Обнимешь?

Я долго смотрю в своё отражение в зеркале, пристально изучая своё лицо: ярко накрашенные глаза с обязательной в последнее время чёрной подводкой, ярко-красные губы и бледное лицо, явно требующее румян, но мне не хочется. Я поправляю прядь волос, упавшую на лоб. Вот теперь всё идеально. В тон помаде ярко-красное платье, короткое, едва достающее до середины бедра, обтягивающее, подчёркивающее всё, что нужно. Лёгкий запах духов, совсем ненавязчивый. Ну всё, я готова. Погнали. Сегодня я желаю расслабиться. Отвлечься. Забыться. Всё что угодно. Лишь бы стереть воспоминания, волнами накатывающие. Потому что сегодня его день рождения. Потому что всего лишь год назад в это же время, в этот день — были вместе. Я помню всё. К сожалению. Помню его руки, властные и сильные, с особой нежностью и трепетом ласкающие моё тело. Помню его губы, ласковые и нежные, суховатые, но горячие, опьяняющие и дурманящие; как целовали мои, стирая помаду ярко-розовую, его любимую; срывали стоны, поначалу тихие, а после совсем бесстыдные, с губ. Помню… Вздох. Глубокий выдох, я натягиваю на лицо вымученную и совсем не радостную улыбку, надеваю туфли на бесконечно высоком каблуке и спускаюсь вниз по лестнице, считая пролёты и ступени. На десятой сбиваюсь, но потом начинаю считать заново. Мысли лихорадочно путаются, перескакивают с пятого на десятое, и мне хочется как никогда быстрее добраться до бара и самым бессовестным образом напиться вдрабадан. Как не делала этого никогда. Но ведь надо же когда-то начинать? Нет. Сказала бы мама, но они с отцом у друзей на празднике, а я уже на пути в бар. Хочется набраться впервые в жизни. По пути в машине я нервно покусываю губы, наверняка слизав всю помаду. Плевать. Я расплачиваюсь с таксистом, беру сумочку и выхожу на прохладный, освежающий уличный воздух. Ступаю на асфальт аккуратно, с опаской даже. Такие каблуки, с такой высотой тоже впервые, как и многое уже сегодня. И впервые за этот день я улыбаюсь, пускай и не широко, но искренне, по-настоящему, без фальши и попытки доказать, что у меня всё окей. Подруга, лучшая подруга, которая знает всё обо мне, как и я о ней, спешит мне навстречу, преждевременно широко распахивая объятия с радостной улыбкой на губах. Её тёплые руки обнимают меня, притягивают к себе. Тихо, не удержавшись, вздыхаю. — Ты как? — еле слышно шепчет, отстраняясь, Вика, заглядывая мне в глаза. — Уже хорошо, — с улыбкой отзываюсь и сама тяну её за руку. Первые капли дождя несмело падают на асфальт. Одна, вторая, и мы, смеясь, быстро (ну как быстро — это относительно, на таких каблуках-то), спешим внутрь. А внутри… Меня накрывает, окатывает волной громкой музыки, множества людей, запаха сигарет. Подруга ведёт меня за собою и я покорно ступаю следом, огибая уже полупьяные, поднабравшиеся тела. Идём не к столику, а прямо к барной стойке. Выбор огромный, и я поначалу теряюсь от такого богатого выбора алкогольных напитков самых разных видов и ценовой категории. Я взбираюсь на высокий стул, мимоходом поправляю задравшееся платье, скрывая чулки. Люблю их. И он… Любил… Я одёргиваю платье, поднимаю глаза и тут же замечаю откровенно изучающий взгляд парня с другого конца стола. Взгляд задерживается несколько секунд на моих ногах и скользит неспешно выше. Я быстро отворачиваюсь, показательно игнорируя его, но всё же продолжаю чувствовать его взгляд на себе. Плевать. Пусть смотрит. — Что будете заказывать? — я быстро поднимаю голову и натыкаюсь на внимательные ярко-синие глаза и лёгкую улыбку. — Водку, — подруга, сидящая рядом и флиртующая с парнем, наконец, отрывается от него и смотрит на меня с безграничным