Прощание в Чаще Всего

Трудно сказать, кто первым пустил слух, что Белое Безмозглое собирается не просто покинуть Чащу Всего, а вообще уйти отсюда. Совершенно точно это была не Шармен, поскольку Шармен, как известно, способна говорить только на одну тему. И едва ли это был Пластилин Мира, потому что кто бы ему поверил? Каждому известно, что все слова Пластилина Мира — это ложь… а может, и правда… а может, что-то среднее, вероятное, возможное… Во всяком случае, никто не пошел бы провожать Белое Безмозглое, если бы услышал об этом от Пластилина Мира, это и ежу ясно. (Можно, я не буду звать ежа, чтобы уточнить, понял ли он? Его последнее время совсем задергали, пусть немного отдохнет. Ведь и так же ежу ясно, что он все понял.) Ну и, наверное, это были не Гном Небесный и не Летучий Нидерландец, иначе слух не пошел бы, а полетел. Но как бы там ни было, но слух был кем-то запущен и пошел от Катка Сознания до Хамской обители, от Игорного массива до Гиперболота Инженера Гарина, по дороге обрастая подробностями, пока не оброс ими до такой степени, что в башню Дамы-с-Каменьями он просто не пролез. Отчего Дама-с-Каменьями ничего и не узнала. Возможно, этот слух дошел и до самого Белого Безмозглого. Наверное. В конце концов, странно было бы, если бы все про это знали, а само Белое Безмозглое не знало. А с другой стороны, странно ли? Разве редко в нашей жизни случаются ситуации, когда о чем-то знают все, кроме того, кого это более всего касается? Пожалуй, наоборот, это можно считать совершенно нормальным. Но как бы там ни было, в один прекрасный день, когда срочных дел ни у кого не было, как-то всем сразу пришло на ум — отчего бы не проводить Белое Безмозглое именно сегодня? И, не сговариваясь, все встретились в Чаще Всего. В самом центре Чащи Всего была Частная поляна синего цвета. В самом центре Частной поляны стоял большой пень. А на пне сидело замотанное в рыболовную сеть существо с лицом, густо выкрашенным белилами. Для красоты так и хочется сказать «в самом центре пня», но, увы, пень был недостаточно велик для того, чтобы утверждать, что Белое Безмозглое сидело в его центре, так что не будем грешить против истины — тем более что с истиной и так у большинства из нас отношения довольно сложные, не стоит ссориться с ней еще больше. А по краю поляны, вокруг пня собрались друзья и знакомые Белого Безмозглого — Смежная королева и Тридевятая Цаца, Ваще Бессмертный и Бон Жуан, Дитя-без-Глаза и Таинственный остов… Гуллипут из деликатности прятался где-то в кустах — как известно, от вида Гуллипута начинает кружиться голова. Слономоська, наоборот, старался вылезти вперед, хотя от взгляда на него тоже делалось не по себе. Тридевятая Цаца была великолепна в гусарском костюме, в юбочке из пальмовых листьев и с мотоциклетным шлемом на голове. Бон Жуан держал в руках пятилитровую кастрюлю с водой. — Вы что, суп собрались варить? — спросила Тридевятая Цаца. — Это цветы, — с достоинством ответил Бон Жуан. — Это ваза с цветами. Кажется, я единственный из присутствующих вспомнил, что женщинам в торжественных случаях надо дарить цветы. — Тут нет цветов, — проницательно заметила Тридевятая Цаца. — Разумеется. Я же не знаю, какие именно цветы предпочитает Белое Безмозглое. Представляете, как неловко получилось бы, если бы я принес лилии, а оказалось, что наше дорогое Белое Безмозглое любит розы! А так оно может вообразить здесь любой цветок, хоть орхидею дендрофилакс. — Я так понимаю, что кастрюлю вместо вазы вы взяли из тех же соображений? — Совершенно точно! Не буду же я ограничивать полет воображения нашего друга скучной реальностью! Ваза может быть хрустальная и керамическая, классическая и авангардистская, узкая и широкая… Зачем же сужать выбор? — А зачем вам вода? — продолжала допытываться Тридевятая Цаца. Бон Жуан досадливо поморщился. — Что-то вы сегодня занудливы, прямо