Ложь

А потом наступил чудесный день свадьбы. Фальшивый в своей праздничности, как и все, что меня окружало последние годы. Годы!.. Годы прошли с тех пор, как Готел оказалась заперта в башне. Годы прошли с тех пор, как я встретила Стефана. Годы прошли с тех пор, как моя жизнь стала одной сплошной ложью. Белое платье, в которое меня нарядили, словно куклу, в день, который, как печать, поставил на моей жизнь необратимое клеймо лжи и обмана. Прекрасная, словно белый день, красивая и радостная, я улыбалась, выдавая слезы осознания крушения моих надежд и мечтаний за слезы радости. В голову впивались острые зубья украшенного камнями гребешка, грудь сдавливали косточки корсета: жесткого, твердого, вынуждавшего ровнее держать спину. Фальшивое платье, украшенное сотней блесток, чтобы воссоздать то, в котором я собиралась сбежать из башни, чтобы попасть на бал — тот самый, первый; искусно замаскированные под свои обрезанные волосы, чтобы никто не догадался, что прекрасная длинноволосая невеста так глупо их лишилась. Фальшь, сплошная фальшь, но люди вокруг были искренне счастливы видеть это представление. И я выглядела великолепно. Совершенно, как совершенные в своей красоте куклы, которыми матушка наполняла отсутствие меня эти годы. Столько лет ей были недоступны радости играть со своей принцессой, обряжая ее в богатые платья и побрякушки. Теперь она с диким воодушевлением принялась за дело, позабыв, что я давно уже не ребенок. Словно сумасшедшая, она тратит дни и ночи на кройку и шитье нарядов, которые мне не нужны, тратит зрение и искалывает пальцы в кровь, создавая то, что я оставляю гнить невынутым в сундуках, присланных ею на очередной праздник, которым люди вокруг словно пытаются смыть боль, накопленную годами. Нет, поначалу мы были безгранично счастливы вновь обрести друг друга, но как же быстро ускользнул этот момент! Чужие, по сути, друг другу, мы пытались принять наши характеры, но все было тщетно, и пусть я безмерно уважаю ее как свою кровную мать, все равно не могу подпустить эту незнакомую женщину достаточно близко. Проклятая ведьма оказалась мне роднее… Мне, воспитанной с одним знанием: строгая, холодная и порой жестокая Готел принимает меня, как свою собственную дочь. И та ее фраза о том, что, будь король Вильгельм ее мужем, я была бы ей родной… Каждый раз навещая королеву, свою настоящую мать, целуя ее мягкие руки, я вспоминаю эти слова, и сердце горестно сжимается при мысли о том, как она там, совсем одна, в этой башне… Отец… Милый, добрый отец, смыслом своей жизни видевший найти меня снова. Какой чудесный образ, какая удачная причина так бессмысленно и жестоко грабить и разрушать соседнее королевство, которое ничуть не богаче твоего собственного. Я вырезал целую семью — думал, что они скрывают сведения о тебе. Я отнял у людей их запасы еды, считая, что, раз они повинны в твоем хищении, значит, и их дети должны страдать от голода… Добрая улыбка, душещипательные речи… О, отец, политика в самом деле твой конек. Король Фредерик, старый обманщик, стоит отдать вам должное, цели вашего обмана, во всяком случае, более благородны и оправдывают средства. Простить многолетнюю вражду и женить сына на дочери врага, а после на накопленное им грязными путями богатство, отданное мне в приданое, восстанавливать разрушенное собственное царство. Тянуть деньги, тянуть ресурсы и ненавидеть меня, ставшую причиной и решением межгосударственных распрей. Ненавидеть и не скрывать этого, зная, что я никогда не смогу уйти от Стефана, однажды так беспечно согласившись стать ему женой. Стефан. Прекрасный принц из давно и до мелочей придуманной мной сказки. Которая оказалась ложью. Фальшивый принц с жестоким, холодным сердцем. Так нежно любящий своих сестер… и брата. Чертов извращенец, заглядывающийся на ребенка с плотоядной жаждой зверя, выжидающий, когда младший принц станет достаточно взрослым, а сам Стефан, наконец, королем. Королю не отказывают, и все, что останется бедному дитя, лишь молчать и сносить этот позор, как делаю это я, неспособная зачать жена, которую благородный принц только из доброты не променяет на новую, что сумеет родить ему сына. Кто из подданных поверит в то, что их любимый Стефан не такой, каким кажется, что проводит ночи не в постели супруги, а в крепких мужских объятьях? А младший принц… Ему остается только посочувствовать. Возможно мы подружимся, сплоченные общим горем, но как смею я мечтать о таком, зная, на что обречен несчастный мальчик? Друзья… Где они теперь? Свободные от службы Готел, Хьюго и Пенелопа улетели далеко-далеко отсюда на своих мощных драконьих крыльях, уверенные в том, что теперь их Рапунцель счастлива и в безопасности. Хотела бы я суметь выбраться отсюда, спрятавшись вдали от людей и их гнилых лживых душ… А тонкие заячьи косточки я нашла в лабиринтах дворцового сада, где теперь гуляю постоянно, словно стервятник кружась вокруг двери с нарисованной на ней башней. Как ты там, Готел? Жива ли еще, или давным-давно погибла, брошенная и забытая там без еды и воды? Из башни нет выхода, и, попавшая под последствия собственных заклятий, ты не выберешься оттуда никогда… Все забыли о тебе, зная, что больше никогда и никому не сумеешь ты причинить боль и зло. Но я не забыла… Я вспоминаю о тех днях, когда быть отчитанной за не сделанную работу казалось мне страшнейшим кошмаром, и смеюсь, понимая, какой же дурой была. Жить во дворце, словно птица в золотой клетке, ничуть не лучше, чем быть запертой в башне. Но ты хотя бы никогда не лгала мне… Знаешь, я хочу вернуться обратно: тратить дни на рисование, мечты — без столкновений с реальностью, за которую плачу теперь горькими слезами, однажды ослушавшись тебя. Проклятая дверь скрипит на ветру, обветшалая, но с по-прежнему сияющей волшебными бликами нарисованной башней. Я осторожно прикасаюсь к поверхности, видя, как пальцы погружаются сквозь магическую материю, и чувствую, как меня хватают чужие холодные руки. Готел! Она жива!.. Я отдергиваю ладонь, вырываясь из плена чужого захвата, перевожу дыхание — испуганная и счастливая тем, что узнала правду. Слуга смотрит на меня, как на сумасшедшую, когда я приказываю снять дверь и бросить ее в костер. Когда дерево неохотно начинает поддаваться огню, я отсылаю мальчишку прочь, а затем ступаю в центр, проваливаясь сквозь рисунок. Когда мое исчезновение обнаружится, будет уже поздно. Дверь будет уничтожена огнем, а найти замок Готел в лесу невозможно вовсе. Моя прежняя комната встречает меня спертым воздухом и полузадушенным вскриком Готел, отшатывающейся в сторону. — Рапунцель?.. За окнами переливается сверкающей материей заклятие. Я протягиваю к ней пальцы и в этот же момент чувствую, как скользя по волосам, меня касаются руки мачехи. Заклятие больно бьет в ответ, растворяясь в приятной дрожи чужих нежных прикосновений. Я прикрываю глаза и улыбаюсь, понимая, что наконец вернулась домой. Башня меня не отпустит.