удивлением на лице. В её глазах его столько, что, наверное, хватит на пару жизней вперёд, не иначе. Бармен смотрит на подругу, потом с ещё большей улыбкой переводит взгляд на меня, уточняет: — Водку? — Да, — коротко киваю, закусив губу. — Никусь… Может не надо так сгоряча? Давай по чуть-чуть, а? — жалобно тянет подруга, и я смотрю на неё недовольно, поджав губы. Она замечает мой взгляд, тихонько вздыхает и предпочитает промолчать, чему я несказанно благодарна. Не хочу, не хочу нравоучений. Я уже взрослая девочка. — Водку, — беру предложенную стопку и махом выпиваю. Закрываю глаза, утыкаясь носом в ладонь. Жжёт в горле, печёт, и будто раскаленным железом прошлись по пищеводу. Крепкая. То, что сейчас нужно. — Ещё, — уже громче зову я отошедшего к другому гостю, бармена. Краем глаза снова отмечаю недовольную мину на лице Вики. Не сейчас, дорогая. Сейчас я хочу напиться, что с успехом уже и начинаю претворять в жизнь. — Водки? — Да. Выпив вторую, снова залпом, я на несколько секунд закрываю глаза, открываю и понимаю, что эта стопка была не последней. — Никусь? Что-то случилось? — голос подруги пробивается в мой мозг запоздало, громко, но я не отвечаю, продолжаю по-мазохистски смотреть на входную дверь, не сводя глаз. — Ник, может тогда пойдём отсюда? Давай, а? — я медленно-медленно поворачиваю голову в сторону подруги и только молча качаю головой, также медленно-медленно. Сука! Сука! Сука! Блять. Я сцепляю зубы и с шумом втягиваю в себя воздух, цепляясь пальцами за барную стойку. И прикрываю глаза. Веня. Вениамин. Венечка. Там. Со своей, как ни в чём не бывало. Я так настойчиво пыталась скрыться от него, от своих воспоминаний о нём, что в итоге оказалась рядом с ним чуть ли не нос к носу. Но я очень и очень надеюсь, что этого не произойдёт. Ещё чего. Но. Я первая сюда пришла и первая сбегать не собираюсь. Не сейчас. Не сегодня. С сегодняшнего дня больше никогда. Не дождется, сукин сын. Открываю глаза и улыбаюсь довольно. Хватит с меня. А он смотрит прямо на меня, смотрит, пока идёт под руку со своей пассией к барной стойке, смотрит, изучает. Но не улыбается. А я улыбаюсь. И плевать я на него хотела. Да. Определённо. — Мне, — бармен оказывается рядом, и девица начинает диктовать заказ, но я её громко перебиваю: — Ещё водки. — Может хватит? — от вопроса нерешительно застываю и смотрю с удивлением на бармена. — Может что-то полегче? — Не стоит, — получилось грубо, но извиняться я не намерена. Не за что. Я хочу напиться и точка. И чем быстрее, тем лучше. Вроде бы. — Водки. Снова стопка. Снова вдох, выдох после и очередные изумлённые глаза, но теперь уже не только подруги. Растём. — Ник, мы можем поговорить? — вот уж чего не ожидала. Я как-то говорила, что удивления подруги хватит на две жизни? Забудьте, тут на минимум пять. Алкоголь уже ударил в голову, и, видимо, только поэтому я согласилась, иначе не могу объяснить свой безрассудный и дурацкий поступок. Я встаю со стула и тут же слегка покачиваюсь на каблуках, и быстро, стремительно отстраняюсь от не родных уже рук, которые хотели меня придержать. — Ник… — доносится мне в спину. Эх Вика, Вика, я сама не знаю, что творю, но поговорить нам определённо нужно. Определённо уже давно. Пускай тогда сейчас. — Ты идёшь? — я оборачиваюсь на теперь уже бывшего два с половиной месяца назад парня и целеустремленно иду вперёд. Больше не оборачиваюсь. — Это же женский туалет, — голос его, негромко звучит над ухом, я вздрагиваю и поворачиваюсь, нацепляю на губы насмешливую улыбку: — И? Тебя что-то смущает? Ты хотел поговорить, так поговорим. В чём тогда проблема? — я усмехаюсь, но взгляд всё же