Просто поверь в меня

Было хреново. Компьютер Сэма мигал какими-то звездами – очевидно заставка, оставленная братишкой. Несмотря на поздний час, за дверью слышался топот ног и недовольные возгласы. В окно пробивался свет от фонаря на стоянке, но задернуть шторку я не в состоянии. Только не сейчас. Еще раз осматриваю уже досконально изученную обстановку: обыкновенный двухместный номер, узкая заправленная кровать параллельно с той, где лежу я, папин дневник на столе, рядом с ноутбуком и куча писулек… Да-да, бумажки везде, не только на столе. На полу валяется какая-то статья… нет, погодите, несколько статей, и пару листиков, испещренных аккуратными сэмовскими пометками. А как же иначе? Аккуратен во всем, идеален во всем… даже мечтает идеально. С ума сойти, вечер пятницы, я надираюсь в номере дешевым пойлом один, а этот засранец, устроив мне сцену обиженного ребенка, сбежал черте-куда. Ну и пусть. Остынет и вернется, это ж Сэм. Я знаю его, как облупленного. Куда он денется-то от меня? Помимо воли горькая улыбка расплывается на лице – горькая, потому что не хочется улыбаться совсем – и я резко приподнимаюсь. В первые несколько секунд окружающие предметы, и вообще комната стараются повторить мой трюк и замирают, наконец, перед моими глазами. Рука, словно сама по себе, тянется к еще недопитой бутылке виски, и я с удивлением замечаю, что осталось всего пару глотков на дне… Когда это я успел?.. Хотя лучше позволить себе отключиться от алкоголя в организме, чем мучиться от мыслей, раздирающих и мозг, и прочие не менее важные органы. Да, я так умею. А вот Сэмми… этот малец… Помню, было у нас дело с привидением в гостинице – классика, прям Кинговский сюжет – и он надрался, как последняя свинья… Это во время задания-то и без нужной практики! Какую же он чушь тогда нес… Помню, разревелся весь, в соплях такой, и, главное, смотрит на меня, а глазищи, как у щенка побитого, и просит… Что же он попросил?.. А! Чтоб я смотрел за ним. Да… Было время, когда… А с чего это я вообще о нем вспомнил? Ну так вот, Сэмми, он не умеет вот так, чтоб до отключки. Пустая бутылка звякнула об пол, но мужественно не разбилась, скатившись к еще одной такой же. Голова была тяжелой, но мысли были еще тяжелей. Я снова упал на постель, и позволил им немножечко просочиться в мое сознание. Вся моя семья погибла… а теперь вот Сэм, этот чертов упрямец, отобрал у меня последний шанс выполнить свою миссию. Я хотел… так хотел, чтоб у него была семья, жена красивая, собака в конце-концов! Ну и дом. Представляю, как он в костюме стоит перед судьей и с блеском оправдывает своего подопечного, а затем садится в свою жутко дорогую пластмассовую коробку – ведь не шарит парень в машинах! Моя Импала по сравнению с тем, что он выбирает, сущий бог… - и едет в свой дом. А там такие лужайки выстриженные, и детишки резвятся у двора. Может, не стоило тогда приезжать? Подумаешь, отец пропал… сам бы справился. Это ведь я у него все отнял. Я. И все из-за чего? Не помню… а потом… Я думал, уйду и всё. Всё. Он заживет другой жизнью, он всё исправит. Боже, я так мечтал, чтоб еще не поздно было всё исправить. Нет, этот засранец с жиру бесился – то демоншу сраную нашел, то Лилит, то меня пытался вытащить… Заноза в заднице. Улыбаюсь и чувствую, как жжет глаза. Наверное, на сегодня хватит, а то скоро буду как Сэм – рыдать и умолять меня прикончить. Хотя нет, не буду. Некого. Я всегда был у него. А у меня нет никого. Ну и к черту. Вытираю ладонью влажную дорожку на щеке и громко втягиваю воздух – легкие, словно после долгой остановки, начинают покалывать. И виски закончился. Нет, как бы я ни сердился на него, где-то там, где я один на один с собой, могу признать – я рад, что этот малец со мной, что он не сдался и искал… что он готов был продать душу за меня… Хотя за это я бы сам его прикончил, а затем снова воскресил. Как же это всё сложно… Долговязый, такой нелепый… и в кого он такой? Хотя должен признать, за прошедшие годы он стал