Выжженный путь

      Томлинсон читает сыну сказку и нежно целует, когда мальчик засыпает. Он так привязан к нему…       Мужчина быстро принимает душ и переодевается в домашнюю одежду, желая скорее отправиться в постель и заснуть в объятиях с кудрявым парнем, по которым слишком скучал. Но Стайлса он не обнаруживает в спальне и идёт искать по квартире. Первым делом Луи заглядывает на кухню, а затем в гостиную, но и там нет младшего, поэтому шатен начинает заглядывать во все комнаты.       — Гарри? Почему ты здесь, а не в спальне? Тебе некомфортно? — Луи с порога начинает сыпать вопросами и проходит вглубь комнаты, чтобы присесть на край кровати, рядом с парнем.       — Что? Нет. Нет, я просто подумал, вдруг Томми засыпает в твоей кровати, — объясняется Стайлс, блокируя телефон и отставляя чашку на прикроватную тумбу. Складывает руки поверх одеяла и слегка склоняет голову в бок, глядя на старшего. — Эй. Правда. Я просто часто засыпал в кровати мамы, когда был в его возрасте, — продолжает Гарри. — Хочешь отнести меня к себе? — улыбка становится ещё шире, и младший вытягивает руки к шатену, требовательно сжимая и разжимая пальцы, как ребёнок.       Луи тихо усмехается и поднимается, чтобы взять кудрявого на руки.       — Мм, спишь голышом, негодник? — Томлинсон чмокает его в нос и осторожно поднимает. Всё же тяжёлая ноша. — Оу… Сколько ты набрал? Мне нужно посещать зал, чтобы привыкнуть к таким нагрузкам, — бормочет он, пока идёт в спальню с Гарри на руках, а затем бросает парня на постель.       — Твоё тело выглядит очень хорошо сейчас, когда повсюду не выпирают кости и нет ран. Ты такой красивый, — Томмо не может не сказать этого, потому что Гарри проделал огромную работу, и результат просто восхитительный. Он заслуживает слышать это.       — Если бы не это уточнение, я бы начал худеть, — хрипло смеётся кудрявый, не сводя взгляд с шатена. — Спасибо, — после недолгой паузы, всё же добавляет. Потому что ему важно знать, что Луи всё нравится. По крайней мере, внешность. Хоть что-то. Он старается говорить тихо, чтобы не мешать спящему Томми. Было бы круто, если бы в спальне была звукоизоляция, но Луи как-то упоминал, что им придётся быть осторожными, значит… — Ты тоже хорош собой, — подмигивает кудрявый, сползая на подушки и потягиваясь, по-прежнему не удосужившись прикрыться одеялом. Когда он прогибается в пояснице, заводя руки за голову, и сладко зевает, кожа натягивается, и рёбра всё же выпирают, но это уже не выглядит нездорово.       Шатен начинает раздеваться ещё во время их разговора, поэтому совсем скоро оказывается в одних боксерах и забирается на постель к Гарри.       — Нет, тебе не нужно худеть. Ты хорошо выглядишь сейчас и… Я не говорил этого раньше, но я горжусь тобой. Ты справился со всем этим и заслуживаешь самого лучшего, — тихо говорит Луи, водя рукой по торсу младшего, ощущая бархатность кожи пальцами. Сейчас так хорошо, и мужчине хочется, чтобы так было всегда. Чтобы у них была такая же мирная семейная жизнь.       Гарри поворачивает голову вбок, из-за чего их носы почти сталкиваются. Ему важно было услышать это. Сложно понять, был ли Луи искренен тогда, в туалете, или же сейчас, но хочется думать, что всё это и вправду имеет значение. Что он правда не считает, будто Гарри нихуя не делал всё это время, и всё далось ему легко.       — Ты устал? — как бы невзначай интересуется кудрявый, потому что рука на его теле ощущается слишком хорошо. Он может завестись от одних этих невинных поглаживаний. Так скучал.       — На самом деле нет, обычно я в это время только приезжаю домой, — шатен улыбается и целует Гарри, устраиваясь сверху на нём, упираясь коленями по бокам от него и нависая. — Здесь плотные стены, но лучше, если ты будешь вести себя тише, — Луи переходит поцелуями на челюсть, затем шею и ключицы, спускаясь всё ниже и ниже, оглаживая руками такое желанное тело. — Мой. Мой красивый малыш, — усмехается, целуя и засасывая нежную кожу низа живота. — Я думаю стоит достать смазку, да?       — Да, пожалуйста, — без промедления усмехается кудрявый, шумно выдыхая, когда горячее дыхание внизу живота исчезает, и Луи тянется к тумбочке. Он понятия не имеет, как будет справляться тише. — Ты… Мы… Можно сначала пальцами? — неуверенно просит Гарри, потому что даже если Томлинсон выдавит весь тюбик лубриканта, это всё ещё будет больно. Пару раз, ещё в самом начале, после их «расставания», младший пытался трахать себя сам, но быстро бросил эту затею — ощущения совсем не те. Так что сейчас, каким бы нетерпеливым он ни был, в трезвом сознании необходимость полноценной растяжки кажется очевидной.       — А иначе и быть не может, милый, — Луи быстро целует парня, чуть покусывая его губы, а затем снова спускается к его паху.       Он разводит ноги младшего в стороны и сгибает их в коленях, оглаживая бёдра и оставляя поцелуи на их внутренней стороне, и, пару раз не сдержавшись, засасывает бледную кожу до ярких отметин.       Томмо разогревает смазку на пальцах, после чего вводит один внутрь, начиная плавно им двигать.       — Ты хорошо себя чувствуешь?       — Да, — с запозданием, хрипло, на выдохе отвечает младший. Кажется, быть тихим окажется сложнее, чем Гарри думал изначально. Но он всё равно старается. Часто кивает, давая понять, что всё прекрасно. Всё более, чем прекрасно. И он хочет больше. — Ещё, — просит и тут же сжимает простыни пальцами, потому что Луи выполняет его просьбу, добавляя ещё один палец. Сгибает, разводит, и Стайлса начинает потрясывать от удовольствия.       Гарри кусает губы и краснеет ещё сильнее, в попытках сдержать стоны, которые срываются с губ бесконтрольно, когда шатен продолжает трахать его пальцами, оставляя поцелуи на коленях и шепча что-то, что кудрявый даже не может разобрать. Вся его концентрация сейчас устремлена на единственную задачу — не издавать звуков. И он хочет справиться с этим хорошо, потому что надеется проводить таким образом как можно больше вечеров. По всему телу словно проходит электрический заряд, когда шатен находит чувствительную точку, каждым новым движением заставляя парня под собой хныкать и скулить, дрожа от нетерпения.       — Пожалуйста, — севшим голосом умоляет кудрявый, — Пожалуйста, я хочу твой член. Я готов, — может, он не слишком готов, но это не имеет значения, потому что всё происходящее сводит с ума.       — Ты… У тебя… В общем, ты чист? Мы можем не использовать презерватив? — когда Луи дожидается положительного ответа, он обильно смазывает свой член смазкой, прежде чем плавно и аккуратно проникнуть в Гарри.       Он требовательно и мокро целует его, потому что стоны младшего начинают становиться громче, и их нужно хоть как-то заглушить. Руками старший мнёт и гладит мягкие ягодицы, потому что теперь он может это сделать, теперь, когда у Стайлса достаточно для этого веса.       — Мой мальчик, — он отрывается, чтобы прошептать слова в губы напротив, прежде чем снова впиться в них поцелуем.       Гарри не знает, как столько времени жил без этого. Возможно, его спас тот факт, что все прошлые разы он был под кайфом и потом переживал ломку, которая поделила жизнь на «до» и «после». «До» было слишком туманным и он вообще мало что помнит в деталях. Но теперь… Теперь всё будет иначе, потому что он чувствует. Трезвым. И это слишком яркие ощущения на фоне его серых будней. Ярче, чем встречи, ярче, чем ссоры. Это хриплое «мой мальчик» и сердце, которое сбивается и, кажется, замирает на несколько секунд, погружая в оглушающую тишину. Гарри запутался. Он так сильно запутался в попытках казаться знающим, упёртым, уверенным. В эти секунды он чувствует себя потерянным ребёнком, и единственное, что ощущается необходимым, безопасным — быть в его руках.       — Не отказывайся от меня, — когда Луи возвращает способность дышать, сбивчиво скулит младший, рассеянно и испуганно бегая взглядом по лицу Томмо. Обхватывает его щёки ладонями, гладит выступающие скулы подушечками пальцев.       В глазах Гарри всегда много эмоций, именно они выдают его, даже если парень абсолютно спокоен внешне. Но сейчас эти эмоции другие. Он весь другой. Открытый, честный, уязвимый. Гарри всё ещё не верит, что они будут работать, но даже если это ошибка, это будет самая прекрасная ошибка в его жизни.       — Никогда больше не отказывайся от меня, — шепчет он одними губами, глядя прямо в глаза шатену. Потому что даже если он не может произнести вслух три слова, описывающие его чувства, это совсем не значит, что он их не испытывает.        — Никогда больше.