непроизвольно проходится по его фигуре оценивающе и поднимается вверх к губам, на несколько секунд дольше задерживаясь. — Так о чём ты хотел поговорить? — я облокачиваюсь попой о раковину, скрещиваю руки на груди, смотрю на него пристально, настойчиво, стараясь не обращать внимания как сердце бешено колотится при этом. — Надь, в смысле, Ник. — Надь? Ты, блять, совсем рехнулся! — я не выдерживаю и сразу перехожу на крик. Вот и поговорили. Спокойно. Хорошо, что в туалете на удивление тихо и никого нет. — Ты, блять, встречался со мной десять лет и не можешь запомнить моё имя? — Не начинай, — со вздохом, — оговорился, бывает. Не нужно истерик. Мы уже не вместе. — Вот именно, — быстро выпаливаю, избегая при этом смотреть ему в глаза. — Так о чём ты хотел поговорить? — тихо спрашиваю, не поднимая взгляда, только против воли нервно комкаю пальцами подол платья. — Я хочу извиниться. — Извиниться? — я в изумлении смотрю на него, широко раскрывая глаза. — Да, — подтверждает, отводя глаза в сторону, — мы всё-таки десять лет вместе были, ещё со школы. — Всё-таки, — тихо бормочу себе под нос, — всё-таки, — снова повторяю уже жестче и громче. — Для тебя это всё-таки десять, блять, лет отношений? Какая же ты сука всё-таки, Веня, — я выплёвываю предпоследнее слово, делая ударение на нём и быстро выхожу, громко хлопнув дверью напоследок. Всё-таки. Всё-таки, блять! Я не помню, как я оказываюсь у стола, не помню сочувственные расспросы подруги, не помню, как вливала в себя очередную порцию водки. Помню, что очнулась уже на улице, стоя под утихающим дождём. Стояла не помню сколько, с закрытыми глазами, чувствуя, как промокает платье, и не чувствуя слёз на щеках. Горячие пальцы заставляют очнуться и открыть глаза, горячие пальцы заставляют почувствовать дрожь, прокатившуюся по телу, горячие пальцы заставляют почувствовать и смолкнуть рыданиям, наконец. Тихим, но горьким, с самой глубины души, таким после которых и душа может сгореть и пол мира рухнуть. Но хрен там. Врагу не сдаётся наш гордый Варяг, так там? А в моём случае — бывшему. Из-за широкого плеча бармена, чьи пальцы заставили меня встрепенуться, выглядывает обеспокоенное лицо моей подруги; я ей вяло улыбаюсь. Уверена, моё лицо и взгляд всё за меня говорит, а доказывать обратное не стоит. Хотя бы перед подругой, знающей все секреты. — Пойдём, — бармен просто подхватывает меня под локоток, осторожно, бережно и ведёт внутрь, с другой стороны рядом пристраивается подруга, не говоря лишних слов. Они не нужны. Не сейчас. Сейчас из-за утешений стало бы ещё хуже, я почему-то уверена в этом как никогда. — А тебя не уволят, что покинул рабочее место? — уже у порога останавливаюсь и спрашиваю. Голос получается хриплым и негромким, но он слышит. Улыбается. Отвечает: — Нет, напарник подменит, — пауза и вкрадчивое, — волнуешься, что уволят? Не переживай, — тёплая улыбка и взгляд глаза в глаза. — Ещё чего, — фыркаю смущённо, отводя глаза на мгновение. Тихий смешок от него, и мы заходим в помещение. Я придерживаю подругу за локоть и, когда она останавливается, с улыбкой лёгкой говорю: — Можешь идти, за меня не волнуйся. — Но, Ник, — несмело возражает, но и не так, чтобы горячо и настойчиво, я по глазам вижу. — Да брось, — как можно беспечнее отмахиваюсь, — я же вижу, как ты на него смотришь и как он на тебя. И не уходишь только из-за меня. Иди. Я справлюсь. — Никуль, — продолжает по инерции, но я всё вижу, понимаю, что всё правильно сделала, и она мне благодарна за такое вот моё решение. Но крепкая дружба и совесть мешают ей это признать. — Иди. Тем более, — хитрый и многозначительный взгляд в сторону