***
К вечеру дождь прекратился, но тучи так не развеялись, не видно было даже отблесков восходящей луны, какие уж там звёзды. Вайолет сидела напротив открытого окна, скрестив ноги. Казавшийся исхудалым подбородок опирался на тонкую руку. Чувство, будто мозг напичкали сплавом осмия и иридия. Будь всё как раньше, она бы просто легла спать, вот только сон ей теперь был не так уж и необходим. Безмолвный, бесцветный вакуум. – Хотела посмотреть на звёзды? – тихий, несколько робкий голос громом прозвенел в уставших от беспросветной тишины ушах. Вайолет, как ужаленная, подскочила на месте, машинально отступая назад. В паре метров от неё стоял он. Человек, которого она не видела уже три года и мечтала никогда больше не видеть. Светлые ниспадающие пряди закрывали весь лоб, доставая до бровей. Когда-то девушке нравилась именно эта причёска. Хармон впервые увидела её после того, как Тейт показал ей её собственное тело, и она осознала, что умерла. Тогда ей казалось, что несмотря на все его преступления и странности, этот человек дорог ей, как никто другой. – Что ты здесь делаешь? – сквозь зубы проскрежетала Вайолет, чеканя каждое слово. – Когда моя мать рассказала о сегодняшнем звездопаде, ты очень обрадовалась, – осторожно начал парень, переминаясь с ноги на ногу, – я знаю, я видел, – заверил он, – но, видимо, природа почему-то против... Думаю, ты расстроена. – Это не твоё дело, – грубо отрезала Вайолет, – тебя здесь вообще быть не должно. Услышанное заставило Лэнгдона скривиться, пусть он и был готов к подобному. – Я просто не хочу, чтобы ты грустила. – Мне грустно лишь от твоего присутствия. В голосе девушки послышались отголоски давно скопившейся, клокочущей внутри ненависти. Парень, было, хотел что-то сказать, но его опередили, стоило ему приоткрыть рот. – Убирайся. – Руки девушки сжались в кулаки. Она больше напоминала натянутую до предела струну. – Вайолет, я… – Убирайся, Тейт! – рявкнула Хармон, делая несколько порывистых шагов вперёд, сама того не замечая, и замахиваясь для удара. В глазах блондина сверкнул недобрый огонёк. – Я ждал три года! – бесцеремонно перехватывая руку девушки, возопил парень. – Три грёбаных года я держался, чтобы ни разу не показаться тебе! Три года я не слышал от тебя ни слова! Вайолет чувствовала, как рука блондина больно сжимала её запястье. Если бы она не была ходячим трупом, однозначно бы остался синяк. Девушка попыталась вырваться, но ей не позволили. – Отвали, больной ты ублюдок! – Я люблю тебя! Слышишь, люблю! – пытаясь привлечь девушку к себе, кричал парень. Вайолет не слышала ни единого его слова. Шум крови в ушах снова заполонил сознание. – Ты навсегда останешься молодой и красивой, проведёшь вечность со своей ненаглядной семейкой, лживым отцом и распрекрасной матерью! Чего тебе ещё нужно?! – выпалил блондин в лицо девушке. На секунду Вайолет почувствовала, как останавливается давно не бьющее сердце. Почувствовала, как лёгкие сдавливает спазмом, а реальность остаётся где-то далеко. – Ты убил мою мать… – одними губами прошептала девушка. Лэнгдон продолжал что-то выкрикивать, но мысли Хармон были заняты совсем другим. Она не могла сказать, что её жизнь была раем до переезда в этот трижды проклятый дом, но это была жизнь. Нормальная жизнь, которой люди зачастую не дорожат, мечтая о бесконечных приключениях на пятую точку. Жизнь, которую заслуживает, пожалуй, каждый. У неё была жизнь, а затем её отняли. У неё была душа. Настоящая человеческая душа, способная сострадать и любить. Он уничтожил её. Вырвал из груди и растоптал, как кусок чего-то мерзкого, неприемлемого. Это из-за него она разучилась чувствовать. Из-за него разучилась быть собой. Это он сделал её бездушной. Сделал такой же, как и он сам. Сделал её монстром. – Ты убил мою маму! – В свободной руке девушки что-то блеснуло, и в следующую секунду она по самую рукоять вонзила небольшой складной ножик в грудь удерживавшего её парня. – Ты хотел убить моего отца! – снова замахиваясь, вскричала Вайолет. – Ты убил меня! Девушка с силой толкнула Тейта к ближайшей стене, заставляя его удариться головой о раму висящей над комодом картины. Крупные, как капли утреннего дождя, слёзы градом стекали по припухшему лицу Вайолет. Будто зачарованная выполнять одно и то же действие, рука девушки продолжала снова и снова вонзать нож в окровавленную грудь уже немного обмякшего Лэнгдона. Тейт чувствовал, как сознание начинает покидать его, а тело слабеть. – Всё это из-за тебя! Это всё ты! Ты! Он не ощущал боли от непрекращающихся ударов ножом. Намного больнее было видеть перед собой её. Её, трясущуюся от рыданий и ярости, её, растрёпанную и взмокшую, её, в сотый раз вонзающую лезвие в его тело. Её, так сильно ненавидящую его.У неё была душа
27 мая 2018 г. в 17:48
Крупные капли, будто озверев, барабанили по крыше старинного дома. Низкое, угнетённое мраком свинцово-серых туч небо хмуро взирало на полупустынные улицы Лос-Анджелеса.
