Порно в моей голове. И еще вон на тех полках.

Утро не задалось. Как только Брока отпустили из медсанчасти, предварительно несколько раз переделав снимок черепа, сунув в томограф и просветив его несчастную голову еще каким-то новомодным прибором, он выполз на пятачок с деревьями, куда сходились дорожки от еще трех корпусов Базы, и прикрыл глаза. Солнце светило ярко, голова раскалывалась, сотрясения не было (что удивительно), чертов асгардец даже извинился за свой ебаный молот, раскрошивший каску, которую в кои-то веки Брок натянул на буйную голову, а, значит, все было в порядке. Если бы еще голова не болела, но нельзя иметь все и сразу. Се ля ви, мать ее так. Брок погремел содержимым пузырька в кармане куртки, но решил, что без обезболивающего пока обойдется — не впервой. Хотя, конечно, Мьёльниром по голове ему еще не прилетало. — И кружевные трусики, полупрозрачные такие, чтобы можно было в сторону отодвинуть, не снимая. М… член у него что надо, крепкий, толстый, не то, что у ебаного Уолша, чтобы он сдох, сука, три месяца после него лечилась. Брок приоткрыл один глаз, чтобы увидеть обладательницу чарующего голоска, орущую на весь парк о своей богатой событиями жизни, но не увидел никого, кроме высокой блондинки, в одиночестве сидевшей на соседней скамейке и с самым сосредоточенным выражением лица перебиравшей официальные на вид бумаги. — Лучше бы с Роджерсом, — снова услышал Брок, и заозирался, не понимая, кого это он слышит, — но тот голубой, как мирное небо. Почему все нормальные мужики или педики, или женатые, или мертвы уже лет сто как? Хотя я бы им с Барнсом обоим дала, такие жеребцы. Даже одновременно. Говорят, у Роджерса дюймов восемь, это больше, чем у Майка и даже больше, чем у Джека, тоже, кстати, женатого. Но Роллинз хоть ласковый, так лижет, что помереть можно… — Что за черт? — вслух спросил Брок, и блондинка, будто очнувшись, странно на него посмотрела. — Сэр? — Вы что-то сказали? — Нет, — ответила та и окинула его с ног до головы заинтересованным взглядом. — У этого, интересно, сколько? Люблю таких смуглых и невысоких, они ебутся, как… Брок отчетливо слышал, как дамочка придирчиво оценивает его достоинства, прикидывает, может ли Брок несколько раз за ночь и все в таком же духе. И все это с закрытым ртом. Брок специально смотрел. Даже головой потряс. — Дюймов шесть — максимум, но пользоваться должен уметь. — Семь, — автоматически поправил ее Брок. — Простите? — Семь, говорю, дюймов. Член. Но я не по девочкам. — Не понимаю, о чем вы, — поджав губы, ответила дамочка и, собрав бумаги в папку, гордо удалилась, стуча каблуками, но не забывая призывно покачивать бедрами. — Ебануться тапки гнутся, — под нос себе сказал Брок. — Это чего, мысли что ли? О ебле? Вот прилетело так прилетело. Голова по-прежнему трещала, но, так как сотрясения у него не обнаружилось, нужно было вернуться на службу, написать отчет и проследить, чтобы остальные тоже не сачковали. Тяжело поднявшись, он пошел к административному корпусу — именно там, не иначе, как по ошибке природы, находились тренировочные полигоны, тиры — в общем, его владения. В холле было пусто и, что не менее важно, — тихо, до конца рабочего дня оставалось два часа. Виола, администратор, читала какой-то блог, судя по серьезному и сосредоточенному выражению лица — явно о какой-нибудь херне типа «как сделать ваши волосы красными, но зелеными». — Я ему так и скажу, — приглушенно, будто шепотом услышал Брок. — Не хочу больше давать в задницу. Он меня бросит. Блин, он хороший, но… — Блядь, — под нос себе сказал Брок, проходя к лифту. — Не хочу ничего знать. — У меня там уже все болит, — неслось ему в спину. — Потому что член… Дальше Брок не слушал. Вотчина встретила его прохладой кондиционированного воздуха и кофе в огромной термокружке, стоявшей на краю заваленного бумагами стола. Наверное, для мотивации. Роллинз, потянувший при падении плечо, мрачно смотрел на тренажеры, на которые ему было нельзя, и точно не горел желанием писать отчет. — Джек, зайди, — позвал Брок, потому что ну надо же было проверить данные. Вдруг у него шизофрения или еще какая-то хрень. Роллинз так же мрачно поднялся со скамьи, повел больным плечом и двинулся к Броку. — Чего, командир? — пробасил