как Петропавел. Ну ежу же ясно — еж, тебе ясно? — что раз я не могу вручить Белому Безмозглому цветы, то должен налить в вазу хотя бы воду. Всучить ей пустую вазу было бы просто хамством, тем более что это кастрюля. Из кустов откликнулся еж: — Мне все ясно! — А я давно уже не занудствую, — обиделся Петропавел. — А я с вами не разговариваю, — напомнил Бон Жуан, который, как известно, никогда не разговаривал с мужчинами. — Кстати, а уверены ли вы, что Белое Безмозглое — женщина? — уточнила Тридевятая Цаца. — Нет, не уверен, — согласился Бон Жуан. — В этом никто не уверен. Но я пока и не разговариваю с ней… с ним. А подарить цветы можно и молча. Наконец все собрались, и Ой ли-Лукой ли начал речь: — Друзья! Мы с вами собрались здесь, потому что почему бы нам не собраться здесь, тем более в такой прекрасный день? И все вы знаете, зачем мы собрались — может, кто-нибудь не знает? Мы собрались, потому что наше дорогое и незабвенное Белое Безмозглое решило уйти от нас. Это в высшей степени удивительно, хотя удивляться здесь, конечно же, нечему. Скорее следовало бы удивляться тому, что до сих пор наше незабвенное Белое Безмозглое безвылазно сидело здесь, на Частной поляне, хотя и это, в сущности, совершенно не удивительно… — Что вы все «незабвенное» да «незабвенное»? — вдруг возмутилось Белое Безмозглое. — Я, кажется, не умирать собираюсь. Я, может, еще вернусь сюда. — Ну так я и говорю — незабвенное, — не растерялся Ой ли-Лукой-ли. — в том смысле, что мы не успеем вас забыть, как вы вернетесь. — Ну зачем, скажите, зачем вы решили уйти? — воскликнул вдруг Летучий Нидерландец. — Объясните, как вам пришла в голову такая идея? На него возмущенно зашикали, но было уже поздно. — Я ухожу из Чащи Всего потому, что я… что мне… что меня… — Белое Безмозглое говорило все медленнее и медленнее, а последнее слово перешло в глубокий вздох, сменившийся уютным похрапыванием. — Друг вы мой любезный, надо же шевелить извилинами, прежде чем ляпнуть что-нибудь подобное! — яростно накинулась на Летучего Нидерландца Смежная королева. — Да как же вам такое в бошку стукнуло — потребовать от Белого Безмозглого каких бы то ни было объяснений! И что теперь? Как же нам торжественно проводить нашего друга в далекий и опасный путь, когда оно дрыхнет без задних ног? Летучий Нидерландец виновато потупился и предложил: — Ну давайте подождем… Может, оно проснется? После получаса ожидания Бон Жуан махнул рукой, подошел и вылил на Белое Безмозглое воду, после чего сказал торжествующе: — Ну вот, а вы спрашивали, зачем у меня кастрюля! Мокрое Белое Безмозглое встряхнулось, подняло голову и с легким удивлением оглядело присутствующих. — А что вы тут все собрались? — спросило оно. — Вообще-то это моя Частная поляна. Не то чтобы я против гостей, но все-таки… — Мы провожаем вас, потому что вы решило уйти отсюда, — добросовестно объяснил Петропавел. — Вообще-то странно, что это вы решили уйти, а не, скажем, Тридевятая Цаца, — подал голос откуда-то из кустов Гуллипут. — Почему? — удивилось Белое Безмозглое. — Потому что это она — странная. Более или менее. И значит, она, а не вы, должна делать странные поступки. А этот поступок, несомненно, крайне странный. — Вы неправы, — возразило Белое Безмозглое. — Почему? — в свою очередь удивился Гуллипут. — Потому что, — Белое Безмозглое опасно зевнуло, но все, к счастью, обошлось, — потому, что мы все знаем, что Тридевятая Цаца странная. И ждем от нее странных поступков. А делать то, чего от тебя ждут — это не странно. Это нормально. — Вы хотите сказать, что мне надо вести себя нормально, чтобы быть странной? — переспросила Тридевятая Цаца. — Странная мысль. Она немного подумала, сняла с себя шлем и нахлобучила его на голову Ваще Бессмертного, после чего сделала обратное сальто. — Между прочим, у вас там наверняка будут проблемы из-за вашего имени, — задумчиво