бармена, — я, кажется, нашла себе хорошее обезболивающее на ночь, а возможно и не только. Ещё одна моя улыбка, и именно в этот момент мы встречаемся глазами. Я смотрю и непроизвольно облизываю губы. Замечаю, что его взгляд опускается туда же, следя за моим языком, и сглатываю внезапно подступивший ком в горле. Выдыхаю. Кажется, я определенно не соврала подруге, и у меня появилась хорошая компания на ночь. Точнее, на её продолжение. Никогда так не делала с первым встречным. Тем более, я даже не посмотрела его имя. Но сегодня ночь откровений. И почему бы и да? — Иди-иди, — подталкиваю с более уверенной, лучезарной улыбкой на губах, — мы справимся, или хочешь быть третьей? — Я лукаво приподнимаю брови и соблазнительно прикусываю нижнюю губу. — Да иди ты, — она смущённо стукает меня кулаком по плечу, обнимает крепко и шепчет на ухо, — будь осторожна, — чмокает меня в щеку, — я тебе позвоню, — и оставляет меня одну. — Ну да, ну да, — скептически шепчу я, замечая, как его рука собственнически обнимает её за талию и они удаляются. Ну вот, осталась я одна с бывшим, его подругой, барменом и водкой. Ах да. — Бармен, водки, — я вновь взгромождаюсь на высокий барный стул. Другой незнакомый бармен. Ах да, он же говорил. Передо мной вырастает стопка, но я не успеваю её взять. На плечи ложится ткань, и чужие пальцы ловко ухватывают у меня из-под носа рюмку. — Эй! — я возмущённо оборачиваюсь и притворно недовольно надуваю губы, — что за произвол, а, господин бармен? — Ника, да? — я утвердительно киваю, — может и вправду тебе на сегодня хватит? И, чтобы согреться, могу предложить горячий чай с лимоном, — он остаётся стоять, но придвигается ближе. — Согреться? — я непонимающе смотрю на него, хлопая ресницами. Напиться правильный ответ. Зачем согреться? — Ну да, — теперь он в ответ смотрит на меня с лёгким недопониманием в глазах, — ты ж под дождём была, промокла. Тебе надо согреться. Ведь так? Вот я и говорю, что можно другим способом. — Ах да, — я смеюсь громко и отвечаю на его вопросительный взгляд, — вот почему те парни на меня так косились. Я и забыла, — уже тише заканчиваю, с грустью. — Забыла? — Забыла. Не об этом думала, — с печалью подтверждаю. — Понимаю, — его тихое и моё благодарное. Пауза. Снова глаза в глаза. А они у него и вправду красивые. Да и он сам вполне ничего. Мои глаза медленно скользят вниз, изучая, подмечая ранее незамеченные детали: вот и чёрная короткая футболка, из-под которой видно крепкие накачанные руки с выступающими венами, и татуировками на них же с небольшими чёрными незамысловатыми узорами, тёмно-синие джинсы, крепко обтягивающие ноги и белоснежно-белые кроссовки. Взгляд снова стремится наверх, и теперь уже глаза изучают лицо: квадратное немного, но с острыми резкими скулами, тонким носом, широкими бровями дугой, родинками над губой и самими губами: не пухлыми, но выразительными и наверняка мягкими на вкус. Наверняка. — Пошли, переоденешься может? Я вновь облизываю губы, но киваю в ответ на его вопрос. Мы молча идём. Он впереди, я чуть сзади, разглядывая широкую спину и да, плотно обтянутую джинсами крепкую задницу. Ох. Я засматриваюсь и не сразу замечаю, что мы останавливаемся у служебной двери и я, по инерции, врезаюсь носом в его спину. Слышу тихий смех. Приятный. — Извини, — шепчу. — Ничего, проходи, — он гостеприимно распахивает дверь, включает свет и приглашает меня внутрь. Я вхожу, закрывая дверь за собой. — Это наше служебное помещение, — объясняет он и так очевидную вещь, — держи, — он протягивает мне чёрную футболку. Наши пальцы соприкасаются. И чёрт возьми, у меня табун мурашек по коже от этого простого