сильнее, и вряд ли кому-то поздоровится, если он выходит на охоту… Один. Но он со мной. Я его ошейник… глупое сравнение. Снова встаю, на этот раз не давая комнате догнать мой взгляд, и делаю несколько шагов. Их хватает, чтобы понять насколько я пьян, ведь буквально сразу же я ощущаю толчок предплечья об опорную деревянную колонну – их тут около трех по всей комнате. Жадно цепляюсь за нее пальцами в тщетной попытке удержаться на одном месте, затем отталкиваюсь и опираюсь на столешницу – до холодильника совсем немного, а там должно еще быть пиво. Да, так и есть. Блаженная холодная бутылка пива. Я и не замечал как здесь душно, очевидно вентилятор не фурычит… Гребаные дешевые номера в гребаных дешевых мотелях! Изо всех сил закусываю губу, чтоб не разреветься от отчаяния – позорно ведь. Второй раз смерть Сэма я не переживу, а он, словно желая меня наказать, подставляется каждый долбаный раз. Дойти до своей кровати не хватает сил, и я сползаю, опираясь спиной на ту самую деревянную колону. Когда я успел открыть бутылку? А, нет. Я просто сбил горлышко. Как же я устал от этой гонки – бешеной и беспощадной. Мама, папа, Джессика, Памэла, Бобби, Элен, Джо… Сколько их еще? Да что же это? Сколько еще мне хоронить дорогих людей? Пути Господни… Почему мне нельзя просто уйти, Сэм? - Ты что… пьян? Надо же, а я и не заметил, как произнес это вслух. Ну вот, теперь нотации читать будет… Ботаник. Стоп, а когда это он пришел? - Эй… Дин. Посмотри на меня. Говорить не хочется, и я просто делаю то, что он говорит. Передо мной его встревоженное лицо: темные глаза, брови вверх поползли, вон даже морщинку сосредоточенную на его лбу вижу. Красивый он, однако. Вот тут он весь в меня. Правда, он совсем по-другому красивый… девчонки не всегда любят настолько откровенный подкат, и вот тут есть Сэм: глаза в глаза, теплые, мягкие, смущенная полуулыбка, ямочки на щеках. Было здорово еще этот его взгляд из-под взъерошенной челки… Но сейчас он вырос – челки нет. А в остальном, как был, так и остался. Еще волосы эти отрастил… Ножницы ему подарить, что ли? Пусть и мне в ответ какую-то гадость сделает – как раньше. И всё снова будет хорошо, никаких Адских псов, Люциферов, Апокалипсисов и Кроули. - …чувак, ты меня слышишь? Обопрись, говорю. Он встряхивает меня, и я понимаю, почему мне так тепло – его ладони держат меня за плечи, и он старается меня поднять. Вот дурачина, хоть бы свет включил, что ли. Там бутылки, завалимся же. Опираюсь одной рукой о него, и стараюсь идти. Так легко, когда кто-то рядом. Так хорошо, когда тебя поддерживают, помогают сделать шаг. Он ссаживает меня на постель и бормочет что-то вроде: - Давай, ложись… Я на автомате тяну ко рту бутылку с недопитым пивом, но он ловко выхватывает ее у меня. - Э, нет, Дин. С тебя хватит… – тут он начинает присматриваться к острым краям отбитого горлышка, а затем: – Что за… Дин! Покажи лицо. Вот придурок. Последнее - тихонько, очевидно, чтоб я не услышал. Включает ночник на тумбочке, садится рядом и одновременно с тем тянет мой подбородок поближе к себе. Проводит пальцами по губам, и, немного опустив взгляд, я вижу кровь на его коже. Словно бы он включил все мои ощущения, боль усердно защипала губы и язык. Не то чтобы очень больно – совсем не больно по сравнению с игрушками Аластара, – но чувственно. И я невольно выпускаю тихий стон. Даже не знаю, как так вышло. А он смотрит мне в лицо, немного удивленно и так близко, – я даже чувствую горячий воздух из его рта. Он пахнет странно: чем-то сладким и приторным, вроде корицы, и едким дымом от сигарет… Он ведь не курит. Наверное, в баре напитался этим запахом. Сквозь этот коктейль запахов пробивается и его собственный, вроде теплого молока с ванилью и медом – запах дома. Мне всегда казалось, что если бы дома имели собственные запахи, то этот был бы моим. Так пахнут воспоминания о тех временах, когда отец был отцом, а не командиром, Сэм возился с игрушками, а не с оружием, а мама… просто была. Он