Утопленница

Голубые бриллианты в золотой оправе словно солнечные брызги на воде, как в знойный день у океана, когда воздух пахнет солью и летним теплом. Воображаемый запах слегка щекочет ноздри, напоминая об отцовских предостережениях, которые он не уставал повторять каждый раз, когда они с семьей выбирались на море. Если кто-то не зовет на помощь, говорил он, это не значит, что она ему не нужна. Рядом с тобой всегда может быть тот, кто нуждается в спасении. Потому что люди не тонут так, как это показывают в кино. Никто не будет кричать, громко хлопая руками по воде: утопающий будет лишь захлебываться, пока ты плаваешь рядом, глотать воду и бороться, пока не выбьется из сил и не пойдет на дно, если ты его не заметишь. Поэтому всегда будь внимательна к своим ближним. Чужие прикосновения к шее вырывают её из солнечного дня у моря, возвращая в настоящее. Пальцы Такисимы почему-то всегда ледяные, он будто пытается согреться, дотрагиваясь до неё и отнимая тепло. Наконец он бережно застегивает ожерелье, и Хикари, глядя на безжизненные камни, думает, насколько же приятнее было бы ощутить вместо их тяжести те забавные кристаллы, в которые высыхают на солнце соленые капли морской воды. — Ты восхитительна! — слова срываются с его губ на выдохе, и каждая буква в одной короткой фразе насквозь пропитана обожанием. Хикари не знает, как Такисиме удается заставить их звучать именно так. С его дыханием её обволакивает морозный запах мяты, и она слегка поводит плечом, едва сдерживаясь, чтобы не поежиться. Ей не нравится незнакомка, которая застыла напротив. Хикари терпеть не может такие высокие прически из-за дурацких шпилек, которые впиваются в голову: они стягивают кожу так, что каждое движение мышц лица причиняет боль. Ошейник, который почему-то называют украшением, словно если навешать на него побольше дорогих побрякушек, тот перестанет быть приспособлением, для того чтобы крепить к нему поводок. Платье за смехотворно высокую цену, которую никто не должен требовать за какой-то кусок ткани. И в довершение девушка с головы до ног усыпана драгоценностями, словно рождественская елка гирляндами. Она поворачивает лицом к Такисиме не потому что хочет его видеть — для того, чтобы не смотреть своё отражение в зеркале. Из какого-то глупого упрямства Хикари так и не поднимает глаз на лицо жениха, уставившись куда-то в район его груди, и задается вопросом, как она вообще могла позволить всему зайти настолько далеко. Кремовый фрак выбран в тон к её платью, как и цветы в бутоньерке — к ожерелью. Голубые гортензии вызывают в памяти очередные картины прошлого. Прошлое кажется таким далеким, что трудно не задаваться вопросом, когда это было и было ли вообще. Кажется, день клонился к вечеру и всё вокруг было слегка подкрашено в красный лучами закатного солнца. Единственная комната утопала в цветах, среди которых, громко восторгаясь представшему перед её глазами великолепию, кружилась Акира. Своей немного хищной красотой, резкими быстрыми движениями она напоминала стрекозу, танцующую среди водяных лилий, зависая и стремительно перелетая от одной к другой. Это скромное жилище стало первым серьезным достижением Хикари. Да, квартира была небольшая. Да, с видом на уродливую шумную улицу, не замолкающую ни днем, ни ночью. Да, далеко не в самом богатом и безопасном районе, но всё с лихвой окупалось близостью к её работе. Правда, ровно до тех пор, пока Кей не взялся подвозить её каждое утро на личном автомобиле. Её даже не волновало, что одни туфли Акиры стоили больше, чем вся её крошечная квартира вместе взятая, но она была рада справить новоселье в компании близкого друга. Если бы только не эти проклятые цветы. — Только посмотри, сколько их! — Акира подняла вазу с букетом и глубоко вдохнула аромат, пока Хикари с нежностью любовалась ею со стороны. — Знаешь, обожаю гортензии! Тщательно запрятанные иголки чужой зависти больно кольнули в районе сердца. На короткое мгновение перестало хватать воздуха, она задыхалась, но быстро взяла себя в руки. Неестественная улыбка намертво приклеилась к губам, хотя Акира так ни разу толком и не взглянула в её сторону. — Можешь забрать их себе, если хочешь, — торопливо произнесла Хикари. — Уверена? Хикари пожала