он. — Помочь чем? — Так, — Брок завалился на потертый кожаный диван, схватив со стола кофе и красный мячик, которым любил кидать в стену, когда надо было подумать. — Давай договоримся. Сказанное здесь останется между нами, и ты не сдашь меня в психушку. Джек помолчал секунд тридцать, будто обдумывая что-то, но Брок, как ни старался, не уловил ни единой его мысли. Если, конечно, то, что он слышал, было мыслями, а не его вышедшей из берегов фантазией. — Ладно, — Роллинз взял стул и оседлал его, развернув спинкой к груди. — Чего там? — Или у меня поехала крыша, или я слышу мысли, — выдал Брок. — Крепко тебя приложило той кувалдой, — после длинной театральной паузы произнес Роллинз. — И о чем я сейчас думаю? — Не все мысли, — ухмыльнулся Брок. — Ну, или не у всех, а только у баб. Ты должен мне помочь разобраться в этой ебанине. — Как? — Роллинз закурил и посмотрел на него подозрительно, с прищуром, не предвещавшим ничего хорошего. — Ты изменяешь Белле? — Чего?! — тут же вскинулся Роллинз. — Тебе-то какое… — Блондинка, метр восемьдесят, третий размер груди. Роллинз, вскочивший, было, сел обратно и выпустил дым колечками. Потом пожал плечами, поморщился и уронил: — Было. Карин из аналитического. — Сколько у тебя дюймов? — не то чтобы Броку было интересно, но он должен был знать наверняка. — Нахуй тебя слать бесполезно, да? — с оттенком веселой безнадеги спросил Роллинз. — Около восьми. Это ты тоже от Карин узнал? — Как и то, что ты хорош в оральных ласках и жаль, что ты женат. — Дела, — не стал отнекиваться Роллинз. — И чего теперь? — Эксперимент, — Брок кинул мячиком в стену, поймал его и снова посмотрел на Роллинза. — Подумай о чем-то таком. — Каком? — О сексе. — Я не думаю о сексе на службе, — нахмурившись, ответил Роллинз. — Я вообще о нем не думаю. — Напрягись, — Брок снова кинул мячик, но теперь в потолок, и тот, отскочив, едва не влепил ему по носу. — Друг ты или где? — Или кто, — поправил его Роллинз, обделенный чувством юмора. — Или что. — Нахуй иди. — Вот об этом и подумай. Лицо Роллинза стало сосредоточенным, будто он силился запомнить тактико-технические характеристики нового снаряжения с первого раза, и в Брока прилетело картинкой — он сам, едва сняв штаны, трахает себя розовым дилдо. И лицо у него при этом — примерно как у Роллинза. Заржав, Брок кинул мячиком Роллинзу в лоб, но тот поймал его левой рукой и поднялся. — А вот за это, — мрачно постановил он, — ты напишешь за меня отчет. — Свободен, — смилостивился Брок. — Белле привет. Спасибо за кофе. Роллинз молча вышел и даже дверью не хлопнул, а в Брока вдруг прилетело сразу ворохом потрясающих ощущений: шелковистость смуглой кожи, тяжесть налитой груди в ладонях, тонкий аромат темных волос и любовь — яркая, жадная, нежная, почти поклонение. — Что ж ты всяких шлюшек трахаешь? — у закрывшейся двери спросил Брок. — Если все, что для счастья нужно, у тебя уже есть, дурень? Ответа на вопрос у Брока не было, и он, выбросив из головы мысли о чужих отношениях, задремал. Проснулся рывком, будто его дернули за плечо. Башка трещала, во рту пересохло и шея затекла. С трудом пошевелившись, Брок нащупал у дивана забытую термокружку, глотнул остывший кофе и, поморщившись, сел. В зале кто-то был. Взглянув на часы и обнаружив там половину первого ночи, он размял затекшую шею, но так и застыл с наклоненной к плечу головой и ладонью на загривке. Потому что в него будто швырнули яркий ком из обрывков чужих мыслей и ощущений: нежность, страстное желание накрыть собой, растолкать в стороны крепкие ноги… и вид этих самых ног — действительно крепких, хорошо прокачанных и волосатых, толстенный член, Брок и сам такие любил, фантомный вкус розовой головки, ощущение тесного жара вокруг члена, поцелуй, отдающий зубной пастой. Тяжело поднявшись, Брок почесал небритую щеку, прихватил кружку и решил сползать к кофейному автомату, а заодно посмотреть на собрата из команды, способного совмещать поднятие тяжестей и мысли о ебле. Самому Броку такое никогда не удавалось. В зале был Роджерс. Брок понял это, потому что, кроме него, никому не удалось бы поднять штангу, на которую нацеплены все имеющиеся в зале блины. И никто, кроме Роджерса, не способен, поднимая такой вес, думать еще о чем-то, кроме