это случается лишь раз

— Не угостите? Юнги чуть растерянно смотрит на раскрытый серебряный портсигар в своей руке и едва заметно кивает. — Спасибо, — длинные тонкие пальцы крадут одну из сигарет прямо из-под его носа, и Юнги закрывает портсигар, убирая его в карман черного пальто. Правда, его зажигалка снова куда-то пропала. Видимо, он наскучил и ей. Прискорбно, но что поделать. — Оставили где-то зажигалку, босс? Юнги снова молча кивает, и рыжий парень рядом с ним негромко усмехается, протягивая ему свою — зеленую, с изображением красного цветочка и какой-то неизвестной ему аббревиатуры. Наверное, он спаситель его жизни или еще что-то вроде того, но Юнги хватает лишь на скупое и едва слышное «благодарю» и очередной кивок головой. Да, его эмоциональному диапазону можно было только позавидовать. Рыжий улыбается ему и убирает зажигалку. В этот момент мимо них проносятся трое велосипедистов в красных шлемах и с огромными рюкзаками за спинами. Откуда-то доносится протяжное завывание местного кота. И солнце печет так, словно сейчас не хмурый февраль, а по-настоящему жаркий май. Юнги расстегивает пару верхних пуговиц своей белоснежной рубашки и устало вздыхает, оглядываясь по сторонам. Солнцезащитных очков с собой у него не было. Как и не было желания находиться здесь в принципе. Но кто же знал, что здесь будет так жарко? Сигарета тлеет между его пальцев, а рыжий беззаботно мурчит что-то себе под нос (что-то, напоминающее ему песню, играющую в такси из аэропорта сегодняшним утром), не позволяя ему по-настоящему насладиться столь редкой минутой тишины. И спокойствия, почти. — А вы к нам надолго, босс? — неожиданно спрашивает он, повернувшись к нему. Как его зовут, Юнги не помнит. Кажется, Хонсок. Или Хосок. В любом случае, его не особенно интересуют такие подробности. Куда больше ему интересно, как выдающегося выпускника академии N***, на которого возлагали огромные надежды, занесло в эту бесперспективную дыру. Но, в общем-то, это не его дело. И явно вне его компетенции. Так что он не позволяет себе проявить любопытство. Так же, как и снова спросить его имя. Знакомиться второй раз было как-то совсем неловко. — Это вопрос с подвохом? — вместо этого лениво интересуется Мин. Рыжий пожимает плечами. — Мне хотелось бы знать и самому, — в ответ на это парень сочувственно смотрит на него. — Тяжело, наверное, постоянно быть в разъездах? — Ну, это моя работа. — Я бы так не смог. Наверное, — на этом их диалог заканчивается. Парень тушит сигарету подошвой ботинка и смотрит куда-то вдаль. Юнги слабо усмехается краем губ. Сейчас он может, разве что, почувствовать запах его одеколона. Резкого, немного терпкого, но одновременно с этим сладковатого. А еще запах свежей выпечки, все из-за пекарни за углом. И на этом все. Пожалуй. В конце концов у него всего два возможных варианта:       а) либо он альфа B-уровня;       б) либо он просто бета, которой до усрачки повезло. Юнги приходит к выводу, что второй вариант наиболее вероятен. Его запаха он не чувствует абсолютно. Даже ни намека. Заметив его пристальный взгляд на себе, бета вопросительно вскидывает голову, но Юнги ничего не говорит. Он всегда был немногословным, однако сейчас по большей части давала о себе знать только уже накопившаяся усталость. Длинный и утомительный перелет — то еще дерьмо. Он всегда чувствовал себя как выжатый лимон после. — Хм, есть здесь какие-нибудь приличные пекарни? Парень удивленно смотрит на него: — Конечно есть! Если хотите, я могу проводить вас, — на его лице снова сияет радостная улыбка. — Любите сладкое? — М-м, — почувствовав вибрацию телефона, Юнги достает его из кармана. — Вроде того. — А вы когда-нибудь пробовали ореховый хлеб? Оторвавшись от экрана смартфона, Юнги вскидывает брови в удивлении, отросшая челка лезет ему в глаза: — Ореховый хлеб? — Сразу видно, что вы, босс, никогда здесь раньше не бывали, — рыжий смеется, обнажая ряд ровных белых зубов. — Наш город по-настоящему славится им. Вы просто обязаны попробовать. А еще наши пончики! Вишневые. Они просто удивительны. — Ладно, — Юнги кивает вновь. — Покажешь мне, где здесь можно купить ваш ореховый хлеб. И эти ваши пончики… вишневые. Парень буквально сияет. Он намеревается добавить еще что-то, но его телефон неожиданно разливается звонкой трелью входящего звонка, и, ну, Юнги вынужден ответить на звонок. — Инспектор Мин! — гневный голос