прикосновения. — Можешь пока надеть это, а мне дай своё платье, я высушу и отдам тебе. А ты пока посиди здесь, — он говорит, а я вроде-бы и слышу, но чёрт возьми, какая у него красивая улыбка и глаза, и… Чёрт возьми, Ника, возьми себя в руки. Подруге ты можешь говорить что угодно, но решиться на подобное — это ещё вопрос. Но пока всё идёт к тому, чтобы однозначно ответить — да. — Ник? — А? — я отмираю и смотрю на него из-под полуопущенных ресниц. — Ты согласна? — снова улыбка, снова тихий, но необидный смешок. — А да, иди, — спохватываюсь, поправляя прядь волос за ухо. — Платье, — всё-таки смеётся тихонько. — Ты переодевайся, я выйду, — не переставая тихонько смеяться, выходит. А я остаюсь стоять с его, наверняка, футболкой в руках и смущённо кусать губу. Отмираю, спохватываюсь. И начинаю стягивать платье, благо оно без молнии и помощь не потребуется. — Ник, я, — я застываю с уже снятым платьем, только в нижнем бельё и чулках. Медленно отчего-то и будто заторможенно поворачиваюсь на его голос. Кстати, красивый голос. Это первое после глаз на что я обратила внимание: глубокий, чуть хрипловатый, от которого мурашки по всему телу. — Так что ты хотел? — он смотрит на меня, я вижу, читаю, в его глазах неподдельный восторг, по мере того как его взгляд продвигается ниже и, чёрт возьми, мне это нравится. На меня даже бывший так не смотрел в последнее время. А тут такое в первый же день. Надо брать. — Я… — у него и без того хрипловатый голос, а тут… ещё больше. О, Боже. И пауза. — Бармен, а у вас есть обнимашки? — Боже, Ника, о чём ты? Я зажмуриваюсь на секунду и сжимаю губы. Но тут же быстро распахиваю глаза, как слышу: — Конечно, иди сюда, моя пьяненькая, — он улыбается, но стоит на месте. И я решаюсь. Делаю шаг. Другой. Шепчу, опровергая, в общем, правду: — Я не пьяненькая, — и приподнимаюсь на носочки. И целую. Сама, первая. Боже, Ника, что ты творишь? Но мне отвечают почти сразу, крепко прижимая к себе, телом к телу, соприкасаясь. Я хватаюсь за его плечо одной рукой, а другой запускаю пальцы в волосы на затылке. А губы у него, да, мягкие. И какие нетерпеливые, жадные, сминают мои. Кусают, покусывают, играют с моим языком. Требовательные, напористые, и мне нравится. Я поддаюсь и ныряю в этот омут с головой. Отдаюсь вся, теперь уже окончательно забывая о постороннем. О том далёком, что два с половиной месяца назад стал не мой. Я отрываюсь от его губ и утыкаюсь носом ему в плечо, он обнимает меня, рвано дышит в макушку и крепко прижимает мое тело к себе. И мне так хорошо. Невероятно. А что если?.. И я, не давая себе больше времени на раздумья, опускаю руки на низ его футболки и приподнимаю, тяну вверх, смотря в его глаза и ожидая разрешения. Он улыбается, послушно поднимает руки вверх, и я откидываю уже ненужную вещь в сторону. Ого, это большее, что я ожидала увидеть. Шикарный пресс. Шикарное тело. Шикарный он, чёрт возьми. Я улыбаюсь. Определённо хорошее обезболивающее я выбрала и не ошиблась. Определённо не ожидала, что столь странный вечер закончится так. Я легонько, кончиками пальцев провожу по гладким мышцам груди, уже более осторожно провожу по прессу и одёргиваю руку у самого края джинсов. Смотрю в его потемневшие, помутневшие глаза, цепляюсь пальцами за пуговицу, вытаскиваю её с петли и сама отпускаю его джинсы к ногам. Он шумно выдыхает и проворно стягивает за задник кроссовки, джинсы летят в кучу. Я закусываю губу. И завожу руки назад. Красный, ярко-алый лифчик падает к моим ногам ненужной тряпицей. На губах предвкушающая, томная улыбка, внутри всё дрожит и сжимается, и не знаю то ли от страха, то ли от возбуждения, что