того, чтобы не сдохнуть и не обосраться. — Рамлоу? — Кэп с усилием, но без выпученных глаз и трясущихся рук вернул штангу в крепления, отстегнул фиксаторы с запястий и поднялся со скамьи. — Что вы здесь делаете? Брок уже хотел ответить вопросом на вопрос, когда в по-прежнему гудящей голове у него стало тесно от чужих эмоций. «Какой рот у него, Иисусе Боже» — и картинка, явно из порно, где один мужик отсасывает другому. «О чем я думаю, надо сосредото… вылизал бы его всего, с ног до головы. Так, все. Баки. Мне нужен Баки» — и страстно переплетенные тела, ощущение влажной кожи, болезненное желание сдержаться и захлестывающая, все сметающая на своем пути лавина: распять под собой, трахнуть быстро, жестко, бездумно, так, чтобы спинка кровати в стену колотилась. И улыбка чертового «Баки», его влажные губы, их вкус, прохладная гладкая поверхность металлической ладони на заднице, взгляд из-под ресниц и любовь к нему. «О чем я спросил? Чего он так смотрит? Губы эти… Баки прав все же». — Что? — Брок потряс головой, гадая, что с ним сделает чертов Барнс, если узнает, о ком думает его любовник. Прикопает прямо в бетоне, с него станется. — Что вы здесь делаете? — с самым обычным выражением лица повторил вопрос Роджерс. — Час ночи. «А Баки все нет. Не могу заснуть без него. Неделю без секса. Господи, я с ума сойду. Только бы не заметил. Я же не покраснел? Крепкий, ладный. И татуировка эта. Вылизал бы его всего. Отмыть только сначала. Медленно скользить мочалкой. Хорошо, что он не знает. Он же… Господи, мне нужен Баки» — Эм… уснул на диване. А… — Как ваша голова? — Сотрясения нет. — Это хорошо. Уже уходите? — Да, пойду в казарму, досплю. Отчет… — Отчет подождет, отдыхайте, — Кэп вернулся к своей штанге, и Брок, выходя, еще успел услышать: «Не только губы. И задница тоже. Боже, круглая, как орех. Горячая внутри, нежная, как у…» Закрыв дверь, Брок прислонился к ней спиной, посмотрел на кружку в руке и потащился не к автомату, как собирался, а действительно в казарму. Он просто устал. Это пройдет. Пройдет же? Казармы только так назывались. На самом деле рядовые расквартировывались по двое в небольших комнатках, а комнаты, в свою очередь, объединялись в блоки по шесть. На каждый блок была душевая и два санузла. Офицеры жили почти в однокомнатных квартирах, хоть и казенных, но по одному. И душ у каждого был свой, что несказанно радовало Брока, который, несмотря на грязную порой работу, был брезгливым в чисто бытовом плане. Приняв душ, он завалился на узкую стандартную койку и провалился в сон, успев порадоваться, что все спят — еще чьих-нибудь мечтаний о крепком члене или классных сиськах он бы не вынес. Утро началось с того, что за чисткой зубов Броку прилетело чьими-то сиськами и тугой задницей. Кто-то затейливо ебал жопастую брюнетку, то в предназначенное природой отверстие, то в остальные два, задумывавшиеся явно не для этого, взяв Брока в невольные соучастники. Когда широкая мужская ладонь принялась хлопать девушку по щекам, оставляя красные следы, Брок сплюнул пасту в раковину и заколотил в стену. — Эй, там! Прекрати! Видение испуганно исчезло, и Брок ухмыльнулся — нечего дрочить в душе, если кто-то может тебя подслушать. И вообще до построения полчаса — нехуй тут бить красотку по лицу, чтобы кончить, урод. У кофейного автомата было многолюдно, но тихо. Ни единой фривольной мысли, кроме ленивых едва ощутимых томных неоформившихся желаний типа: «Вернуться в постель, трахнуть жену, поспать, поесть, снова трахнуть жену». На базе жен не было, наверное, потому и мысли были фоновыми. В целом за день Броку пришлось убедиться в том, что о сексе народ думает часто. Почти постоянно. Не особо затейливо, да и перемешивая страстные мечты о сиськах с прикидками, во что это может обойтись (от двухсот баксов за ужин в хорошем ресторане до нескольких тысяч за кольцо с приличным камнем). Броку даже полегчало от того, что женщин на базе было мало, а мужики в основном думали о бабах, а не о других мужиках. Потому что ориентация в данном случае могла подложить Броку свинью в виде перманентного стояка к уже имевшейся перманентной головной боли. Закрывшись в кабинете, Брок взялся за отчет, рыча на всех, кто пытался к нему вломиться, и заливаясь кофе. Когда