Ендже раздается из динамика. — Мы просили вас оставаться на связи! Но вы же были вне зоны доступа сети. Где вы сейчас? Мы вас потеряли! — Эм, — тот вновь оглядывается по сторонам, пытаясь наткнуться взглядом на хоть что-то, похожее на указатель или табличку с названием улицы. — Здесь напротив семейная закусочная. «Очень семейная»? — так себе название, на его взгляд. На какое-то мгновение голос Ендже замолкает и слышится лишь его неровное дыхание. — За вами прибудет машина, оставайтесь на месте, Инспектор. — он сбрасывает вызов первым. — А вы не говорили, что не нуждаетесь в проводнике, — улыбка парня напротив дерзкая. Совсем еще мальчишеская. Юнги позволяет себе сдержанно улыбнуться ему в ответ. Он, в общем-то, ни в чем не нуждается. Да, абсолютно ни в чем, разве что, в крепком сне, кофе по утрам и подавляющих таблетках, принимать которые нужно было каждый вечер последние две недели месяца. Иначе без них бы он давно сыграл бы в ящик. Он омега G-уровня, совместимый лишь с кем-то уровня F, такого же G, ну или довольно универсальном C — в противном случае. С ним он хотя бы мог ощущать запах, не так сильно, но мог. Связь не приносила абсолютного должного удовлетворения, но она хотя бы могла существовать. И, чисто теоретически, он мог бы забеременеть от кого-то с уровнем C, но выносить и родить ребенка — вряд ли. (Хотя, не то чтобы это особенно беспокоило его.) Это так же не совсем то, о чем он должен думать, сидя в просторном салоне автомобиля, где пахнет эфирным маслом, расслабленно откинувшись на спинку сиденья. Но, черт возьми, Юнги думает об этом даже тогда, когда возвращается в отель уже поздним вечером, где утром, при заселении в номер, успел лишь оставить сумку с вещами и сходить в туалет. И даже тогда, когда заказывает ужин в номер и устало падает на широкую кровать, оставшись в одних брюках. Это занимает его мысли всегда. Сбежать от своей природы было трудно и даже больше — просто невозможно в принципе. Так что, можно сказать, он к этому привык. Все привыкали, и он тоже привык. Еще чертовски давно. Снова отыскать свою зажигалку не удается — провальная затея с самого начала. И, к сожалению, рыжего пацана с его лучезарной улыбкой тоже нет поблизости. Поблизости только пыльная лампа, стоящая на прикроватной тумбочке, и телефонный справочник с помятой обложкой. Безнадега. У Хосока с собой хотя бы была зажигалка. Наверное, Юнги завидует ему сейчас. Им, бетам, жилось куда проще. Им не приходилось буквально выгрызать для самих себя возможность начать работать. Им не приходилось жить согласно не гребаным циклам, игнорируя свои планы, намерения. Не приходилось думать о шкале совместимости постоянно, все двадцать пять на восемь. Они могли просто спокойно жить. Так, как они хотят и как посчитают нужным. Другим же приходилось дорого заплатить за нечто подобное. Юнги завидует Хосоку. И почему-то его диалекту тоже. Сон на новом месте всегда неспокойный. За ночь Мин просыпается как минимум раза три и уже под утро не может заснуть в принципе, бездумно развлекая себя игрой в маджонг на телефоне. По крайней мере, это отвлекает, да и просто куда лучше, чем пялиться в пространство перед собой. Засыпает снова он за два часа до подъема, когда в номере становится не так жарко, в конечном счете решив оставить окно открытым. В округе С**** он задерживается ненадолго. Сигареты давно заканчиваются, от изобилия бумаг на проверку голова чуть ли не идет кругом, а от невыносимой жары плавится мозг. За два дня Юнги успевает истратить все оставшиеся свежие рубашки, выпить шесть банок холодного пива и съесть большую пачку соленого арахиса, который он, вроде как, терпеть не может. (Хосок составляет ему компанию в вечернее время, когда вместо того, чтобы вернуться в отель, Юнги бродит по центральным улицам небольшого городка, и они вместе останавливаются в какой-то паршивой забегаловке.) Следующая остановка — Ханой. Почему Вьетнам? Он не имеет ни малейшего понятия, но с руководством не спорят. Только соглашаются и мысленно делают заметку поскорее написать «по собственному желанию», чтобы в очередной раз забыть про нее, сдаваясь. Невиданная удача, не иначе, но на этот раз в затянувшейся командировке появляется несколько свободных дней. Именно тогда, когда у него заканчиваются чистые сменные вещи. Юнги покупает ореховый хлеб и возвращается в Сеул уже в четверг, в дороге довольствуясь лишь