Тактика и стиль

Восхищение всегда примешивалось к омерзению, когда Дрегер разглядывал обнаженное тело Дитя Императора. Совершенное, насколько возможно для Астартес, бледное, со множеством шрамов и призраков шрамов, полученных не в бою. От шрамов Дрегера тошнило. Они были повсюду. Буквально повсюду. Ему больше нравились глаза с аметистовым оттенком и снисходительная улыбка, которая кривила лицо Галерия, лишая его аристократического изящества. — Ты всегда открываешь дверь, хм, будучи… неодетым? — спросил Дрегер. — Нет, — кратко ответил Галерий. Он узнал шаги. Он давно научился узнавать Дрегера по шагам. Дрегер топтался у входа, оттенок красного дерева на его лице усилился, хотя казалось, что это невозможно. Он дернул себя за бороду и тогда Галерий сжалился над его смущением. — Можешь войти, — сказал он с призраком снисходительности в голосе. Лицо Дрегера подергивалось под воздействием гвоздей и это завораживало Галерия так же, как Дрегера разглядывание его шрамов. Смесь восторга и отвращения. — Ошеломить противника почти так же важно, как нанести первый удар, — сказал Галерий. — Мы не противники, — пробормотал Дрегер. Ему нечего было смущаться и теряться, но он все равно смущался и терялся в самом начале. Всякий раз. — Любовники? — в фиолетовых глазах Дитя Императора мелькнула искра веселости. — Нежно курлыкающие голубки… Договорить он не успел. Дрегер двигался быстро, почти неуловимо. Ему требовалось время, чтобы раздеться. И даже для привычного глаза Галерия, движения Дрегера слились в неразличимое пятно. Детали доспеха еще не успели со звоном упасть на пол каюты, как Дрегер уже прижимал Галерия к койке. — Ошеломление бессмысленно, если за ним не следует удар, — прошептал Дрегер на ухо Галерию. Тот рассмеялся серебристым смехом и оттолкнул Пожирателя Миров, тут же оказываясь сверху. — Не надо меня недооценивать, — прошипел он. Поцелуй вышел мокрым и зубастым. Дрегер обнял Дитя Императора стальной хваткой и Галерий извивался в его объятиях, притираясь кожа к коже. — Идти напролом, — фыркнул он, едва смог вдохнуть воздуха, — пренебрегая подготовкой и разведкой. Как по-варварски. И ударил Дрегера под дых. Тот скорчился, и тут же снова оказался на спине. Галерий отстранился. Дрегер больше не чувствовал его веса. Но ненадолго. — Медленно завоевание, — прошептал Дитя Императора, — дает лучшие плоды. Дрегер вцепился в простыни. Дитя Императора спит на простынях, в который раз отметил он. Сам он не снимал доспехи уже даже во сне. И простыней у него давно уже не было. Новое ощущение перебило навязчивое зудение в затылке. Дрегер вскинул бедра, Галерий отпрянул, но тут же вернулся к занятию, принимая член Дрегера в горло. Он был хорош в этом, прямо-таки одарен. Дрегеру пришлось приложить усилия, чтобы не дергаться и цепляться за короткие волосы Галерия, иначе он рисковал содрать ему скальп. Ощущение сырости и жара, языка на его плоти. Дрегер таял, готовый сдаться. Галерий вонзил ногти ему в бедра, чтобы удержать на месте, и потянул, оставляя на темной коже царапины, похожие на собственные шрамы. Дрегер дернулся, за плечи отстраняя Галерия. — Что такое? — безмятежно спросил он, утирая рот. — Было близко, — прохрипел Дрегер. Галерий поднял бровь, мол, к этому все и шло, для того и затевалось. Дрегер опрокинул Галерия, вздернул его руки над головой. Галерий дернулся, стремясь освободиться от железной хватки. — Будет больно? — спросил Галерий дрожа всем телом, закидывая ноги Дрегеру на талию. — Да, — сказал Дрегер. Он вошел одним ударом, без всякой подготовки. Дитя Императора выгнулся, сжав зубы. Дрегер мог бы кончить только от вида того, как изменилось прекрасное лицо, как закатились аметистовые глаза. Никакого высокомерия, никакой снисходительной грации. Дрегер мазнул губами по его губам. Галерий выдохнул и застонал. — Неплохо, — прошептал он. — Ты хорош в ближнем бою. — Я даже не начал, — усмехнулся Дрегер. Всякий раз они практиковали разные подходы. Прямое нападение, когда Дрегер припечатывал Галерия к стенке и пытался втрахать в нее. Изящество и стиль, когда Галерий умудрялся перехватить инициативу, и оседлать Пожирателя Миров. Или вот как сейчас. — Настоящий паладин должен владеть собственным членом так же хорошо, как мечом. — Цитата твоего примарха? — ухмыльнулся Дрегер. Галерий ударил его без злобы и замаха. Просто на случай, если Дрегер имел в виду нечто оскорбительное. Даже если и не имел. Это было опасно, а Галерию нравилась опасность. Серые глаза Дрегера подернулись дымкой безумия. «Однажды он убьет меня» — подумал Галерий без примеси страха. Секс, страсть будоражили кровь не хуже боевых стимуляторов. Дрегер тоже знал это, поэтому он оставлял на бледной коже пятна синяков, поэтому терпел длинные царапины на плечах и бедрах. Марево похоти красной дымкой плыло перед глазами Пожирателя Миров. Гвозди визжали, и хотелось, безумно хотелось им отдаться так же, как Галерий отдавал ему свое тело. Он ткнулся губами в полуоткрытые губы, проследил языком ненавистные шрамики вокруг них. «Однажды я очнусь с его кровью на руках» — подумал он. Он укусил Галерия за плечо. Галерий сладко застонал, и обхватил его еще сильнее, как если бы хотел удушить в своих объятиях. — Эгил, — шепнул Дрегер, забываясь. — А? — откликнулся Галерий. Гвозди молчали. Когда бы ни произошла между ними кровавая схватка, это случится не сегодня. Дрегер опустил взгляд. Галерий кончил, как и он. Тела потные и липкие и в голове вместо звенящей злобы гвоздей будто белая вата. — Все еще далеко от совершенства, — пожаловался Галерий, обмякая и вытягиваясь во весь рост. Дрегер сместился с него так, чтобы лечь рядом. — Я не знаю, где оно, это твое совершенство, — пробормотал Дрегер. — И не хочу знать. Он хотел поймать мгновения благословенной тишины, погладить бесцветные волосы. Заглянуть в глаза с оттенком аметиста. Иногда он думал, что лучше бы ему было оставить Дитя Императора умирать у ворот Терры. Иногда он думал, что во всей его жизни полной отчаяния, если он и сделал что-то стоящее, так это спас боевого брата. Он бы никогда не признался, как важен для него Галерий. Как важно ему быть с тем, кому можно доверять, как нельзя уже ни одному Пожирателю Миров. Он бы ни обменял его ни на что, даже на своего примарха Ангрона. Особенно на него. Ценнее был лишь Легион.