он рыкнул на Джека, попытавшегося ему напомнить о том, что Брок якобы вчера пообещал сделать за него бумажную работу, тот в ответ так красочно представил, как Брока над своим столом нагибает Фьюри, что Брок, поперхнувшись, долго кашлял и плевался кофе. Встретив потом в коридоре Фьюри, так сказать, во плоти, он инстинктивно обошел его по широкой дуге, хотя у того в голове была блаженная официальная тишина. — Лучше к Рику, — и в кафетерии Броку покоя не было, но голос был мурлычущий, явно женский, так что можно было спокойно откусить от сандвича, не боясь получить заряд спермы на разбитые в кровь губы какой-нибудь милашки. До этого дня Брок не представлял, сколько вокруг скрытых садистов, вуайеристов и прочих странных людей, не довольствующихся старой доброй еблей на жестком матрасе в приятной компании. — Он ласковый и массаж умеет. В голове замелькали картинки: красивый молодой мулат с явным наслаждением вылизывает ступни — маленькие, помещающиеся в его огромных ладонях, целует круглые коленки и пристраивается между бедер, весело подмигивает и нежно касается губами гладкого лобка. — М… хоть что-то, blyad, для себя, а не по работе. Перед глазами промелькнул бледный, как у снулой рыбы, живот, весь покрытый пигментными пятнами, и вялый член под ним в редком кустике рыжеватых волос. — Suka, зачем вспомнила, до сих пор тошнит. На красивое смотрим, Наташа, на красивое. Все в прошлом. Рика здесь нет, Роллинз слишком бледный, Майер слишком тупой и руки у него некрасивые, но вот Рамлоу... Хорош. И стреляет неплохо, не Барнс, конечно, но он и не супр. И в форме выглядит — хоть раздевай. Так, одно пирожное — и все. Интересно, если ему отсосать, у него встанет? Или дилдо, такое, двустороннее, где-то я видела… Нет, надо к Рику, а не калории жрать и думать, как трахнуть гея. Вдруг он вообще импотент? Брок мрачно дожевывал ставший безвкусным сандвич и мысленно рассуждал о конструкции шапочек из фольги — вдруг поможет? А еще он, конечно, знал, что неотразим, животный магнетизм и все такое, но к тому, что Романову интересуют его ориентация и потенция, жизнь его не готовила. Он вообще не подозревал, что та знает о его существовании. Сбежав из кафетерия, он наткнулся в лифте на Роджерса и по взорвавшейся голове понял, что Барнс не вернулся: полутемная комната, огромная кровать, тело будто огнем охвачено и толчки в заднице — мощные, быстрые. Губы на члене… Так, это групповуха, что ли? Лицо у Роджерса при этом было непроницаемым — будто о судьбах страны думает, а не ебется в своей идеальной башке с двумя мужиками. — Кэп? — Рамлоу? Если Брок надеялся, что ничего не значащие фразы о вчерашней операции остановят порно в голове у Кэпа, то его надежды не оправдались — символ нации был завидно многозадачным. В отличие от Брока. — С вами все в порядке? — мысленно подаваясь на толстый горячий член, спросил Роджерс. — Рамлоу? — Голова… болит. Все ОК, Кэп. — Ехали бы вы домой, Рамлоу. Отчет я уже видел. А Брок вдруг увидел с предельной четкостью в его светлой голове: темные губы, жесткая щетина и взгляд снизу вверх. Желтые глаза (разве у него такие глаза?) с какой-то совершенно блядской поволокой и огромный хуй во рту. Между этих самых губ. Он говорит с Кэпом и одновременно отсасывает ему в его (своих?!) горячих фантазиях. — Шапочка из фольги, — вслух произнес Брок, сглотнув вязкую слюну, и Роджерс, нахмурившись, наконец перестал мысленно ебать его в рот. — Вы нездоровы, — густая сперма заливает лицо, и в голове Роджерса Брок слизывает ее с губ, а потом целует наклонившегося к нему Барнса. — Свободны до понедельника. — Ебать… Есть, сэр. Двери лифта открылись, и Брок предпринял тактическое отступление вглубь своих владений. Он отказывался считать это бегством, вдогонку еще успев услышать: «Он никогда не согласится». Следовало признать, до этого дня он даже не думал о члене Роджерса у себя во рту. До этого гребаного дня. Блядь. *** *** Он все-таки уехал домой, заглянув перед этим в медсанчасть и выбив себе два выходных — четверг и пятницу. Обложившись подушками на любимом старом диване, он закрыл глаза, радуясь, что радиус поражения у чужих порнофантазий был небольшим — площади частного дома хватало, чтобы не слышать мысленных стонов и не видеть извращений