горьким кофе и парой шоколадных батончиков. С малиновым джемом ореховый хлеб очень даже ничего. Ему нравится. А вот устраивать внезапные аудиты, мотаясь по стране туда-сюда и иногда даже выбираясь за ее пределы, не очень, честно говоря. Если бы Юнги составлял список любимых вещей, то на первом месте был бы кофе, а на втором — его невероятно удобная атласная пижама. Работы в этом списке не было бы и вовсе. Но ответить на вопрос, почему ему бы просто не уволиться, было трудно даже самому себе. Его жизнь скучная, монотонная, рутинная. Обзывайте как хотите. Его жизнь — это сплошная работа. И, наверное, к этому Юнги привык тоже. (Возможно, вот и весь ответ, признавать который не слишком-то и хотелось.) Мияко трется около его ног и мурчит, когда он пялится на свое отражение в зеркале в ванной, вытирая мокрые отросшие волосы полотенцем, не обращая на черную кошку никакого внимания. Ему бы к парикмахеру, да и к своему врачу за новым рецептом, потому что таблетки «скорой помощи» — он не помнит, откуда взялось это название — заканчиваются, но и поменять бы их на какие-нибудь другие тоже было бы неплохо. В его случае от этих было мало толку. Наверняка кое-кто будет недоволен, узнав о его намерениях, если не зол, но Юнги как-то все равно. — Уйди, — бросает он кошке, едва не споткнувшись о нее, но та его не слушает, продолжая громко мурчать. Перед тем, как лечь спать, Юнги насыпает полную миску кошачьего корма и наливает свежую воду, ту, что из-под крана, надеясь, что Мияко наконец отстанет от него, но кошка непрерывно следует за каждым его шагом. И, когда он устало падает на кровать, переодевшись в ту самую любимую пижаму, та запрыгивает на его грудь, устраиваясь поудобнее. Ладно, он тоже скучал. Пора было признать это. Юнги почесывает Мияко за ухом, закрывая глаза. Заснуть, правда, удается не сразу. Зато на следующее утро он куда менее уставший, чем обычно, у него подходящее настроение для того, чтобы приготовить себе — ну или хотя бы попытаться — полезный завтрак, а ежедневные утренние новости по телевизору кажутся не такими раздражающими, как в остальные дни. Крепкий сон, определенно, творит чудеса. В овсянку Юнги добавляет нарезанное мелкими дольками яблоко и даже корицу, пока Мияко, лежа на окне, наблюдает за ним. — Это вкусно, — зачем-то объясняет омега. — А еще полезно… хотя откуда тебе знать. Мияко согласно мяукает. Даже в свой выходной Юнги приезжает на работу. Но не к началу рабочего дня, скорее, ближе к обеденному перерыву и только для того, чтобы сдать папку с отчетностью на подпись и отдать подарки. Сладости, магнитики и открытки с изображением спелых фруктов и живописных пейзажей жаркого округа. (— Ух ты, спасибо, босс! — Это что, пончики? — Да-а, и как мы их поделим? Их же… пять? — Юнги-ши?) От восторженных девчачьих возгласов у него начинает болеть голова, и Юнги поспешно скрывается в своем кабинете, хлопнув дверью. На рабочем столе лежит очередная забытая им зажигалка, а рядом с ней стопка бумаг в прозрачном файле. Очевидно, новые указания для следующей поездки. На этот раз в Ханой. Юнги забирает зажигалку, пряча ее во внутренний карман куртки, и неспешно скользит взглядом по напечатанному мелким шрифтом тексту. В Ханое, наверное, будет еще жарче. Мин берет бумаги с собой и морщится, услышав чей-то недовольный вопль из-за двери. (— А где брелочки? — Открой уже глаза, их нет! Выбери себе магнит! — Босс, как вы могли забыть про брелочки? — Отстань ты от него, у него выходной. — И что? — Разве ты не видишь, какой он уставший?) Сана, Джихе и Мина, конечно, не раз выручали его, в их отсутствие в офисе было довольно скучно, они выполняли свою работу — то есть, его поручения — блестяще, но порой они были просто невыносимыми. В такие вот моменты, как этот. Так что Юнги неразборчиво бормочет себе под нос какое-то непонятное оправдание и пытается скрыться от коллег, снова хлопая дверью. У него всегда были некоторые трудности в общении с людьми, если дело не касалось очередных проверок или каких-либо других рабочих мероприятий. (Многие, кажется, были в курсе.) Закурить ему удается только на улице, стоя напротив здания кофейни, под навесом которой можно было спрятаться от мелко накрапывающего дождя; угрюмые черные тучи здесь всегда могли нагрянуть слишком внезапно. Юнги щелкает зажигалкой несколько раз и вздыхает. Кроме запаха кофе и свежей выпечки он чувствует еще