Нам ниспослана хорошая погода

      Солнечные лучи, отвесно пронзившие тучу, снизу похожи на соляные столпы. Стекло, протертое до бельма, их рассеивает; они видны только в узкую проточину свежего воздуха - в приоткрытую створку окна. Створка не откидная, а раздвижная, с жестким фиксатором. Кошачья, как говорили раньше. Чтобы домашний питомец не удушился ненароком, пытаясь выбраться наружу. Откуда я это знаю? Я никогда не пыталась удушиться, сунув голову между створкой и рамой. У меня никогда не было кошки.       Но кошка есть - там, между соляными столпами, бродит по мокрой от росного пота лужайке. Утром выпал дождь, но ныне нам ниспослана погода. Просто погода: "хорошая" - излишек. Все хорошо, ибо все в воле Господа. Плохого не существует, плохое отрицается: не-погода, не-счастье, не-бытие.       Не-женщина. Не-чадо.       Чтобы истребить скверну, достаточно слова. В начале было слово, и слово было у Бога, и слово было Бог. Не поминай Бога своего всуе. Не злоупотребляй словом. Нам ниспослана погода. Слово - не роскошь, но таинство. Писание - таинство таинств. Раньше мы не ценили ни того, ни другого, и вот - из посвященных мистов разжалованы в бессильные мистики. Профетизм профанации. Запрет евхаристии под обоими видами. Как-никак, мы живем в библейские времена.       Вы живете в библейские времена, говорили нам железные девы в центре телицы и овечки, а вернее бы - страха и тени. Имя есть знак. Да святится имя твое - Омен. Вы спасены, но не все из вас спасутся. Вы избавлены, но и Жены могут быть избавлены - от вас. Вы Служанки. Примите крещение кровью - багряный душ платья, белый пар чепца. Кровь всегда алая, всегда жаркая - чудо. Разве что в июне, июле и августе она свертывается, чернеет по вороту и под мышками. В июне, июле и августе - или в Джун, Джулии и Огасте. Бывает и такое.       Кошка рыжая, но нагулянные бока - в темных поперечных пестринах: проекция ребер. Хвост воздет запрещающим жестом регулировщика. Побродив немного, она ложится на гравийной дорожке полосатым пешеходным переходом. Если возникнет нужда, ее действительно перейдут, перешагнут, никто не посмеет наступить. Кошек вернули: крысы, чуя человеческую войну, отвечают на нее террором демографических взрывов. Людям этого террора не одолеть.       Кошки лучше стрихнина, который уже возникла нужда прятать, к которому устойчивы только крысы. Вместе с кошками мы возвращаемся в землю предков.       Мы возвращаемся в землю.       Рана, пробитая лучистыми копьями в брюхе тучного змея, ширится, но дождем больше не гноится. Солнце ее прижигает. Минул день, и мы поразили мятежника. Но сколько ни отвечай "хвала", во рту сладко не станет.       Я не должна думать: соляные столпы, или пешеходный переход, или дракон с выпущенным ливером ливня. Нельзя, обеднев, красть слова Господа. Я должна думать: тепло, и мышелов, и непогода, я должна спастись.       Я должна с радостью принимать свое служение.       Солнце. Рыжая шерсть. Громы и молнии. Стена плача с мясницкими крючьями и нечистой убоиной. Прикосновение домотканой холстины к коже. Живая мякоть под пальцами, резиново тянущаяся при первом рывке, разъезжающаяся волокнистой кашей - при втором. Благословение и возмездие. Воздаяние и запрет.       Посмотрите на полевые лилии, как они растут: ни трудятся, ни прядут, ни мажут лица и рук молоком, или медом, или маргарином, или клубникой вместо крема. Но говорю вам: и Командор во славе своей не одевался так, как всякая из них у Иезавели.       Так ли важно, что выбивает из уст рвоту, с древним восторгом теснит прочь здоровые зубы - приклад Хранителя, или третья подряд беременность, или лучевая болезнь в Колониях?       Так ли важно, отчего умирает мужчина - из-за насилия над женским телом или из-за насилия над женским духом? Сегодня мой день, уверяет он, сегодня ты спасешься - а потом клыки и когти терзают его до свистка, тупые человеческие клыки оставляют нечеловечески развороченные воронки, безобидно обрезанные ноготочки втирают вовнутрь подхваченный из-под ног столбняк. Причастика. Ядите: сие есть плоть моя. Пейте: сие есть кровь моя. Берите майонез.       Нитакой, как говорили раньше.       Козел отпущения. Пария.       Я не хочу видеть ни вонзенных копий, ни жестов регулировщика, ни образов в облаках. Я Служанка - все люди должны служить.       Я думаю: свет, и тенистые полоски, и вязальные спицы Жены. Стрихнин нужно прятать, но спицы никто пока не считает опасными - и спицы никто не считает. Их нельзя проглотить, чтобы спина на Молитвонадах была прямая; мы, даже когда не в фокусе, все-таки не фокусницы.       Лето, и лапка с мясницкими крючьями в горсти, и острие. Если же правый глаз твой соблазняет тебя - вынь его и брось. Но что делать, если правый мой глаз соблазняет вынуть его? Что делать, если правый мой глаз залил полкомнаты ужасом и страданием?       Стальное жало ужимает обзор, уплощает точку зрения; ломает хрупкое сопротивление кости и входит в святая святых, в ковчежец, где уже не бывает боли. Неглубоко, совсем неглубоко - незачем ступать за алтарь или спускаться в крипту. Пусть оно остановится на пороге смиренным прихожанином, пусть на кончике своего меча принесет вместо Ангелов мир.       Острие вдвигается заглазно, пустеет изнутри, сквозь свою полую сердцевину вытягивает вовне слизь и слезы, святого Георгия и правила дорожного перемещения. Впивается, впивая - упиваясь вместо меня.       И я с радостью его принимаю.