всех мастей. В свободную от чужих желаний голову тут же полезли свои. Известные, привычные, на которые, казалось, не раз уже передернуто. Только теперь вместо рыжих близнецов из дорогущего борделя в Амстердаме (он платил за нежный секс, и он его тогда получил — вылизали всего, вытрахали, снова вылизали, и у Брока вот уже который год вставало на воспоминания об их губах, шелковистых языках и двух парах рук на теле) в голове резвились ебаные Кэпобаки. Не то чтобы они были хуже близнецов, конечно. Внешне — точно нет, если сделать скидку на развитые мышцы, на протез, на совсем не рыжий цвет и внешнюю несхожесть, то… Ничего общего, да. Брок уже хотел привычно подрочить, пусть и на непривычную картинку, но тут вспомнил, как Фьюри в голове у Джека совал в него свой толстый черный хуй, и настроение пропало само собой. Забив на все на свете, Брок заглотил сразу две таблетки из пузырька, выданного докторшей, и провалился в сон. Выходные пролетели незаметно. Брок переделал все домашние дела, даже гараж разобрал, малодушно оттягивая поход в магазин, да и вообще в любое людное место. Но даже в небольшой лавке на углу, торговавшей овощами, молодая продавщица восточной внешности довольно изощренно думала о своем то ли женихе, то ли любовнике — Брок, по-прежнему сдыхающий от головной боли, не стал разбираться. Лишь отметил про себя, что не всем нравятся красавцы: любовник продавщицы был в возрасте, седой и не в лучшей физической форме, а вот поди ж ты. Вообще Броку до опизденения надоело любоваться на чужие члены, на себе (пусть и смазанно) ощущать все те не особо разнообразные развлечения, которые люди были способны выдумать, стоя в очереди или поливая газон. Он хотел, чтобы в голове снова было только то, что нравится лично ему — толстый член Кэпа во рту… Стоп. Члены начальства, пусть и такого привлекательного, как Роджерс, никогда Брока не интересовали. Никогда. С другой стороны, его никогда не посвящали в фантазии этого самого начальства с его, Брока, участием. Решив пока ни о чем не думать и в понедельник найти чертова асгардца и вытрясти из него хоть какие-то объяснения, Брок, ленясь готовить, настрогал себе сэндвичей, открыл пиво и включил телек, надеясь, что фантазии звезд экрана до него не достанут. Он ничего не хотел знать о том, как им достаются эфирные минуты. Ни-че-го. Он почти обрадовался, когда наступил понедельник. Голова не прошла совсем, но болела меньше — наверное, четыре дня в относительном покое и в тишине пошли на пользу его расшатавшемуся вдруг здоровью (и психике!). Он даже насвистывал, вызывая лифт, мечтая, как прогонит полную программу тренировки и забурится в свой кабинет. В прохладную тишину. И никаких Ро… Барнс ввалился в лифт, в последний момент сунув металлическую лапищу в зазор между дверями, не давая им закрыться. «Блядь», — вот что успел подумать Брок, прежде чем на него обрушилась лавина образов, слишком ярких, слишком живых. Барнс словно орал в диапазоне, в котором все остальные стыдливо шептали. Орал в голос о том, как он хочет трахнуть Роджерса в его кабинете, завалив прямо на стол, не снимая даже штанов, не растягивая. Брок будто вживую видел, как толстый член Барнса растягивает розовую дырку Роджерса, с усилием, едва не до треска, как тот кусает губы, стараясь не орать, и все равно стонет — протяжно, низко, с оттяжкой в рык, как тяжелый стол сдвигается, скребет толстыми прочными ножками по ковролину, не выдерживая супергеройской страстной ебли после долгой разлуки. Брок взглянул на лицо Барнса. Обычное барнсовское выражение «Я готов убивать». Ни блестящих от возбуждения глаз, ни мечтательно приоткрытых губ. Воплощенная во плоти и металле смерть всему живому. Брок прикрыл глаза, но это никак не помогло: Барнс драл Роджерса на начальственном столе, в кресле, на диване, кончал в его тугую задницу и драл снова, заливая спермой, целуя в потерявшие приличные очертания губы. Не вынимая. Не останавливаясь. Люди так могут вообще? Оказалось, что люди — хрен знает, а вот суперсолдаты могут. Роджерс ждал своего киборга у лифта. Наверное, он что-то сказал. Приличное. Хлопнул по плечу. Барнс, наверное, что-то ответил. Тоже вполне в его духе. Но Брок не слышал. Его придавило к стене лифта вошедшей в сраный