плечами, красноречиво обводя глазами комнату, утопающую в цветах. — Бери сколько сможешь, — собственный голос звучал сухо и надтреснуто. — Лучше, вообще всё. Хикари не сердилась на неё, совсем нет. Акира просто не понимала. Разве можно её винить? Нет сомнений, она находила безумно романтичным, что Кей готов заваливать возлюбленную букетами. Хикари уже давно оставила надежду объяснить, насколько она ненавидит эти приторно-сладкие цветочные ароматы. …что она в принципе не понимает, какой смысл срезать цветущие растения, а потом дарить их возлюбленной, будто предлагая понаблюдать, как те увянут и умрут. …что она не понимает, почему Такисима с упорством, достойным лучшего применения, продолжает присылать ей эти букеты, которые она не может выбросить — ведь это подарок, и далеко не дешевый. Хикари не знает, как объяснить, насколько обременительной может быть чья-то любовь. Ей нравился Кей. По-хорошему нравился. Она считала его другом, лучшим из друзей. Но не больше. Поначалу Хикари даже стыдилась этого. Ей казалось, как бы абсурдно это не звучало, черной неблагодарностью не любить того, кто так очевидно подарил ей своё сердце. Она долго отказывалась признаться себе, что согласилась встречаться с ним из глупой вежливости. В конце концов, она твердо сказала себе, что нужно прекратить эти отношения, пока всё не зашло слишком далеко. И вот она обнаруживает себя в белом подвенечном платье, до свадьбы остаются считанные часы и нет никакой возможности остановить всё это безумие. Впрочем, пора бы уже взглянуть правде в глаза, у Хикари не было её никогда. В последние годы она живет в большом непроницаемом коконе, окруженная тем, что Кей считает заботой. Хикари кажется, что для того, что он с ней делает, должно быть более подходящее слово. Такисима топит её в своей любви. Смущающими словами, широкими жестами, романтично-красивыми поступками, которых она не хочет и которые вызывающими жгучую зависть большинства её подруг — или тех, кто себя к ним причисляет. И только Хикари знает, что этой ласковой нежностью он лишает её кислорода. Будь она чуть искушеннее, Хикари распознала бы опасность раньше, но воспитанная в семье обычных трудяг, привыкшая решать проблемы напролом, игнорируя хитрости и обходные пути, она до последнего думала, будто знает его лучше. Когда извечный соперник превратился наконец в её парня, казалось тем, кто сделал выбор, была она. Но стоило развеяться флеру первой подростковой влюбленности и Хикари осознала, что совершила ошибку, пути назад уже были отрезаны. Наверное, она бы с легкостью рассталась бы с ним, будь Кей груб, несносен, упрям или неуважителен. Но превратившись из друга в её молодого человека Такисима совершил нечто невозможное: стал еще более идеальным, чем был прежде. Навсегда исчезли обидные поддразнивания, Кей всегда безукоризненно вежлив, никогда не выходит из себя и сносит любые её выходки с таким самообладанием, что Хикари всерьез сомневается, что он человек из плоти и крови. Но обманчивая мягкость уже давно не действует на Хикари: в отношениях Кей ведет себя так же, как и в бизнесе, — железная рука в бархатной перчатке, которая всегда все держит под контролем. Кей неизменно приходит к ней на помощь, словно по подсказке шестого чувства, изображая из себя рыцаря, спасающего принцессу в её лице. Долги перед ним копятся, затягивая её всё глубже и глубже, и каждое новое обязательство, словно камень на шее, тянет её ко дну. Также мягко, ненавязчиво, но абсолютно неумолимо Кей меняет её, подстраивает под себя. Начиная от круга интересов заканчивая выбором одежды — Хикари кажется, что в её жизни больше нет ни единого уголка, в котором не было бы Такисимы. Кей никогда не настаивает, не заставляет, не давит, как кажется на первый взгляд, он лишь дает советы, неизменно полезные и тошноты правильные, делает подарки и открывая перед ней возможности, от которых она не может отказаться и в неизменно следуя по пути, заботливо проведенным для неё влюбленным в неё мужчиной. Поэтому Хикари уже не удивляется, когда замечает его вмешательство в круг её общения. Неугодные Кею люди, которым не посчастливилось обратить внимание на Хикари, никогда не задерживаются рядом с ней, особенно если эти «неугодные» мужского