один, ему знакомый. Посмотрев вокруг, Мин озадаченно хмурится. Заметить такой же знакомый силуэт поблизости почему-то не удалось. Странно. Но внезапно кто-то опускает ладонь на его плечо, и Юнги удивленно оборачивается назад. — Привет, — альфа, стоящий позади него, участливо улыбается, держа в другой руке большой бумажный пакет. Юнги почти уверен в том, что там внутри пышные булочки с корицей или сладкой сахарной пудрой. — Не знал, что ты уже вернулся. — Я собирался позвонить сегодня, — чувствуя укоризненный взгляд на сигарете, зажатой между его губ, он отворачивается в сторону, раздраженно выдыхая струйку дыма. Альфа смотрит на него какое-то время все с той же улыбкой на лице. — Юнги, милый, мы оба знаем, что ты бы не позвонил. — Но написал бы точно. — Ты слишком много куришь в последнее время, не замечал? Юнги пожимает плечами. Неопределенное «да» и «нет» в одном флаконе. Джин… он не мог так просто оставить это в покое. Да, осознавать то, что кто-то волнуется о тебе, беспокоится о твоем здоровье и прочее-прочее, было приятно, но ровно до тех пор, пока это не начинало выходить за всевозможные границы. Джин, впрочем, всегда был слишком властным. Однако Юнги прекрасно знал, на что он подписывается. Джин был альфой С-уровня. Без него бы Юнги загнулся совсем. Он до сих пор не понимает, почему тот вообще когда-то обратил на него внимание, но факт оставался фактом: его большой член не раз спасал ему жизнь. И никакой это не каламбур. «Секс или умри» — условие поддержания нормального процесса жизнедеятельности для большинства альф и омег. Точнее, для их девяноста процентов. В остальные десять Юнги не попадал. Точно так же, как и Сокджин. А то, что Джин являлся по своей натуре чертовски властолюбивым, вообще-то, играло ему на руку. Правда, не в тех случаях, когда дело касалось сигарет, его таблеток и неправильного питания. С такой-то работой и таким-то образом жизни трудно было всегда уследить за тем, что именно ты ешь. Или ешь ли вообще. Хотя Сокджин был готов поспорить с этим утверждением. Но «полемика» сейчас оказалась бы весьма неуместной. — Разве у тебя не выходной сегодня? — попытка перевести тему казалась самым подходящим вариантом. — А у тебя? Юнги фыркает: — Всего лишь отвозил отчетность. Очевидно, что его ответом Джин не удовлетворен, но возражать почему-то не собирается. Лишь поправляет очки, съехавшие на переносицу. Выглядел он как всегда идеально. Так, будто только что сошел с глянцевой обложки. Чаще всего рядом с ним Юнги был больше похож на маленького и озлобленного жизнью карлика, что возвращало к вопросу о том, что он вообще в нем нашел, но времени на рефлексию тоже не было. По крайней мере, сейчас точно. Голова была больше забита предстоящей поездкой в Ханой и ворохом проблем, вытекающих из нее. — Пригласишь на ужин? — неловко спрашивает омега, переступая с ноги на ногу и отводя взгляд в сторону. Смех Джина буквально режет по ушам, заставляя смутиться еще больше, но Юнги старается держать себя в руках, пока его щеки незамедлительно краснеют. — Двери моего дома всегда открыты для тебя, Юнги, — слегка склонив голову набок, Сокджин насмешливо смотрит на него: — Но только при условии, что ты не будешь возражать против курицы в карамели. — Что за гастрономические эксперименты? — Юнги не уверен, что альфа вообще слышит его бормотание. Однако он не возражает. — Может быть, тебя подвезти? — тот кивает в сторону своего авто, припаркованного неподалеку. — Или ты планировал вернуться в офис? — Ну… Его телефон снова звонит в неподходящий момент. Когда он чертовски близок к тому, чтобы сказать «да» и, может быть, оказаться на коленях перед Сокджином уже в его машине. — Вы далеко ушли, босс? — Тимми, его заместитель, кажется, что-то увлеченно жует в этот момент. — Вас тут хотят. Говорят, что срочно. — Кто говорит? — Джин вопросительно вскидывает идеальные брови, глядя на него. — Офицер Ли. Разве вы не встретились с ним по дороге? Он приехал почти что вслед за вами, — кашлянув, парень добавляет. — Это по поводу вашей последней инспекции. Юнги бросает торопливый взгляд в сторону парковки: — Раз это так необходимо, то сейчас приду. — Ага, поторопитесь. «Может быть, тебя подвезти?» явно отменяется. А интуиция Юнги еще никогда его не подводила. С самого утра он чувствовал, что так или иначе придется держаться где-то поблизости здания департамента. Глупо было пытаться, откровенно