вечер

      – Что на этот раз?       Баттерс виновато опустил глаза. Он сцепил руки в замок, пальцы переплелись между собой. Плечи у него были опущены, рот скривился. Он неровно дышал, по телу временами проходила едва заметная дрожь, к которой он успел привыкнуть. Он явно не знал, с чего начать.       – Ну… ничего нового, – выдавил Баттерс.       Кенни поднял одну бровь. МакКормик стоял перед Баттерсом, опёршись на косяк входной двери, ведущей в облезлый, старый, практически развалившийся дом его семьи. Скрестив руки на груди, Кенни вздохнул и отошёл от входа, давая Баттерсу понять, что тот может зайти. На лице Баттерса тут же появилась улыбка – невинная, чистая и настоящая.       Баттерс, хотя и не в первый раз уже был в доме МакКормиков, везде следовал за Кенни. Если Кенни идёт на кухню, на которой теперь появилась хоть какая-то еда (благо отец взялся за ум и пошёл работать, плюс не так давно съехавший Кевин устроился на работу и немного помогал семье деньгами), то и Баттерс идёт за ним. Если Кенни идёт к себе – то и Баттерс тоже. Если Кенни идёт в туалет, то Баттерс тоже готов пойти, но каждый раз, зная невинность Стотча, Кенни предупреждает, куда собирается.       – Хорошо, дружище, – всегда отвечает ему Стотч, после чего садится на его кровать и покорно ждёт возвращения Кенни.       То, что Баттерс довольно часто приходит к Кенни, когда того снова избивают родители, уже не является чем-то непривычным или странным. Родители Кенни в последнее время стали тише воды, не ссорятся и, похоже, наконец-то поняли, что они родители. Карен радуется каждый раз, как видит Баттерса у себя дома. В самом Стотче она видит друга и, кажется, видит всю его невинность, бесконечную доброту и отважное сердце (сбегать от таких родителей, зная наперёд своё наказание, трус бы не стал – так считала Карен) и очень ценит его за это. Кенни, впрочем, тоже на руку присутствие Баттерса: пока тот играет с Карен и одновременно присматривает за ней, МакКормик может заняться своими делами. Например, ещё раз просмотреть свои плейбои. Или позалипать в смартфон.       Казалось бы, этот раз ничем не отличался от других. Однако в один момент кое-что пошло не так, как обычно. И виновницей была Карен.       – Всё, Карен, иди ложись. Завтра проспишь школу, – пробубнил Кенни, лёжа на боку и опираясь на руку, не отводя глаз от экрана смартфона.       – Н-но Кенни, – вступился Баттерс, – наша принцесса всё ещё в замке под замком, и доблестный принц на полпути к её спасению!       – Я – ваша принцесса, – самым брутальным образом произнёс Кеннет, глянув на сестру и одноклассника и специально понизив тон голоса. – И я говорю Карен идти спать.       – Ну во-о-от…       – Карен.       – Ладно, ладно, – сказала Карен и начала собирать своих принцесс и принцев. Её никогда не приходилось долго уговаривать – у них с Кенни были настолько хорошие отношения, что можно было позавидовать: не у каждого брата и сестры было то чувство любви, уважения и заботы друг о друге, как у них.       – Я помогу, – произнёс Баттерс и подал Карен последние игрушки.       – Спасибо! – улыбнулась она в ответ. – Кстати… вы сейчас тоже будете спать, да?       – Да, а почему ты спрашиваешь? – машинально ответил Кенни, снова погрязнув в смартфон.       – Кенни, у тебя нет второй кровати.       – Что? – и Кенни и Баттерс вопросительно посмотрели на Карен, та лишь развела руками:       – Что значит «что?»? Где будет спать Леопольд?       – Леопольд… – усмехнулся Кенни, пытаясь держать себя в руках и не засмеяться в полную силу. Однако, увидев два одинаковых недовольных взгляда, он извинился, хотя улыбка так и осталась.       – Н-ну, я обычно сплю на полу, – ответил Баттерс на вопрос маленькой МакКормик, – так как прихожу всегда неожиданно и не вовремя, и…       – На полу? – Карен глянула на брата. – Кенни, Лео нельзя спать на полу!       – Куда мне, по-твоему, его положить спать?       – На кровать.       – Карен, у меня есть одна кровать. Моя.       – Ты только что сам сказал! – засмеялась Карен. – Она есть!       Кенни закатил глаза и решил не отвечать сестре. Та подошла к Кенни, оставив пока свои игрушки Баттерсу.       – Полы ледяные, – сказала она довольно тихо, так как была близко к брату. – Сам попробуй.       Кенни свесил босую ногу, чтобы дотронуться до пола, и, действительно, ощутил, как холод от пола пронёсся по всему телу. Он даже немного затрясся.       – Вот видишь! О чём я говорила!       – Ладно, ладно, я тебя услышал, – сказал Кеннет, – а теперь иди спать.       Карен поцеловала брата в щёку, пожелала обоим спокойной ночи, взяла все свои игрушки и отправилась в свою комнату.       – Она такая милая, – сказал Баттерс, Кенни в ответ что-то промычал. Баттерс глянул на часы. – О, гамбургеры, мы засиделись! И правда пора ложиться спать.       Баттерс вышел из комнаты почистить зубы и умыться, благо зубная щётка, как и другие вещи первой необходимости, всегда были у него с собой. Кенни тем временем решил подумать над тем, как организовать кровать так, чтобы спать было удобно и ему, и Баттерсу одновременно. Хотя у него и не было множества подушек и одеял, но он нашёл маленькую и довольно жёсткую подушку и положил рядом со своей обычной. Одеяло было одно. Был ещё плед, но им он укрывался поверх одеяла, иначе было невозможно спать: в доме были не только холодные полы, но и холодные стены, мебель и вообще всё, что только могло быть холодным.       Потянувшись и сладко зевнув, Кенни переоделся в пижаму, которая состояла из одной футболки, и, когда Баттерс, уже будучи в пижаме, вернулся в комнату, направился к ванной, чтобы также приготовиться ко сну. Через пару минут Кенни вернулся в комнату. Свет уже был выключен, а Баттерс лежал на кровати. Стараясь не наступить ни на что, Кенни прокрался к своей кровати и стал наощупь искать одеяло с пледом. Нашёл только одеяло.       – Баттерс, – шепнул он, но тот его не услышал. – Баттерс!       Кенни понял, что Стотч решил лечь к стенке, и сам улёгся с краю. Не успел он лечь, как понял, что Баттерс решил лечь на жёсткую подушку и укрыться одним пледом. Он машинально положил руку на плечо Стотча, чтобы убедиться в своих догадках, но вместе с пледом он почувствовал, как тот дрожит.       – Баттерс? – Кенни попытался развернуть Стотча к себе, потому что ясно осознавал, что тот не спит. – Баттерс, ты чего?       Слёзы текли из его глаз огромными каплями, всё лицо было мокрым, а глаза прикрыты. Баттерс хотел закрыть их руками, но Кенни не дал.       – Посмотри на меня.       Однако для Баттерса это было слишком сложной задачей: даже открытые глаза были полны слёз, и вместо Кенни, которого и так было сложно различить в темноте, он видел расплывчатый силуэт. Стотч не рыдал, от него едва доносились какие-либо звуки.       – Давай вытрем твои слёзы, – Кенни провёл рукой сначала по одной скуле Стотча, а потом по другой, – успокоимся и поговорим.       Баттерс кивнул и глубоко вдохнул, скрестив руки на животе. Он лежал на спине и смотрел в потолок, точнее, мог бы смотреть, если бы Кенни не нависал над ним.       – О, кстати, – Кенни немного приподнял Баттерса за плечи, вытащил маленькую подушку и быстро подложил свою, хотя и старую, но гораздо более мягкую и приятную, чем эта. После этого он накрыл Стотча поверх пледа ещё и одеялом, провёл рукой по той стороне кровати, которая прижималась к стене, чтобы убедиться, что одеяло хорошо легло. – Вот теперь-то лучше.       – Я тебе надоедаю? – тихо сказал Баттерс, грустно улыбнувшись, практически закрыв глаза.       – Хах, что? – у Кенни такого рода вопрос не мог вызвать ничего, кроме доброй усмешки. – С чего ты взял?       – Я в последнее время слишком часто прихожу, да? – Стотч не обратил внимания на вопрос МакКормика и продолжил. – Вот, даже не даю тебе спать на твоей собственной кровати.       Кенни, не в силах больше держаться, рухнул на кровать и лёг на спину, сложив руки, как и Баттерс, на животе. Теперь они оба лежали и смотрели в потолок, на котором был виден свет от фонаря, расположенного прямо около окна.       – Я должен научиться справляться с ними… уметь постоять за себя…       – Пока ты зависишь от них, ты не можешь, Баттерс. Представь, что они с тобой сделают, веди ты себя как Картман со своей мамашей.       – Хех, да… – грустно усмехнулся Стотч. – Да, ты прав… в какой-то момент они меня просто уб…       – Тихо, – Кенни машинально прикрыл рот Баттерса кончиками пальцев. – Не говори этого.       Секунду Баттерс смотрел на Кенни, после чего взял его руку в свою и убрал от своих губ. Казалось, что его целью было вернуть себе способность говорить, но руку Кенни он так и не отпустил. Он немного потянул её на себя и положил себе на плечо, так что теперь Кенни, который был вынужден повернуться на бок, приобнимал Баттерса.       – Тебя любит моя сестра, – Кенни нарушил тишину, повисшую над ними. – Ты не можешь надоедать. Здесь всяко лучше, чем у тебя: в хорошем доме, но в полном абьюзе и говне, в котором виноваты родители.       Баттерс только сжался и ничего не ответил. Кенни тоже замолчал. Рукой он чувствовал, как Стотч дрожит. Кенни проверил, хорошо ли на нём лежит одеяло и плед и улёгся на своё место, положив руки под щёку, повернувшись к Стотчу лицом. Тишина для него означала то, что Баттерс, скорее всего, уже заснул, и он теперь мог тоже. Однако не успел он зевнуть и прикрыть глаза, как услышал шорох. Баттерс тоже повернулся к нему, тоже положил руки под щёку и тоже зевнул.       – Точная моя копия! – прошептал Кенни, улыбнувшись.       – Только не такой извращённый, – шепнул ему в ответ Баттерс.       – Ой-ой, мистер «у-меня-переменчивое-настроение», да что ты знаешь о моей извращённости? – в глазах Кенни мелькнул огонёк, которого Баттерс немного боялся. Тот просунул свою руку под плед и положил Стотчу на бедро. – Я ведь тебя и изнасиловать могу.       Баттерсу теперь было не смешно. Это сказалось на его виде.       – Да ладно тебе, Лео, – засмеялся Кенни, – не стоит верить всему, что я говорю.       Кенни знал, насколько бессмысленно было говорить это Баттерсу: он был максимально доверчивым всегда, а особенно с людьми, которые как-либо о нём заботились.       Кенни снова потянулся, в очередной раз зевнул, прикрывая рот ладонью.       – Ну что, пора спать, не то проспим, – сказал он, зевая.       – Кенни…       – Ммм?       – Спасибо, – тихо произнёс Баттерс и сжался. – За то, что тебе не наплевать.       – Как мне может быть наплевать, чувак… тебя избивают… Тебе не холодно?       Кенни заметил, что Стотч снова начинал дрожать, но теперь не от слёз. Баттерс не ответил, потому что не хотел доставлять ещё больше неудобств, чем он уже доставил своим присутствием и существованием. Но Кенни не нужно было, чтобы он отвечал. МакКормик привстал, немного подвинулся вверх и теперь стал на целую голову выше Лео. Тот продолжал лежать на месте и следил за действиями Кенни.       Не успел Стотч заметить перемещения МакКормика, как тот уже лежал, прижав его к себе максимально сильно, обнимая его одной рукой на шею, а другой за спину.       – У нас бывает очень холодно по ночам. Так должно быть теплее.       Теперь Баттерсу, конечно, было не холодно. Ему было жарко. Он слышал голос Кенни так отчётливо, как не слышал никогда, потому что ему ещё не доводилось быть настолько близко к нему. От него действительно шло тепло. Голова Стотча была прижата к груди Кенни, так что он мог слышать и то, как бьётся у Кеннета сердце. Если бы только его собственное не создавало такой шум и не перекрывало собой остальные звуки!       – Как-то это по-гейски.       Баттерс Леопольд Стотч не успел закончить фразу, вылетевшую из него абсолютно непонятным для него самого образом, как сразу же пожалел. Кенни тут же убрал руки и отодвинулся.       – Чел, не делай так. Блять, не делай так никогда.       Голос Кенни сейчас казался абсолютно другим. Будто это был не Кенни вовсе. Баттерс не знал, что ему теперь делать, и чувствовал себя точно так же, как и в самом начале этого безумного вечера, когда постучался в дверь.       – Бля… – он прижал руки к лицу. – Почему я такой долбоёб, господи…       – Оу, мистер «я-хороший-мальчик» умеет ругаться, – засмеялся Кенни. Он надеялся разрядить этим обстановку, хотя и смеялся от души. – Всё нормально. Нельзя обижаться на правду.       – На правду? Кенни… ты…       – Ну-у-у, – протянул МакКормик, задумавшись. – Не скажу, что я гей. Скорее, бисексуал.       – Но это значит, что ты гей и натурал сразу.       – Это значит, что я бисексуален.       На момент Баттерс замолчал, хотя у него была масса вопросов, которые он хотел задать.       – И… как давно ты… осознал это? – робко спросил он, спрятав половину лица под одеялом, но не отводя глаз от Кенни.       – Хм, – тот снова задумался. – Я думаю, в средней школе. Я начал засматриваться на парней, так скажем… а, ещё Крейг с Твиком очень повлияли. После них я понял, что это нормально.       – А сейчас?       – Что сейчас?       Кенни открыл глаза. Он был готов уже вот-вот заснуть. Перед собой он увидел настолько смущённого Баттерса, что у того даже уши поменяли цвет и стали чуть ли не красными.       – Ты имеешь в виду, есть ли у меня сейчас кто-то на примете?       Баттерс закивал.       – Хм, дай-ка подумать… как ты думаешь, стал бы я пускать своего «возлюбленного» в свой дом?       – Д-да? – неуверенно ответил Баттерс, не совсем понимая смысл вопроса.       – В свою комнату?       – Полагаю, да…       – В свою кровать?       – О, гамбургеры, Кенни…       – Хе-хе, – заулыбался тот. – Всё, а теперь спать.       – Подожди, это значит, что теперь мы…       – Спать, – отрезал Кенни, уже успев перевернуться на живот и уткнувшись лицом в жёсткую подушку.       Следующие несколько часов Баттерс не мог заснуть, как бы ни старался. Ему казалось, что жизнь становится лучше, что где-то там есть лучшее будущее, без родителей, с Кенни…