резонанс ментальной еблей. Его ебали в мозг. Затейливо, выносливо и со вкусом долбились прямо в череп. Брок уже не разбирал, где чье, он задыхался от ощущений. Барнс был шумным, жадным и ебливым, как помесь танка с вибратором вместо дула. Порнотанк. Два порнотанка. Страстно увлеченные друг другом. Брок, едва заползши в свой угол, сел за стол и несколько раз приложился головой о столешницу. Не помогло. Потому что Барнс затащил-таки Роджерса в его кабинет (прямо под кабинетом Брока, блядь, за что ему это?) и нагнул над столом. Эмоции от реальной жаркой ебли были совсем другими. Брок будто был там, с ними, в них, одним из них. С жадностью сдирал штаны с великолепной гладкой задницы Кэпа, губами собирал его «Бак, Баки, боже» и в то же время слышал Барнса будто со стороны «Блядь, хочу тебя, хочу так, что сдохну. Ну разок. Мой сладкий, мой самый лучший. Я же не смогу отчет написать. Пожалей тех, кто будет его… читать. Блядь, какой тесный. Сладко. Как мне сладко с тобой, Господи…» Броку сладко не было. Он рванул в душ, убивая по пути взглядом все живое, рявкнув, что пристрелит каждого, кто сунется, содрал форму и кончил, едва прикоснувшись к себе. В раздевалке. Даже до душа не дошел. Барнс орал, полыхал красным, и Брок чувствовал солоноватый вкус шеи Роджерса на языке, ощущавшийся, как нектар, амброзия, как лучшее вино. Мешанина их эмоций накрыла Брока с головой, не давая передышки. Член даже не упал, будто заразившись суперсолдатской стойкостью и презрением к физиологии. Брок кончил еще трижды. С этими двумя, будто слившимися с ним самим. Знал их на вкус, знал, как Роджерс скулит на самом пике, как жадно встречает член на половине движения, как прогибается в красивой спине, обтянутой форменной курткой. Знал запах его пота, вкус его семени. Знал вкус губ Барнса, запах его сигарет и парфюма, как он хватает за волосы, чтобы тут же выпустить, погладить, извиняясь. Знал, что Барнс не затыкается ни на минуту, будто компенсируя свою извечную мрачную молчаливость, и говорит, говорит, как любит. Любит своего Роджерса. Насмерть. За пределом человеческих возможностей. Знал, что эти двое приняли, наконец, душ, еще раз отдрочили друг другу — лениво и нежно — оделись и занялись делами. Но Брок все равно их слышал. Потому что они оба были пропитаны эротизмом, тягой друг к другу, пронизывающей каждое движение, каждое слово. Брок не знал, о чем они говорили. Лишь чувствовал фантомные поцелуи в шею, в губы, прикосновения рук, теплую ладонь на бедре. Кое-как натянув на себя чистый комплект формы, Брок застегнул перевязь и отправился на поиски Тора. Надо было что-то делать с тем пиздецом, в который превратилась его жизнь. Асгардец обитал в отдельных апартаментах под стать его царскому статусу. Порадовавшись отсутствию секретаря (а, значит, и записи на аудиенцию за месяц), Брок постучал. Тор открыл сразу, правда, кроме полотенца (весьма небольшого, к слову), на нем ничего не было. — Рамлоу? — боги, видимо, отличались хорошей памятью, ну, или запоминали всех, кому по голове прилетало их молотом. — Рад видеть в добром здравии. Следовало, наверное, что-то ответить, но Тор так заинтересованно его оглядывал, попутно перебирая тактико-технические характеристики (языка, к счастью, Брок не понимал, только образы — темные волосы были одобрены, цвет кожи и рост — нет), что оставалось только дождаться всякого непотребства с его участием. К счастью, асгардца Брок не заинтересовал. Ну, или не заинтересовал настолько, чтобы тут же мысленно его нагнуть. — Я по поводу того инцидента, — с облегчением выдохнув, произнес Брок. — На прошлой неделе. — Входи, — Тор шире открыл дверь и направился куда-то вглубь роскошных апартаментов. — Эль? Или ты, как все мидгардцы, услаждаешь уста и сердце пивом? Брок взглянул на часы. Половина одиннадцатого. Рановато для услад. — А кофе водится в твоем божественном пристанище? — Найду, — фыркнул Тор, очень по-человечески потянулся и оскалился. — Только срам прикрою. Жди. Брок уселся в предложенное кресло и прикрыл глаза. В апартаментах божества было спокойно. Тихо. Сам Тор то ли не думал о сексе, то ли Брок не мог его прочесть, во всяком случае, он просидел в блаженной ментальной тишине несколько минут, прежде чем вернулся виновник его