сказал Слономоська. — Вас наверняка будут считать дурой… ну или дураком, это уж кто как. — Вы думаете? — снова удивилось Белое Безмозглое. — Неужели не всем понятно, что слова — это только названия вещей, и свойства вещей и слов не должны совпадать? — Ассимметричный дуализм языкового знака… — проговорил Петропавел с ностальгической улыбкой, вспоминая обстоятельства своей первой встречи с Белым Безмозглым. — Вот именно! — с энтузиазмом подхватило то. — Ведь когда люди произносят слова «лимон» и «сода», они не ждут, что в воздухе раздастся шипение и появится белая пена! Так почему же они должны переносить на меня смысл слов, составляющих мое имя? Имя собственное, мое собственное? — Да нет, это-то они понимают, — возразил Слономоська. — По крайней мере большинство. Просто они считают, что только дурак может добровольно называть себя дураком. — Значит, Сократ был, по их мнению, дураком? — Ага, вы это прямо так и скажите. Тогда вас будут считать не просто дураком, а дураком наглым и высокомерным, которому хватает самомнения равнять себя с Сократом. — Странно, — пожало плечами, насколько можно было судить по движению кокона из сети, Белое Безмозглое. — Разве есть что-то плохое в том, чтобы равнять себя с достойным человеком? — С прискорбием должна заметить, что Слономоська тут в теме, — вступила в спор Смежная королева. — Многие люди считают, что равняться можно только самому себе, а все остальное выпендреж и понты. — Но это же глупо! Чтобы равняться своему отражению в зеркале, не нужно прилагать никаких усилий, это получается само собой. Между тем равняться на Сократа, или на Джордано Бруно, или, скажем, на Руала Амундсена — значит тянуться вверх, то есть становиться чуть-чуть выше самого себя, а там и отражение подтянется… может, не сразу, но если проявлять настойчивость, то непременно получится. — А как вы собираетесь выбираться отсюда? — поинтересовался Старик-без-Глаза (за разговором никто и не заметил, когда Дитя-без-Глаза успело в очередной раз постареть). — Ведь путь отсюда долог и труден, да к тому же его перекрывает Спящая Уродина. — Уже не перекрывает, — бестактно напомнил Ваще Бессмертный. — Зачем вы так? — горестно воскликнул Слономоська, смахивая слезу. — Мне ведь тяжело это слышать, все-таки это моя невеста… И, кстати, все равно она перекрывает путь — думаете, легко перебраться через эту гору каменных обломков? — Ничего страшного, — беспечно махнуло рукой Белое Безмозглое, — меня Всадник-с-Двумя-Головами подвезет. — А я ваще не понимаю, что мы здесь делаем! — вдруг заявил Ваще Бессмертный. Все вытаращились на него как на идиота. — И нечего таращиться на меня, как на идиота! — добавил он с возмущением. — Мы провожаем Белое Безмозглое, которое решило уйти от нас, — объяснил Гном Небесный. — Куда? — спросил Ваще Бессмертный. Вопрос был неожиданный. Все растерялись. — Ну просто… уйти… Вообще — уйти… — промямлил Слономоська. — В реальный мир! — догадался Петропавел. На Петропавла посмотрели с сочувствием. — Да-а-а, недавно он у нас… — со вздохом сказал Таинственный Остов. — Реальный мир? — переспросила Тридевятая Цаца. — А разве он существует — реальный мир? Какой он — реальный? Реальна, да будет вам известно, разве что забота о куске хлеба. Впрочем, нет — даже тот же кусок хлеба существует в самых разных смыслах и разных мирах, кроме реального. Хлеб может быть и символом тщеты и суеты мирской, и символом стабильности и уверенности в завтрашнем дне, он может означать гостеприимство — «хлеб да соль!», а может нищету — «на хлебе и воде»… и вы говорите, что он — реален? Ведь очевидно, что реальность должна быть равна самой себе, что всякая реально существующая вещь должна быть самой собой в любой момент времени… ну и назовите мне хоть одну такую вещь? — Должен заметить, что мир, в котором люди пользуются словами, уже никак нельзя назвать