говоря, забить на это. Все равно почти все дороги вели только туда. — Прости, не получится, увидимся вечером, разве что, — неуверенно произносит он, потирая шею тыльной стороной ладони. — Не позволяй им сесть к тебе на шею, — строго говорит Джин. — Ты знаешь, я серьезно. — Легко сказать. Джин только недовольно качает головой. Благо, возразить ему альфа уже не успевает. В свой офис Юнги возвращается уже на лифте, ленясь подняться пешком на шестой этаж. В кабине ему наступают на ногу, и еще на него чуть было не проливают горячий чай из чьего-то ярко-оранжевого термоса, что наводит его на мысли о том, какой все-таки была настоящая офисная жизнь в любой организации, вне зависимости от того, занималась ли она обеспечением порядка в стране или же продавала туалетную бумагу. Рабочий день в его «выходной» заканчивается чуть раньше. Минут на сорок. Расслабиться после напряженных обсуждений, касающихся, непосредственно, финансирования работы департамента, удается только в такси. И то ему до последнего момента кажется, что он слышит возмущенные голоса Джихе и Тимми в своей голове, несмотря на то, что в салоне играет «New York, New York» Фрэнка Синатры. Музыкальные предпочтения водителей такси всегда могли поражать. Однако джаз — не самое худшее, что могло быть. С собой у него только бутылка красного полусухого, а зажигалка вновь теряется где-то. Ничего нового. Разве что, курицу в карамели он еще никогда не пробовал, но Джин умеет готовить так, что пальчики оближешь, поэтому подобный гастрономический эксперимент проходит на ура. Под конец вечера у него даже развязывается язык, и он чувствует себя менее скованно, что настоящая редкость для него. А еще у Джина невероятные пухлые губы, особенно удивительные, когда они на его шее, плечах и ключицах. И Юнги чувствует его запах. Не так сильно, как мог бы, если бы альфа был более подходящего для него уровня, но приходилось быть благодарным за то, что у него уже было. Запах немного резковат, но так или иначе по-своему притягателен, потому что это запах альфы. (Юнги не виноват в том, что от всего этого у него немного кружится голова.) (Если бы у него была бы течка сейчас, то он бы был еще более разбитым, имея шанс раскрыть свою природную чувствительность и с кем-то уровня C. Но он действительно благодарен и за это.) Джин куда более груб с ним этой ночью, чем обычно. Веревка до боли стягивает его запястья, а на его бедрах наверняка останутся синяки от столь сильной хватки альфы. И в том, как он хватает его за округлый подбородок, вскидывая голову вверх, нет ни намека на нежность. — Твое стоп-слово, детка? — Джин вытаскивает пальцы из его рта и резко тянет Юнги за волосы. Слюна стекает по его подбородку, но с ответом омега не медлит: — Открытка. Каждый раз открытка. Ничего нового. Юнги чувствует себя просто крошечным в руках Джина. Его челюсть болит, а от звонкой пощечины в уголках глаз скапливаются слезы — за непослушание — но он все равно пытается наслаждаться этим по максимуму, потому что боль делала их ощущения сильнее. А еще самым главным ее плюсом было то, что ее можно было контролировать. Юнги любит эту боль. Утром он чувствует себя убитым, драматично касаясь кончиками пальцев тонкой шеи. Но также обычно по утрам Джин невероятно заботливый. Это выглядит так, словно настоящий Аполлон в одних пижамных штанах сошел с Олимпа и решил принести ему стакан холодной воды в постель, осторожно интересуясь тем, как он себя чувствует. Какая-то часть Юнги чувствует себя вполне удовлетворенной. Другая, раскрывавшаяся только в редких случаях, заставляет его капризно надуть маленькие губы. В конце концов, он не уверен, что может пошевелиться. Все тело ноет, а запястья болят. Все-таки время от времени он хочет, чтобы о нем заботились. Только вот знал об этом только Сокджин, умело понимая его без слов. Омежья сущность — тоже то еще дерьмо. Но, возможно, ему удается ненадолго забыть об этом, когда он получает оладьи в кленовом сиропе на завтрак. В Ханое Юнги встречают не так радушно, как ему хотелось бы. А еще там чертовски жарко, и он готов умереть уже в аэропорту, пытаясь ослабить свой галстук, повязанный на шее. Спасают его только бутылка холодной — ледяной — воды, купленной в автомате, и припасенные заранее солнечные очки. — Инспектор Мин, — встречающий его мужчина, стоящий у черной машины с открытой задней дверцей, просто сдержанно