резко отстранился и взял в свои руки мои ладони, чтобы тут же пройтись по коже тонкими пальцами, вызывая легкое покалывание. - Ну вот, еще и занозы посадил… А здесь осколки… Дин. Тебе придется терпеть, когда я их буду вынимать. Ну вот зачем? Тебе что, было сложно просто надраться и вырубиться? Нет, мало ему… - Сэ… мми… - это мой шепот, что ли? - Что? – его глаза снова обеспокоенно вглядываются мне в лицо на таком непростительно близком расстоянии, что видно каждую морщинку и даже шрамик на виске. У него много шрамиков – таких, которых сразу-то и не увидишь. Но я знаю и могу рассказать историю каждого из них. Эта укоризна в его голосе, произносящем мое имя… И там нет злости. Хотя лучше б была – так, как перед его уходом. Перед тем, как он сердито захлопнул дверь и ушел «проветриться». - Я… так устал, Сэмми… – получается на выдохе, и в конце даже этот несчастный шепот сходит на нет. Я сжимаю губы, чтоб ощутить миллионы маленьких царапин и очнуться, остановиться, перестать смотреть на него. А он молчит. Только смотрит так, словно сейчас ударит или, что хуже, расплачется. Хочется провести рукой у него по лицу – эта щетина почти неощутима – просто убедиться, что он здесь. Вижу его ошарашенный взгляд и понимаю, что алкоголь во мне уже делает это, только потом замечаю свою руку, с браслетом на запястье, у него на щеке. Сэм не отстраняется, просто смотрит. – Давай просто… уйдем… Он не говорит ничего. Но его лицо так близко, так близко, что мне хочется… прижать его к себе, спрятать ото всех и, подобно ребенку, сказать «не отдам!», но нельзя. Он вырос, и я был одним из тех, кто делал его сильным, делал его бойцом. И вот он передо мной – накачанные руки с немного шершавыми пальцами, стройное тело в мешковатой одежде и удивительно пронзительные глаза. Я сошел с ума, но гораздо проще думать, что это всё виски. И я просто хочу его поцеловать. - Я знаю, Дин. Мы справимся. Я справлюсь. Просто поверь в меня. Дай руку, и я выведу тебя к свету, – шепчет он почти в губы, и я хрипло смеюсь, словно внутри что-то сломалось. Именно то, что удерживает на лице улыбку, именно то, что останавливает избыток отчаяния, чтоб оно не захлестнуло… И замолкаю. Потому что губы жжет теплом, затылок упирается в чью-то ладонь, а глаза напротив отражают только уверенность и надежду. Он целует мягко, почти невесомо, но ощутимо, словно мои губы накрепко прошивает тонкая нить. Затем, на пробу толкается языком внутрь. И я сдаюсь. Завтра поговорим, завтра забудем, но сейчас пусть идет всё, как есть. Его язык верткий, уже вовсю изучает мой рот – сначала проходится по нёбу, дотягивается до крайних зубов, обводит мой язык и устремляется вглубь, затем снова пересчитывает зубы… Я отмечаю на автомате, что мне нравится его поцелуй, его тонкие губы, прохладный кончик носа, что тычется мне в щеку. Наконец, он разрывает сплетение губ, и я громко вдыхаю воздух: - Сэм… - Просто дай мне шанс… Доверься мне… - он перебивает меня, и я этому рад, ведь даже не знаю, что бы сейчас сказал. Его поцелуи, словно короткие укусы, где-то у основания шеи до подбородка, вдоль нижней челюсти и снова по шее. На миг я теряю воздух вообще – ведь он перехватывает губами адамово яблоко, ставит мокрую печатку языком и отпускает. Его лихорадочный шепот сводит с ума… Как будто всё затихло, даже часы на стене. Краем глаза замечаю, как он подтягивается все ближе ко мне, затем резво перебирается на мои колени и бережно, но настойчиво ложит на подушку. Я судорожно вздыхаю – подушка успела остыть, а жар от всего происходящего успел растечься по всему телу, подыскивая место для сосредоточивания. Этот контраст… и безостановочные движения Сэма… Сэм… Господи, это же мой брат… Не позволяя думать, я чувствую, как его руки ловко расстегивают рубашку, а сам он что-то шепчет прямо в ухо – и от этого мурашки по коже, озноб и теснота в щегольских джинсах. - Я всегда тебе доверяю, хоть раз позволь мне… я справлюсь, я выживу… Ты мне нужен, Дин. Я не позволю тебе