реальным, — заметил Таинственный Остов. — Не говоря уже о том, что мы с вами еще не договорились, в каком значении используем слово «реальный», да и слово «мир», если на то пошло. — Более того, каждому здравомыслящему человеку совершенно очевидно, что сам реальный мир должен быть только один, — вступил в разговор Ой ли-Лукой ли, удобно устроившийся на ветке дуба. — А как до дела, так один обитает в мире, где самое важное событие года — открытие театрального фестиваля, другой — в мире, где смысл жизни — в восхождении на очередную гору, а у третьего мир вообще ограничен собственной квартирой, и все, что за ее пределами, кажется непонятным и опасным. — Уж я-то точно знаю, что миров существует множество, — очаровательным мерзким голосом сообщила Смежная Королева, — кому и знать, как не мне! Я сама — смежная со всеми этими мирами, и это прикольно и круто, а самый прикол — в том, что все эти миры в равной степени реальные и нереальные! И только конкретно тупые чуваки возбухают, услышав про идею смежности, и требуют, чтобы мир был один — реальный, конкретный и одномерный, чтобы в нем не было тысяч переходов от возможного к существующему, от должного к невозможному… в общем, от мира к миру. Да что говорить — я ведь и сама постоянно живу на границе между мирами! — Вот и я примерно об этом, — добавил Ваще Бессмертный. — Вы все говорите — уходит, уходит… А куда оно уйдет? Куда от нас можно уйти? В любом месте можно попасть на Каток Сознания, и Ассоциативное поле может открыться где угодно, — так какой смысл говорить о том, что оно уходит куда-то? — И плоды воображения растут не только на нашей яблоне, — чавкая, добавил из кустов Гуллипут. — Послушайте, почтеннейший, как вам не стыдно! — возмутилась Смежная королева. — Вот так внаглую хавать, пока мы тут речи толкаем — оно как-то не очень вежливо, не кажется ли вам? — Так и вы угощайтесь, тут на всех хватит! Более или менее! — Гуллипут высунул из кустов руку, в которой невероятным образом удерживал нечто вроде виноградной грозди с виноградинами размером в небольшой арбуз. — Да уж, воображение у вас богатое, — восхитился Летучий Нидерландец, принимая гроздь и раздавая всем присутствующим по арбузу, то есть по ягодке. — Подождите, подождите, — засуетился Гном Небесный, — нельзя же прямо так, руками, можно сказать, на ходу… это некрасиво! Он достал из кармана лоскуток белой ткани, встряхнул его — тот оказался изрядных размеров белой скатертью. Между тем Слономоська вместе с Ваще Бессмертным уже тащили откуда-то большой круглый стол, и Гном Небесный застилал его скатертью и расставлял на нем тарелки, которые, само собой, тоже вытащил из кармана, и Гуллипут красиво раскладывал на тарелках разнообразные плоды воображения, и Бон Жуан поставил посреди стола свою, уже пустую, кастрюлю со словами: — Вот и цветы пригодились… — Постойте! — не удержался Петропавел. — Так если, как выяснилось, Белое Безмозглое никуда не уходит, поскольку и уйти-то некуда, то что мы здесь делаем? — Ну как что? — удивилось его вопросу Дитя-без-глаза, невоспитанно хватая с чьей-то тарелки самый крупный плод. — Мы отмечаем попытку Белого Безмозглого уйти отсюда! Ну и еще отмечаем то, что сегодня прекрасный день. Ежу ведь ясно, что такой прекрасный день нельзя не отметить — еж, тебе ясно? — Мне все ясно, — отозвался из кустов еж. И вскоре все, кроме, разумеется, ежа, сидели за столом, угощались плодами воображения, разговаривали и смеялись… И за разговорами никто как-то и не заметил, как к столу подскакал Всадник-с-Двумя-Головами, они с Белым Безмозглым перекинулись парой слов, после чего Белое Безмозглое с ловкостью, неожиданной для кокона из сети, вскочило на коня позади Всадника — и они ускакали куда-то прочь из Чащи Всего… Впрочем, оно же еще вернется. Разве можно не вернуться в Чащу Всего, если побывал там хоть однажды? Это же и ежу ясно!