кивает головой в знак приветствия. — Мой багаж, — Юнги останавливается в нескольких шагах от автомобиля. — Где он? Мужчину, кажется, передергивает от одних только его слов. Почему-то. — Мы позаботились о том, чтобы его доставили в ваш отель. Не беспокойтесь. Слишком очевидно, что ему здесь не рады. Юнги садится в машину, продолжая держать запотевшую бутылку в руке. Водитель бросает на него взгляд через зеркало заднего вида и выключает почти бесшумно звучащее радио. — Мы едем в отдел? — Да, — машина плавно двигается с места. — Вас уже ждут. Какое-то время они едут в абсолютной тишине, но затем водитель подает голос: — Как долго продлится ваша, эм, «инспекция»? Юнги переводит на его сиденье равнодушный взгляд прежде, чем вовсе отвернуться к окну, за которым мелькали городские пейзажи. — Она будет длиться ровно столько, сколько потребуется, — на этом запас его разговорчивости иссякает. Хотя, по правде говоря, он и сам не знает, сколько он пробудет в Ханое и, зачем вообще его выдернули сюда. «Нужно решить кое-какие проблемки!» — как говорило об этом начальство. Только «проблемки» эти были вне их юрисдикции в принципе. Так что Юнги более, чем просто озадачен, находясь здесь. И то, что ему были так откровенно не рады, тоже слегка сбивало с толку. Он надеется, что все происходящее затянется ненадолго. Только, увы, надеждам сбыться не суждено. То еще клише, но они всерьез рушатся как жалкий карточный домик. В Ханое он застревает на целых три дня, а потом летит в Сайгон и чувствует себя выжатым как лимон от этой ужасающей жары. Все, что Юнги делает, так это проводит большую часть времени в офисе, перебирает кипы ненужных бумаг, просит помощника — который просит называть его Бэмом — сходить за кофе и помогает восстановить все удаленные данные после того, как в местном департаменте контроля к чертям летят все сервера. Но зато за последние несколько дней он ест очень много фруктов, и, наверное, Джин был бы им доволен. Потому что фрукты это здорово. Вкусно и полезно. И потому что ничего другого не хочется. Вместе с жарой наступает и полное отсутствие аппетита, и вины омеги в этом нет. Отсутствие аппетита, вообще, было одним из симптомов приближающегося цикла, но таблетки на всякий случай всегда при нем, да и последний закончился относительно недавно. Юнги спокоен. Определенно, всему виной чрезмерная усталость и паршивые местные погодные условия. Или просто то, что он съел много дыни. Слишком. Много. Чертовой. Дыни. Ему нужен отпуск. Или новая работа в лучшем случае. И если он продолжит есть дыню, его начнет пучить. Только никого это не интересует, разве что, за исключением Джина. Но и он бы вряд ли смог чем-то помочь. Собрание для служащих департамента контроля назначено на вторник, и Юнги хотелось бы верить в то, что после собрания его присутствие здесь, во Вьетнаме, будет необязательно. Оставалось только дождаться нужных указаний. А для этого требовалось терпение. Терпение и еще раз терпение. Ну и отличная выдержка тоже, потому что расплавиться на жаре было очень просто. Оазисом для Юнги становится номер в отеле, во многом благодаря наличию кондиционера и отличному обслуживанию со стороны персонала. Они никогда не опаздывали с его завтраками и однажды даже услужливо поменяли ему лампу-ночник. Единственным минусом было то, что почту не доставляли прямо в номер, получать ее нужно было из рук администратора. (Таким образом ему приходилось спускаться по вечерам вниз, на первый этаж, несколько раз. И сталкиваться с людьми, которые постоянно пялились на него.) Выбираться из оазиса не хотелось абсолютно. Но, к сожалению, собрание не отменяют и даже не переносят. Бэм тут же оживляется, как только они добираются до нужного места, и то и дело взволнованно оглядывается по сторонам, удерживая планшет с бумагами у груди. Вокруг слишком много людей, чьи разговоры отдаются невозможным гулом, буквально повсюду снуют журналисты — все как один с до невозможности сосредоточенным выражением лица. А многие из присутствующих были в военной униформе. Это давит. Все слишком формально, пускай и привычно. Ничьих запахов Юнги почти не чувствует. (И когда это вообще удивляло его в последний раз?) Бэм странно косится на него, когда Юнги пытается уйти в сторону балкона, чтобы закурить, но затем идет следом за ним. — С минуты на минуту здесь будет телевидение. Советую вам быть чуть осторожнее. — Сколько