пола. Она не уверена, что хочет знать, как и куда они исчезают. Хикари только знает, что они не возвращаются. Очередное ласковое прикосновение к её лицу заставляет вздрогнуть и вернуться в реальность. — Видеть невесту до свадьбы в платье — плохая примета, — говорит Хикари, пытаясь придать голосу укоряющие нотки, одновременно задушить рождающуюся в глубине души невольную надежду. На что, спрашивается?! Что свадьба каким-то образом расстроится из-за дурацкого суеверия? — Ерунда, — отмахивается Кей, и возмущение накрывает её с головой. Конечно, она не верит в приметы. Ей откровенно плевать на эту свадьбу, в отличие о Такисимы, но ей не нравится, с какой беспечностью он отвергает любые её возражения и слышит только то, что хочет. Наверное именно из-за этого она когда-то и начала его ненавидеть: при всей своей одержимости, любовь Кея всегда игнорировала её как живую личность со своими мыслями, чувствами и желаниями. Как личность, желающую быть от него отдельно. — Тебе пора к гостям… милый, — выдавливает из себя Хикари, чувствуя, как непривычное слово неприятно перекатывается во рту, оставляя горький привкус. Она до смерти хочет остаться одна, чтобы насладиться последними глотками свободы без его компании, так что готова даже пойти на небольшую уступку. …Когда за Такисимой закрывается дверь, Хикари еще сидит неподвижно в течении нескольких минут. В голове проносятся безрадостные картины будущей жизни, в которой ей будет отведена роль птицы в золотой клетке. Вспоминает свои попытки вырваться из этих отношений и первый шок от осознания, какого это быть объектом обожания человека настолько могущественного, что от него невозможно скрыться. А затем в ней вспыхивает упрямство. Поднимаясь, Хикари сдергивает с шеи баснословно дорогое украшение, царапая кожу и оставляя уродливые кровоточащие следы. С яростью выдергивает шпильки, превращая идеально уложенную прическу в гнездо. Треск рвущейся ткани разносится по комнате, когда она с остервенением раздирать подвенечное платье. Когда она заканчивает, из зеркала на неё смотрит порядком потрепанное, совершенно безумное, однако собственное отражение. Оно кажется слегка осуждающим, словно говорит о том, насколько бесполезен этот подростковый бунт: стоит ей выйти за дверь и всё вернется на круги своя. Кей, не моргнув глазом, призовет дежурящих тут же стилистов, которые сотрут следы её протеста, а для платья если не припасен дубликат, то только потому что в запасе у Кея лежит еще одно, более роскошное и дорогое. Кей знает её лучше, чем она себя, и каждый раз он предугадывает её поступки на несколько шагов вперед. Только не в этот раз. Хикари показывает своему отражению язык. Она не намерена больше играть по его правилам. Не собирается платить цену вечно проигравшей стороны, исполняя его прихоти. И уж тем более не собирается становиться заложницей чужой любви. Хикари с легкостью взбирается на высокий подоконник и распахивает окно. Ворвавшийся в комнату звук оглушает её и на мгновение она застывает, глядя с высоты многоэтажного здания вниз. Город под её ногами расстилается словно водная гладь. Яркие огни и вывески морские рифы, в которых разноцветными рыбками снуют машины и стайки людей. Казалось бы, Кей предусмотрел, что она может попытаться сбежать с собственной свадьбы, поэтому вся подготовка проводилась на вершине одного из самых известных небоскребов. Глупый-глупый Кей, она не собирается бежать. Дверь за спиной распахивается с грохотом и обернувшись Хикари видит застывшего на пороге Кея, от лица которого отхлынула кровь. Он одними губами произносит её имя, словно не решаясь нарушить позвякивающую тишину, повисшую в комнате, и выглядит он при этом настолько комично, что ей становиться смешно. Хикари весело улыбается ему, поднимаясь в полный рост и поворачиваясь спиной к окну. — Похоже на этот раз победа за мной. Он приходит в движение с её последним словом, но в тот же момент Хикари резко отталкивается и ныряет вниз. Опора под ногами уходит куда-то в сторону и вверх, а её тело начинает своё стремительное погружение во встречный поток ветра, оглушительно ревущего в ушах. Хикари не сопротивляется неизбежности и медленно закрывает глаза. …Все оставшиеся в запасе секунды она улыбается.