накатывает и стягивается в огромный, просто громаднейший узел внутри живота. — Блять, Ника… — выдыхает через бесконечные секунды, и его реакция не заставляет себя ждать: губы грубо впиваются в мои, а руки… Руки тоже отнюдь не нежно сжимают в ладонях мои груди. Поцелуй прерывается быстро, на что я жалобно стону и крепко стискиваю ногтями его плечи. Усмехается. В глазах пляшут самые настоящие бесята, и сам он весь такой. Ух. Сама себе завидую. Губы сменяются пальцами одной руки и накрывают сосок, лижет коротко языком, и я с ещё большим шумом выдыхаю, едва сдерживаюсь от стона. Легонько прикусывает, и я вскрикиваю, царапаю ногтями его спину и не свожу взгляда с него. А он творит безумные, крышесносные вещи: посасывает сначала один сосок, потом другой, накрывает ладонями, массирует, сминает, сжимает легонько, всё-таки вырвав тихий стон с моих губ. Улыбается довольно, и плутовская улыбка словно прилипает к его губам. Дьявольская. И безумно притягательная. Он смотрит мне в глаза и дорожкой мелких, коротких, но влажных, с языком, поцелуев прокладывает себе тропу вниз. Толкает несильно назад и я утыкаюсь спиной о шкаф. Целует прямо над резинкой трусов и без церемоний стягивает их вниз, и я не успеваю охнуть, как его язык проходится по клитору, посасывает, одной рукой поглаживая меня за бок, а другую опускает вниз, помогая языку, губам. И я бесстыдно стону, уже не сдерживаясь, когда он сильнее сдавливает, и разочарованно охаю, когда чувствую, что он отстраняется. Всего на мгновение. Потому что в следующее… Он быстро поднимается на ноги, коротко, но крепко целует меня в губы и кладёт одну мою руку на свой возбуждённый член. Прикрывает глаза, с шумом втягивая носом воздух, когда я несильно сжимаю его поверх ткани. Смотрю на него, быстро целую в уголок губ и прижимаюсь грудью, трусь возбуждёнными сосками о его грудь. Мгновение и я оказываюсь прижата снова к шкафу. Он торопливо стягивает с себя боксёры, оголяя внушительных размеров орган. Приподнимает за бедра, и я послушно обхватываю его ногами за бока, вцепляюсь пальцами в плечи и смотрю ему в глаза. Как и он в мои. Не сводя взгляда, проводит членом по половым губам возле входа, пару раз вокруг. На моём лице, наверняка, появляется недовольная гримаса, потому что он хрипловато смеётся и со стоном входит в меня полностью. На всю длину. Заполняя меня всю и без остатка. Такой горячий, до предела возбуждённый и мой?.. Хотя бы на эту ночь. Я начинаю первая двигать бёдрами ему навстречу. Раз. Другой. И он подключается. Мы двигаемся размеренно, плавно, пока я не впиваюсь в его губы в жёстком поцелуе и не прикусываю нижнюю губу до крови. И он срывается. Бешеный темп. Рваные вдохи, выдохи. Мои, его. Наши. Громкие шлепки наших тел друг о друга. И безграничное понимание в движениях, полное слияние. В особенно острый момент, когда я уже на пике, он резко выходит, чтобы после войти на всю длину. И так несколько раз пока я не кончаю, взрываюсь у него в руках, яркими всполохами перед глазами застываю и слабеющим телом. И он следом, с громким полурыком-полустоном кончает, перед этим успев выйти. Опускает мои ноги на пол и утыкается носом мне в плечо. Тяжело дышит. Как и я. — Меня, кстати, зовут Егор. — Улыбается. — Ника. Приятно познакомиться. Я смеюсь от абсурдности ситуации и обнимаю его крепко-крепко. Отличное, просто крышесносное обезболивающее, с которым расставаться уже не собираюсь. А он… Не знаю. Не захочет — заставим. Я счастливо улыбаюсь и понимаю, что всё-таки жизнь прекрасна, а нет — бармен вам в помощь. Мне вот помогло. И вам поможет, я в этом уверена. P.S. Только ищите себе своего. Этот уже мой.