у меня еще времени? — щелкая зажигалкой, поднеся ее к сигарете, Мин смотрит на пацана. — Около пяти минут. Я буду неподалеку, если что. Бэм уходит, и Юнги устало поправляет волосы, что, к слову, стали выглядеть более презентабельно после похода в парикмахерскую. Когда он возвращается обратно, ровно по истечению указанных пяти минут, пресса снует около офицеров, видимо, прибывших только что, и отовсюду раздаются вспышки фотокамер. Число людей, кажется, увеличивается в квадрате, и Юнги теряет Бэма из виду. Вероятно, тот ушел занять им места, но нигде не было видно его темноволосой макушки, и от этого Мин чувствует себя немного потерянным. «Неподалеку», как и «недолго», «скоро», «немного» — весьма растяжимые понятия. Какой-то журналист чуть было не сбивает его с ног, мчась куда-то, и Юнги чертыхается сквозь зубы. Но в какой-то момент ему кажется, будто его резко ударили под дых. Запах. Яркий, отчетливый и настолько сильный, что его колени начинают подкашиваться. Такое случалось лишь в исключительных случаях, когда Юнги удавалось встретить кого-то с подходящим для него уровнем. Только, как правило, те альфы оказывались либо занятыми, либо не проявляли по отношению к нему никакого интереса, несмотря на то, что он был ходячей редкостью, что тоже сводилось к первому варианту в принципе. И спутать это с чем-то другим у него просто не получилось бы на физическом уровне. Но в такой толпе трудно было определить, кому этот запах принадлежал. Юнги замирает на месте, осматриваясь и стараясь дышать как можно глубже, чтобы почувствовать его как можно лучше. Бэм появляется словно из ниоткуда. — Что, решили поболтать с офицерами? Нам лучше занять места. Где-нибудь ближе к дверям, да? — С офицерами? — бездумно переспрашивает омега. Усмехнувшись, парень указывает куда-то в сторону входа, где стояло пятеро мужчин в форме, окруженными журналистами и другими людьми, и Юнги послушно смотрит туда. Только рядом с ними он замечает невысокого роста женщину, одетую в похожую униформу, черные волосы которой были убраны в аккуратный хвост. Она разговаривает с одним из журналистов, то и дело отводя взгляд в сторону, продолжая вежливо и сдержанно улыбаться под прицелом камер. А с ней еще… Бэм дергает его за рукав и что-то говорит, но Юнги его не слышит. Парень, стоящий рядом с той женщиной, не сводит с него пристального взгляда, замечая Юнги тоже. Все, что Юнги узнает о нем, после того, как его цикл сбивается окончательно, так это то, что его зовут Чимин. Пак Чимин, если верить его ID, валяющемуся на полу душного номера отеля. В этот раз не спасает даже кондиционер. Юнги не может думать о чем-либо, когда его втрахивают в кровать, с уже давно сбившимися простынями. Они как животные, да, но ведь в действительно они и есть самые настоящие животные, руководствующиеся только собственными инстинктами, и здесь не может быть и речи о чувстве стыда. Юнги может лишь жалобно скулить, когда его дырку насаживают на толстый член альфы и когда его бедра удерживают с такой силой, что он уже предвидит очередную россыпь синяков на них. Все начинается с лифта, кажется. С его дрожащих рук, когда он роняет на пол блистерную упаковку. А заканчивается тем, что альфа G-уровня вгоняет в него набухший узел уже четвертый раз. Так, что начинает казаться, будто бы и вовсе нет никаких «здесь» и «сейчас». Есть что-то вне этого. Что-то лучше этого и что-то эфемернее. А он ведь даже и догадываться не мог об этом. Он как потасканная шлюха, не знающая себе цену, не может сказать и слова — только рваные стоны и всхлипы. Только вот расцарапанная спина альфы — его главная заслуга, безусловно. Юнги мог бы даже гордиться этим, если бы был в состоянии, конечно же. Телефон разрывается от входящих звонков, наверняка это Бэм, кто-то из начальства, ну или же Джин, но, блять, им совсем не до этого. Окружающий их мир исчезает на первые двое суток. Только потом они делают какие-никакие попытки вернуться в действующую за пределами номера реальность. Где на ручке двери второй день висит табличка с просьбой не беспокоить и где люди начинают нервничать и шевелиться из-за миллиона пропущенных вызовов. У Пак Чимина милая улыбка. Юнги замечает это только тогда, когда тот наконец выходит из душа, обернувшись коротким полотенцем, он вообще милый. И это все, что он знает о нем. Как правило, негласное «секс или умри» не располагало для