несчастий. — Так что там… инцидент? — Тор ловко щелкнул тумблером кофемашины и сложил ручищи на могучей груди. — Мне донесли, что серьезных увечий нет. — За вычетом того, что я слышу всю порнуху, что люди крутят у себя в голове. Тор помолчал несколько секунд, а потом улыбнулся и выставил руку, в которую тут же прилетела его кувалда. Он осмотрел сложную вязь рун на бойке и рукояти, хмыкнул и протянул Броку кружку крепкого черного кофе — то, что надо сейчас. — Проверим? — спросил он, дождавшись, пока Брок сделает первый глоток, и обрушил на его голову какую-то оргию в историческом антураже — полуголые девы с патлами до колен, доспехи, шикарно накрытый стол с серебряной посудой и тела, тела вокруг, переплетенные друг с другом. — Задорно, — поморщившись, как от зубной боли, сказал Брок. — А мужики с мужиками есть? В мозгу зажглась картинка: широкие ладони нежно перебирают темные длинные волосы, скользят по бледным плечам. Сердце зашлось от горькой нежности, и видение пропало. — Твой брат? — спросил Брок, и Тор нахмурился. Снова взглянул на свою кувалду и почесал заросшую бородой шею. — Мне говорили, будто молот мой может не только метать молнии и разить врагов, но и одаривать дарами. Но до сего дня не было никого, кто мог бы это подтвердить. Ты слышишь всех? — Всех до единого в радиусе десяти метров. Тор снова хмыкнул, а потом расхохотался, ударяя себя по колену. Броку смешно не было. — Что ж. Значит, — отсмеявшись, произнес асгардец, — такова воля богов. — Ебни меня еще раз, — попросил Брок. — Вдруг твой молот заберет свой дар обратно? — Боги не лишают своей милости, — торжественно заверил его Тор. — И я боюсь навредить тебе, — совсем другим тоном продолжил он. — Убивать мидгардцев, да еще без повода… Не лучший способ скрасить пребывание в вашем мире. Но я спрошу у наших Оракулов. Твой случай интересен. Брок допил кофе и поднялся. — На том спасибо. — Учись закрывать разум, — посоветовал Тор. — Вы, мидгардцы, уязвимы для ментальных воздействий, но при тренировках у тебя выйдет. — Только перед этим меня выебут в мозг. — Возможно, — с самым невинным выражением лица произнес Тор, — следует подставить Провидению более подходящие для этого… места? Брок молча вышел за дверь, и только у лифта сообразил, что даже не поблагодарил. Собственно, не за что особо, конечно. Он бы подставил «более подходящие для этого места» кому угодно, лишь бы помогло. В голове снова всплыла фантазия Джека про Фьюри, и Брок поспешно отогнал дурацкие мысли. Не кому угодно. Не стоит гневить Судьбу или кто там раздает такие подарки, еще больше. В кабинете было хорошо. Брок опустил жалюзи, врубил кондиционер и завалился на диван, собираясь с силами, чтобы выползти на полигон и приступить, наконец, к своим прямым обязанностям — подготовке личного состава. Барнса он услышал от двери. Причем не в кабинет, а в спортзал — радиус поражения у того был гораздо больше десяти метров. И орал он так, что хоть мозг вынимай из черепной коробки и клади в банку с кислотой. — Рамлоу, — Барнс единственный из его группы никогда не обращался по званию и не называл «командир» — пользовался, сука, своим положением лучшего в Штатах снайпера и дружка Капитана Америки. — Чего тебе? — с дивана спросил Брок, которого параллельно затейливо ебали в огромной джакузи, перекинув через борт. По очереди. У Роджерса больше. Или толще? — Поступил в твое распоряжение. Одиночная миссия прошла без замечаний. Брок прикрыл глаза и крепче обнял подушку, которой прикрывал стратегические места — та была большой и мягкой, а хотелось чего-то твердого. Желательно прямо сейчас. — Прекрати, — попросил он Барнса. — Я ничего не делаю, — с усмешкой отозвался тот. — Ментально ебать меня прекрати. В джакузи неудобно — поверь опыту. Борт твердый и скользко пиздец. Мне ваших с Роджерсом плясок на столе хватило. Заебали. Как вы все дружно меня заебали, вся база, весь ебаный Нью-Йорк только и делает, что ебется. В машинах. В кроватях. На траве. На полу. В ебаных анонимных кабинках ебаных клубов. — Ч-ш-ш, — Барнс опустился на колени около его дивана и правда милостиво прекратил ебать Брока. Теперь они с Роджерсом его целовали — нежно и жадно, поглаживая в четыре руки, как дорогую безделушку, за которую отдали три