберно относится к своей жизни, почему ему плевать, почему он не бьётся за свою жизнь и любовь? Это так не похоже на Бэкхёна.        Увлёкшись, Чанёль дотронулся к одному из раскрывшихся лотосов, обвёл край лепестка, повторил абрис второго, проследил пальцем каждый и осторожно тронул серединку. Такая красота, неописуемая, цветы выглядели живыми, казалось, даже пыльца на пальцах останется. Красота, но смертельная красота.        Чанёль отнял пальцы от завораживающего рисунка и выдавил ещё мази, а Бэкхён простонал и выгнулся вслед за пальцами Чанёля, стараясь продлить прикосновение. Чанёль замер, ошарашено глядя на прогнувшегося в спине Бэкхёна, и вновь повторил рисунок цветка, вызывая новый хриплый стон Бэкхёна. Медленно, слишком медленно для хорошего полицейского, которым он считался, мозаика стала складываться. — Нет. Не может быть, — голос предательски сорвался, горло перекрыло несглатываемым комком понимания. Чанёль прикрыл глаза, борясь с накатившей слабостью. — Прости. Почему ты не… Бэкхён… прости меня.        Бэкхён будто не слышал его, получая удовольствие от прикосновений к цветам. Возможно, в эти моменты боль отступала, даря наслаждение, Чанёль не задумывался, он молча водил пальцами по спине, повторял контуры красивых синих цветов, надавливал подушечками пальцев на серединки и пытался дышать. Как Бэкхён вообще терпел эту боль?        Хриплые стоны Бэкхёна туманили разум, и Чанёль не мог остановиться, мысли выветрились из головы, он бездумно прослеживал кончиками пальцев цветки лотоса, впитывал кожей вздохи закусившего губы Бэкхёна и никак не мог оторваться от бархатистой кожи под пальцами, пока не понял, что они до сих пор в своём кабинете.        Он спешно поднялся, закрывая дверь и опуская жалюзи на стеклянных стенах. Бэкхён не шевелился, лишь грудная клетка рвано поднималась. Сердце Чанёля выстукивало совершенно непонятный ритм, то ускоряя, то замедляя бег, словно танцевало только одному ему известный танец.        Чанёль вновь положил руку на спину всхлипнувшего Бэкхёна, неспешно второй коснулся всех золотых серединок, будто широкими мазками собирая пыльцу, пока Бэкхён изгибался под пальцами, кусая губы. До безумия хотелось поцеловать искусанные губы, но подарить хоть кратковременное облегчение прикосновением казалось более правильным.        Возбуждение навалилось на Чанёля с неожиданной силой, но на себя ему сейчас было плевать — в его руках бился совершенно новый Бэкхён, открытый, беззащитный. И пусть в отличие от всех предыдущих партнёров он был практически одет, лишь рубашка свисала с предплечий, лишь спина была обнажена, но то, что творилось сейчас в кабинете, было куда интимнее и сексуальнее, чем всё, что делал Чанёль прежде.        Чанёль представлял, какие губы Бэкхёна на ощупь, какой на вкус он сам, он гладил и гладил прекрасные, но боль дарящие цветы, до умопомрачения, представляя, как ласкает Бэкхёна по-настоящему, вылизывая ключицы, целуя всюду, куда может дотянуться, даря долгожданное наслаждение. Не понимая, как жил прежде, как мог сидеть в одном кабинете с Бэкхёном и не замечать, какой он нереальный на самом деле. — Какой же ты красивый, — шёпотом произнёс Чанёль, прикусывая кончик языка, когда Бэкхён дёрнулся навстречу его рукам сильнее обычного.        Чанёль тоже дышал неровно и рвано, вторя дыханию Бэкхёна, восхищённо прослеживая цветы и вздыхая на очередном, полном наслаждения, стоне Бэкхёна, комкающего обивку дивана одной рукой, и другой — вцепившись в бедро Чанёля, сжимая его всё сильнее, когда движения Чанёля становились более активными.        Желание было таким сильным, как никогда прежде. Чанёль понимал, что ласкает сейчас своего друга, напарника, человека, прикрывающего его спину, того, кому он доверяет. Хотя Бэкхён и не посмел довериться ему, признаться во влюблённости, Чанёль злился только на себя, что не увидел, не заметил. А если бы не Минсок, уже в который раз намекающий ему, чем бы всё могло закончиться? Об этом он старался не думать. — Как же я хочу тебя, — прошептал Чанёль, поглаживая влажную от пота спину Бэкхёна.        Бэкхён дрожал в его руках, почти не переставая, его била то мелкая, то крупная дрожь, запах Бэкхёна усилился от жара, плещущегося под кожей, и Чанёль судорожно вдыхал аромат дорогого парфюма, терпкой сладостью расплывающийся по языку. По изрезанной узорами коже ползли мурашки, цветы под ладонями словно пульсировали, отдавались диким биением в подушечки пальцев.        Склонившись над спиной Бэкхёна, Чанёль облизнул губы, увлажняя их слюной, и осторожно коснулся губами не покрытого мазью крупного цветка лотоса в том месте, где билось сердце. Бэкхён задрожал в его руках, протяжно, со стоном выдыхая сквозь приоткрытые губы, а Чанёля обдало жаром происходящего, ему хотелось большего, но он кусал щёку изнутри, понимая, что пока не заслужил. — Прости меня, — тенью шёпота, одним дыханием.        Чанёль ещё долго согревал дыханием покрытую мурашками спину Бэкхёна, поглаживал совсем легко, потому что Бэкхён мучительно долго сотрясался в посторгазменных судорогах, закрыв глаза и больше не прокусывая губы. Он блаженно улыбался, засыпая. Наплевав, на липкое от семени бельё, на всё вокруг. Впервые забываясь сном без боли.        Произошедшее казалось таким фантастическим, ненастоящим будто, не могло же быть, так, но оно было. И Чанёль наконец-то сглотнул комок в горле, ощущая дичайшую сухость во рту. Возбуждение давало о себе знать, но он не смел оторвать ладони от спины Бэкхёна, но всё же потянул рубашку выше, прикрывая обнажённую кожу.        Чанёль с ужасом замер, когда увидел, как медленно растёт, ползёт по коже и распускается цветок синего лотоса на правой лопатке. Он закусил губу, борясь с накатывающим чувством паники. Но цветок замер, не раскрывшись до конца, он остановился, приоткрыв лепестки, но золотая сердцевинка оказалась ещё скрыта синими лепестками, даруя надежду.