снова умереть… Ты мне нужен… пожалуйста, просто… пожалуйста… позволь и мне побороться за тебя… я все исправлю… - шепчет, шепчет и обжигает горячим дыханием, как будто торопится всё сказать. Его руки так отчаянно задирают вверх мою футболку, и от соприкосновения обнаженной кожи с прохладным воздухом я начинаю вздрагивать. Сэм, заметив это, моментально начинает оглаживать мою грудь, живот, бока, задевает аристократическими пальцами сосок, и я невольно дергаюсь от приятных ощущений. - Эй, Дин… - он повторяет это движение с другим соском, затем с обоими одновременно, и я едва понимаю, что он говорит. – Ты такой… отзывчивый. Сэм тихо посмеивается, как-то пошло, но так естественно, и впивается губами в мой живот. И это так блаженно, что я непроизвольно начинаю стонать, а он все вырисовывает узоры языком, от грудной клетки и до пупка… Наверное, там останутся отметины, но так плевать, если честно… Внезапно он впивается зубами, и я выгибаюсь, даже не задумываясь. - Сэмми… осторожней… Словно желая загладить свою вину, он начинает широко вылизывать низ живота, доходя до пряжки на ремне, а затем легонько дует на влажные дорожки, и я снова вздрагиваю. Жар в промежности начинает болезненно давить, и руки тянутся к змейке на джинсах, но он их откидывает. - Я сам. Доверься мне… Этот шепот, словно ток по коже, и я судорожно простанываю что-то несуразное, раскинув безвольно руки по сторонам. Он мучительно медленно расстегивает джинсы и так же медленно стягивает их, лишь слегка приподняв меня за поясницу. Пальцы его порхают по бедренным косточкам. Щекотно-щекотно… хочется смеяться. Да, Сэмми, именно так, да… - Спокойней, братишка, я здесь… - он насмешливо дергает головой, упираясь лбом в низ живота, и его волосы едва ощутимо ласкают кожу. Вот знал же, что неспроста он эти патлы отращивает, манипулятор хренов. Но, черт, так хорошо. Так близко… Вдруг невнятный скулеж вырывается из горла раньше, чем я осознаю – словно нет никаких запретов. Мой Сэмми, небрежно водя носом по боксёрам, вдруг приподнимает подбородок и прикусывает мой член сквозь ткань – и это до дрожи в ногах хорошо, правда. Такое чувство, словно я простыл, заболел и температура зашкаливает, пот заливает лицо, и бред становится настоящим. Но чертовски приятный бред. Он выпускает изо рта ткань, и я снова начинаю дышать. Несколько секунд он скользит руками по ногам, затем оглаживает бока, не переставая целовать, остервенело и вульгарно впиваться ртом в бедренные косточки и кожу вдоль них… А потом одним резким движением стягивает остатки моей одежды вниз, к щиколоткам. Этим он снова заставляет меня застонать вслух – ведь ткань, слишком резво сползающая, дернула уже затвердевший член, принося болезненное удовольствие и короткую судорогу. Когда я пытаюсь разлепить глаза, чтоб остановить его… это же неправильно, ну… он делает то, от чего крышу уносит окончательно – набрасывается на вставшую плоть, страстно вылизывая, высасывая головку, так резко, порывисто, сильно, что я невольно подаюсь бедрами навстречу. Он послушно принимает меня – так глубоко, как только может – всего несколько раз, а затем отстраняется. Приближающийся уже было пик удовольствия неуверенно замер где-то в ноющих яичках, и я открыл глаза, чтоб понять, что же все-таки случилось, почему он остановился. И замер от открывшегося мне зрелища: Сэмми, встрепанный, с опухшими губами и спокойным, немного томным взглядом, стоящий на коленях между моих ног и расстегивающий ширинку… когда он успел снять рубашку?.. Заметив, что я смотрю на него, мелкий на миг замирает, а затем медленно ласкает себя – сначала поглаживает грудь, вплоть до самой шеи, откидывает назад голову и с тихим выдохом опускает руку вниз. Я смотрю – не могу не смотреть – как там, под тканью его трусов он сжимает член и медленно двигает ладонью. Затем, проделав подобный маршрут, там оказывается и вторая ладонь, после чего он ловко выпутывается из своих шмоток, и я вижу его полностью. Несмотря на свои