общих зарплаты. — Что происходит? — В реале — нихуя, Барнс. А в голове у меня порно. Бесконечное. После удара Мьёльниром я слышу мысли о сексе. Всех, кто находится ближе десяти метров. А тебя так вообще с тридцати. Ты орешь просто опизденительно. — После обнулений у меня изменился волновой диапазон мозга, — спокойно, как для человека, которому сообщили, что в курсе его грязных фантазий, ответил Барнс. — Выходит, ты знаешь. Брок не успел спросить, в курсе чего он, оказывается, находится, как Барнс вытащил телефон и произнес в трубку, едва ему ответили. — Я в тренерской, — и отключился, ничего не пояснив. Роджерс примчался через минуту, в течение которой Барнс растирал Броку виски и рассказывал о миссии какую-то брехливую чушь. Пальцы у него были умелыми, приятно-прохладными, и Брок едва не задремал в блаженной тишине — на миссиях Барнс думал только о миссиях. — Что? — с порога спросил Роджерс, фокусируя зрение в полутьме и пытаясь выровнять дыхание. Что ж, видимо, по мелочам Барнс его не дергал. — Баки? — Брок в курсе, — просто ответил Барнс и раньше, чем Брок успел отреагировать, склонился над ним и поцеловал — глубоко, жадно, мокро, — нашего с тобой интереса. — Друг к другу, — хрипло поправил его Брок, не открывая глаз. Ему не нужно было видеть Роджерса, чтобы почувствовать его смятение и даже некоторый страх разговора по душам. — Я же тебя просил, — ровно выговорил Роджерс. — Я ничего и не делал, — отозвался Барнс. — У Брока после удара Мьёльниром открылся дар порнотелепатии. Я ничего не путаю? — Нет, — Брок приоткрыл один глаз только чтобы посмотреть, как непогрешимый Роджерс покраснеет. В полумраке видно было паршиво, но то, что непрошибаемый Кэп смущен, приятно грело изнутри. Впрочем, фривольные мысли у него как отрезало — не только Тор мог сосредоточиться на чем-то, не включающем в себя секс. — Вы доставили мне несказанное удовольствие подробностями своей жаркой встречи. Как я выжил — хрен знает. Роджерс опустился рядом с Барнсом и провел ладонью по бедру. — Брок, — начал он. — Я надеялся, что ты не узнаешь, но… — Но я узнал. — Так, — Барнс как всегда был человеком действия. — Этот диван, стол в кабинете или кровать дома? — Что? — одновременно спросили Роджерс и Брок. — Для осуществления порнофантазий? Думаю, кровать лучше всего… — Я ни на что не соглашался, — вставил Брок, но больше из встроенного в него мудачизма. — Как выглядит твое «нет», известно всем, кто тебя знает, — заверил его Барнс. — И это не оно. Поднимайся. Или понести тебя, как принцессу? — Нахуй иди. — Всенепременно, — ответил Барнс, отобрал у Брока подушку и, присвистнув, оценил масштаб катастрофы. — Все-таки диван. Стив, закрой дверь и распугай там всех любопытных, — Барнс расстегнул на Броке ремень и сдернул штаны с бедер. — Расслабься, Рамлоу, я лучший в мире решатель проблем подобного рода, — вкрадчиво произнес он и вобрал член Брока полностью. Когда Роджерс накрыл его губы своими, Брок вдруг поверил в то, что его дурацкая суперспособность — и правда дар богов. Он плыл по течению — должны же мечты (пусть до сраного удара по башке он и не мечтал о таком) хоть иногда сбываться. P.S. Брок проснулся от того, что его нежно, с любовью растягивали. Приоткрыв глаза, он попытался вспомнить, кого из двоих вчера оставил за спиной, но потом потянулся к своему дару, отодвигая ментальный щит. Барнс мысленно уже трахал его расслабленное тело, сладко выдыхая в отросшие волосы. Кто бы сомневался. Роджерс еще мирно спал, но полтора года, проведенные в общей постели с удивительно ебливыми супрами, подсказывали, что это ненадолго. — Утро, — вкрадчиво прошептал Барнс и толкнулся членом. — Лежи. Обожаю, когда ты такой сонный. Такой нежный внутри. Трепаться Барнс был горазд, особенно в койке. Вот просто не заткнуть. — Что? — Роджерс в первые мгновения всегда вскидывался, как по тревоге, но, сообразив, что к чему, сонно улыбнулся и притянул их обоих к себе. — Люблю такие утра, — признался он, целуя Брока в шею. Брок тоже любил. И теперь, когда в Асгарде его научили закрывать истерзанный мозг от посторонних фантазий, он мог наслаждаться даром, а не сдыхать от него. Все его фантазии теперь были реальностью. А порно должно оставаться на полках. В голове ему делать нечего.