Громкий, практически рваный вздох Вайолет, облаком бархатного отчаяния пронёсся по пустынной гостиной. По поверхности до блеска отполированных Мойрой окон беспрерывным потоком стекали прозрачные струйки. Если хорошенько присмотреться к отражению в них, можно подумать, будто это слёзы стоящей напротив девушки.
И почему именно сегодня?
За три грёбаных года это был единственный день, который мог стать особенным, не таким, как все предыдущие, отличающимся от армии других, как эти капли, похожих друг на друга дней.
В глубине души она почти заставила себя поверить, что это событие станет своего рода рубежом. Точкой в ставшей бесконечной, с относительно недавнего времени, линии её жизни, которая будет началом чего-то нового, позволит сделать новый глоток, стимул для того, чтобы стараться двигаться дальше.
Она по тысяче раз переслушивала лучшие альбомы любимых исполнителей, несколько раз перечитывала все имеющиеся в доме книги, которые ей удавалось найти при очередном осмотре чердака. Ей нравилось перелистывать их потрёпанные временем страницы, чувствовать их шероховатость, слегка раздражающий нос запах.
В какой-то момент она и сама начала писать небольшие рассказы обо всем, что чувствует, что видит и чем живёт. Больше всего её привлекало описание бури эмоций, которые бушуют внутри каждого. Девушка не могла сказать, что без памяти влюблена во всех людей на планете. Она, скорее, наоборот презирала большую часть человечества, но при этом испытывала непреодолимый интерес к тому, на что способна человеческая душа.
Иногда Хармон была даже рада тому, что имеет то бесценное, чего нет у многих других.
У неё было время.
Необъятное количество времени, которое она могла потратить на бесконечные раздумья, общение с семьёй, написание всё тех же книг, однако… Читать эти книги было некому.
Первое время тишина, царившая в доме большую часть времени, импонировала ей. Шум толпы никогда не занимал особенное место в её сознании. Но со временем даже воздушная, практически осязаемая тишина начала давить, сжимать свои невидимые пальцы на шее, постепенно перекрывая доступ воздуха.
Нужен ли мертвецу воздух?
Сложно сказать, но ей казалось, что нужен. Необходим.
В какой-то момент она уже была готова закрыть глаза и кануть в небытие, но держалась лишь потому, что знала о том, что другого выхода у неё нет.
Месяц назад она, пребывая в обыденном уже состоянии немого безразличия, не глядя вонзила массивный кухонный нож себе в живот, но, не почувствовав абсолютно ничего, выдернула лезвие и резким движением снова воткнула его в тёмную, зияющую в любимом свитере щель, из которой медленно сочилась багровая жижа.
Тогда в дверном проёме показалась несколько сгорбленная фигура горничной. В слегка поблёскивающих глазах женщины читался не упрёк за испачканный пол, а лишь голое, кричащее сочувствие. Она помнила, что чувствовала то первое время, когда осознание неизбежности происходящего накрывало с головой, не давая возможности мыслить.
И вот, пару дней назад в их отдельный, маленький и полностью обезумевший мир по старой дружбе забрела Констанс. Девушка слышала, как женщина, наморщив от удовольствия свой кругленький носик, с гордостью и трепетом рассказывала Вивьен что-то о маленьком выродке, который убил её при родах. Лишь после долгой и нудной болтовни Лэнгдон мельком упомянула о предстоящем звездопаде, который ожидали в этот четверг. По словам женщины, зрелище обещало быть поистине невероятным.
Хармон никогда не видела звездопада.
В тот момент где-то в глубине души загорелся крохотный, еле заметный огонёк. Огонёк, который она старательно пыталась раздуть в бушующее пламя.
– Чёрт, – зло прошипела Вайолет, впиваясь ногтями в ладони, – чёрт!
Плечи девушки тряслись. Она с силой пнула низенький кофейный столик. Массивный предмет интерьера, выполненный из отборного сорта дерева, со скрипом отъехал в сторону.
Она не знала, откуда в ней столько ярости. Не понимала, почему вдруг начинает свирепеть на глазах, переставая обращать внимание на происходящее вокруг.
Шум дождя медленно уходил на второй план, сменяясь оглушающим грохотом мыслей.
Вайолет не отдавала себе отчёта в том, что делает, ноги сами несли её ко входной двери. Звякнув замком, она пулей вылетела на улицу, подставляя лицо ледяным каплям.
Она хотела очнуться. Старалась почувствовать хоть что-нибудь. Ощутить, как пробегает по телу холодная дрожь, как спина начинает ныть и покалывают кончики пальцев.
Промокшая насквозь одежда тяжёлым грузом повисла на теле. На улице, судя по порядком озябшему, согнувшемуся в три погибели прохожему, было отнюдь не жарко, но, как ни пыталась, Хармон смогла почувствовать лишь то, как наступившее на каких-то пару минут раздражение сменяется пустым безразличием.