нормальных знакомств. И омега чувствует себя довольно смущенно и потерянно в то же время. Ему становится чуть лучше только после того, как он снова принимает свои таблетки, запивая их водой с холодным льдом, заботливо вытащенным из мини-бара Чимином. Юнги не делает поспешных выводов. Никогда. Но Чимин кажется ему… хорошим. Он милый и заботливый. А еще он альфа G-уровня, и он начинает думать об этом, пока тот все еще находится в его номере, вытирая мокрые волосы полотенцем, стоя напротив зеркала. — Эм. Чимин? Чимин вопросительно смотрит на него своими щенячьими глазами. — Нам надо… —…поговорить, да? — альфа смеется, когда заканчивает фразу за Юнги. Юнги согласно кивает, сжимая в руке пустой стакан с тремя кубиками льда на дне. Это ведь разумнее всего, так? Они не на отдыхе, и это не какой-то там курортный роман. Они оба все еще на работе, и за рандеву в постели длиной в сорок восемь часов им обоим придется так или иначе отвечать. И поговорить им нужно в первую очередь. Когда знакомство начинается не с того, необходимость нормально поговорить выходит в топ лидеров. Правда, Юнги совсем не уверен в том, что сможет нормально функционировать еще несколько ближайших дней, его течка все еще продолжается, несмотря на то, что он целиком и полностью возвращается к подавителям. Но Бэм всего лишь приносит ему кофе в два раза чаще и слегка сочувственно поглядывает на него время от времени, так что… вроде бы, никакой катастрофы. Лучшее место для разговоров, по мнению Чимина, ресторан на самом, черт бы его побрал, побережье, и за их столиком они могут наблюдать за тем, как садится солнце, пока официант разливает по бокалам белое вино. Солнце похоже на яичный желток. (Джин когда-то говорил ему об этом.) И Юнги хмурится, случайно вдаваясь в совершенно не нужные сейчас воспоминания. Чимин младше его всего лишь на два года. И последнее место, где он побывал перед тем, как полететь в Ханой, — Ереван. В объяснения насчет своего рода деятельности он не вдается, лишь отмахиваясь и снова улыбаясь. Да и Юнги все равно бы не понял. Структуры негосударственных организаций зачастую были слишком сложными. Юнги, разрезая кусок мяса на тарелке, внимательно слушает его, пока тот рассказывает что-то об Армении, периодически делая пару глотков из своего бокала. Чем-то Чимин напоминает ему Хосока. Только не курит и смеется по-другому, а улыбается так же широко и искренне (?). Только продолжить их общение они вряд ли смогут. Чимин слегка растерянно постукивает маленькими пальчиками по столу и смотрит куда-то в сторону горизонта, где океан давно пожирал яичный желток: — У меня есть… парень, вообще-то. — О, — Юнги откладывает салфетку в сторону и едва заметно вскидывает брови. — Произошедшее было ошибкой. — Думаешь? — Чимин смотрит на него с какой-то непонятной надеждой, и Юнги кивает. — Получается, ты изменил ему? — Ну, не знаю, у нас все сложно. Понимаешь, он тоже альфа, — зачем-то он начинает говорить тише, и Мин оглядывается по сторонам. За ними ведь никто и не следил. — Мы оба… В общем. В том, что произошло между нами, нет чувств, так? Всего лишь инстинкты, и все такое. А его я… — Любишь, — Юнги улыбается, складывая руки перед собой. Чимин согласно качает головой. — А у тебя есть кто-нибудь? Какое-то время Юнги молчит, собираясь с мыслями, и альфа успевает опустошить свой бокал, поглядывая на бутылку снова. — Есть. Думаю, он тоже меня поймет. — или нет, Юнги понятия не имеет. О чувствах Джина к нему он никогда не думал. Хотя, кажется, стоило бы. — Всегда было бы все так просто. — Ага. Юнги вздыхает, когда Чимин дарит ему столь теплую и нежную улыбку. Из Ханоя он возвращается спустя несколько дней. И его тут же отправляют в следующую командировку, давая лишь четыре дня выходных, но только после его просьбы. Юнги слишком вымотан и едва сдерживает желание написать «по собственному желанию». С собой он привозит фрукты, какие-то дурацкие сувениры и открытки. Сана, Джихе и Мина просто в восторге. Как и обычно. Джин на его звонки не отвечает. Обида за то, что Юнги игнорировал его сообщения и звонки во Вьетнаме? Вероятно. Благо, обижаться долго тот совсем не умел. Мияко спит с ним, свернувшись клубочком под боком, уже второй день. И еще два дня. До следующей поездки. Наверное, если бы Юнги попросили описать его жизнь, то он сказал бы, что вкус у нее как у диетической Пепси. Он ненавидит диетическую Пепси.