габариты, Сэм всегда обладал кошачьей грацией, и именно сейчас он решил применить ее, ловко скользнув на меня сверху, придавливая к кровати жаром своей кожи. Он был везде: рот на шее, щеках, ключицах и, наконец, нещадно сминает губы, волосы щекочут скулы и нос, руки оглаживают бока и внутреннюю сторону бедер… Не контролируя своего тела, неосознанно, я раздвигаю колени – чтоб ему было удобней - и он этим пользуется: сначала ласково гладит промежность, периодически перебирая пальцами яички, то сильнее, то слабее, затем проводит рукой по стволу, делая несколько неожиданных рывков, и одновременно проглатывает мои стоны, а потом гладит большим пальцем головку, размазывая смазку по всему члену, и уже влажными пальцами оглаживает дырочку меж ягодиц. Это было божественно, так правильно и в то же время грубо, словно ему хватило сил, и он смог разрешить себе то, что я не сумел побороть. Его палец скользит в зажавшееся колечко мышц вполне себе так уверенно и настойчиво, сразу же второй, и дискомфорт внутри слегка сбивает дурманную дымку, но он зацеловывает меня, не позволяя и слова сказать. - Сейчас, Дин, сейчас, мой хороший… Будет немного больно, но ты же мне доверяешь, да? Судорожно кивнув, я уже сам тянусь за поцелуем. Нет ничего лучше, чем снова уметь доверять ему, и я буду учиться, проходя через всё. Ноющая боль внутри от его пальцев, ритмично двигающихся, не затихала – скорее наоборот, разгоралась, – когда внезапно он сменил угол проникновения, и боль смешалась с чем-то головокружительно сладким. Идеальный коктейль. - Вот так, Сэм… продолжай… так… – голос не слушался, и даже хриплый шепот ломался. Сэмми послушно повторил и добавил к однотонным движениям внутрь еще и движения вширь – его пальцы оглаживали стенки, надавливали на ту самую заветную точку, царапали короткими ноготками. Я морщился от боли, но насаживался сам – потому, что это было чертовски хорошо. Внезапно пальцы ушли, и осталась пустота – но это ненадолго. Всё мое тело превратилось в набитое ватой, игрушечное, такое легкое, и тут же взорвалось чувством заполненности, резкой боли и моего выкрика. Он не ждал, пока я привыкну, вошел сразу на всю длину и только потом замер, крепко прижимая к себе за талию. Вот словно бы именно здесь я очнулся от сна: лежал, изо всех сил обнимая его за плечи и шею, напряженный, с искривленным лицом, бешено колотящимся сердцем и глотающий воздух короткими вдохами. - Эй… Дин… порядок? – он совсем тихонько мне на ухо. - Да… Продолжай, – я не мог его оттолкнуть именно сейчас, не мог. Было слишком поздно. Он медленно начал двигаться, и боль вместе с ним, сплошная пульсирующая… Но она словно губка, впитывала ту боль и те мысли, которые терзали мою душу, и это было хорошо. Я опустошался, потихоньку оттаивая, снимая оковы напряжения – и вот мы уже движемся вместе, в одном ритме. - Тебе же больно, почему ты молчишь? - как-то надломленно шепчет он, упираясь лбом мне в плечо, не останавливаясь, впрочем. - Нет… мне хорошо. Но он не сдается, вот это мой Сэмми. Он без труда находит правильный нужный угол, и перед глазами всё меркнет, потому что это идеальное сочетание – наслаждение в коконе боли – просто улёт… я чувствую, как дрожит мое тело, как забивается дыхание. И как сильно вжимается в меня тело Сэма. Голова кружится безумно, и я закрываю глаза, а там - лечу в никуда. Он замирает тоже, вздрагивая, и тепло заполняет меня. Проходит несколько секунд, прежде чем я осознаю, что кончил раньше Сэма, запачкав его живот и свой тоже. Еще минуту он лежит на мне, и мы вместе пытаемся отдышаться, а затем он пьяно смеется над ухом: - Ты меня убьешь за это, да? Вот дурак. В теле такая легкость, что ссориться не хочется совершенно – никаких мыслей, одно удовлетворение. Алкоголь еще не до конца отпустил, но от былой тошноты и следа не осталось, даже появились силы на шутки. - Нет. Он расслабленно выдыхает, и я заканчиваю, чтоб после беззаботно улыбнуться: - Но трахну точно. Во имя справедливости.